Эмфирио

Ночь не кончалась. По-видимому, сутки на Маастрихте были значительно протяженнее, чем на Хальме. Ильсет и Фантон молча сидели, скорчившись и вцепившись руками в ветки, на самом верху почти облетевшей кроны. Леди Сияна то и дела издавала тихий прерывистый звук, напоминавший раздраженное кудахтанье домашней птицы. Шанна поскуливала от страха. Воздух становился влажным и холодным, выпала роса. Мало-помалу леди Сияна и Шанна застыли в беззвучной неподвижности.

Наконец в восточной части неба появилась зеленая полоска. Простираясь вверх, она превратилась в цветущий веер розового румянца. В основании веера пробилась искра белого огня, появился край солнечного диска — Капелла всплыла над горизонтом.

Изможденные странники спустились с дерева. Озябший Гил снова развел костер, хотя огонь явно больше никого не радовал.

Мрачно позавтракав, пятеро оставшихся в живых продолжили путь на север. У Гила вызывал немалое замешательство тот факт, что потеря леди Гиацинты практически не отразилась на поведении лорда Ильсета. Другие исправители тоже не проявляли каких-либо признаков скорби или беспокойства. «Что за чудной народ! — дивился Гил. — Они вообще что-нибудь чувствуют? Или жизнь для них — что-то вроде игрушки, которую можно повертеть в руках и выбросить?» Прислушиваясь к разговорам лордов и леди, он заметил, что к ним вернулся — в какой-то степени — прежний апломб. Они продолжали вести себя так, будто Гил не существовал. Ильсет и Фантон снова жестикулировали, указывая друг другу на западные холмы, и даже начали потихоньку поворачивать в ту сторону. Гилу пришлось строго приказать им отказаться от этой идеи.

Ближе к полудню второго дня с юга налетели косматые черные тучи. Поднялся ветер. За свистящими порывами ветра последовал град, обрушивший на головы путников лавину крупных ледяных горошин, причинявших ощутимую боль. Гил никогда еще не переживал ничего подобного. Он защищался от града так, как это инстинктивно делают все люди — сложил руки на голове. К его удивлению, лорды и леди стали с криками бегать кругами и топтать градины, будто это были ужалившие их насекомые.

Град кончился так же внезапно, как начался. Уже через полчаса Капелла, расположившись в зените роскошно синего неба, медленно поджаривала дымящуюся паром степь. Но лордов и леди веселые выходки погоды ничуть не развлекали — напротив, ими овладели уныние, черная тоска, обидчивое раздражение. Их чудесные широкополые шляпы обмякли, туфли порвались, сверкающие филигранным шитьем костюмы и платья потускнели и покрылись пятнами. Только Шанна — надо полагать, ввиду своей молодости — не жаловалась и не обменивалась с другими вздорными сварливыми замечаниями. Видимо, именно поэтому она чуть отстала от родителей и пошла рядом с Гилом, замыкавшим шествие. Впервые с тех пор, как пираты захватили звездолет, между ними завязался разговор. Гил не сразу понял — и еще долго не мог поверить — что Шанна не узнала в нем молодого человека, с которым провела вечер в павильоне и на берегу реки. Более того, она, по-видимому, вообще запамятовала это похождение. Когда Гил ей напомнил, Шанна взглянула ему в лицо в неподдельным замешательстве: «Надо же, какое совпадение! Ты был на сельском балу, а теперь ты здесь!»

«Удивительное совпадение», — печально согласился Гил.

«Но как случилось, что ты стал преступником? Пиратом, похитителем! На балу ты показался мне таким невинным и доверчивым — если я правильно помню».

«Нет, память тебе не изменяет. Я изменился. Почему? Трудно объяснить — боюсь, ты не поймешь».

«В любом случае, какая разница? Мой отец донесет на тебя сразу же, как только свяжется с местными властями. Ты это понимаешь?»

«Вчера вечером он и лорд Ильсет обещали этого не делать!» — воскликнул Гил.

Шанна взглянула на него пустыми, непонимающими глазами. На некоторое время разговор прекратился.

Вскоре после полудня они приблизились, наконец, к замеченной накануне роще, где в поросшей сырым мхом ложбине действительно сочилась струйка воды. Ближе к вечеру они дошли до места впадения этого ручья в небольшую мелкую речку. Вдоль берега тянулась едва заметная тропа. Не прошло и часа, как она привела их в заброшенную деревню, состоявшую из дюжины покосившихся во все стороны изб, сложенных из посеревших от времени бревен. Гил предложил провести ночь в избе, показавшейся ему самой крепкой, и на этот раз у лордов не нашлось возражений. Внутри в этой избе — ее следовало бы скорее назвать сараем — щели между бревнами были плотно забиты обрывками старых газет, напечатанных незнакомыми Гилу буквами. Увидев такую массу механически размноженных печатных материалов, в первый момент Гил невольно ощутил леденящий испуг, хотя прекрасно понимал бессмысленность подобных опасений в чужой стране, на чужой планете. На стенах висели поблекшие иллюстрации и фотографии, изображавшие мужчин и женщин в странных нарядах, космические корабли, сооружения непонятного Гилу назначения. В частности, в углу на гвозде висела засиженная насекомыми карта Маастрихта. Гил потратил полчаса на ее изучение, но так и не смог извлечь из нее ничего полезного или вразумительного.

Капелла опускалась к горизонту в торжественном великолепии золота, желтизны, багрянца и киновари, разительно отличавшемся от печально-лиловых и буровато-пивных закатов на Хальме. Гил развел огонь в старом каменном очаге, что немедленно вызвало раздражение лордов.

«Зачем столько тепла, столько света, зачем все эти искры и языки пламени?» — пожаловалась леди Сияна.

«Надо полагать, он вознамерился готовить ужин», — отозвался лорд Ильсет.

«Создается впечатление, что неотесанный чурбан готов сам залезть в огонь и поджариться», — неприязненно заметил Фантон.

«Если бы прошлой ночью мы поддерживали огонь — и если бы леди Гиацинта последовала моему совету и взобралась на ветку повыше — скорее всего, сегодня она была бы еще жива», — терпеливо возразил Гил.

Его слова были встречены молчанием, хотя глаза лордов и леди нервно забегали. Мало-помалу они разбрелись по темным углам сарая и застыли, прижимаясь к стенам. Гила начинали пугать их необъяснимые повадки.

Ночью кто-то попытался открыть скрипучую дверь избы, запертую Гилом на засов. Гил приподнялся, нащупал рукой лучемет. Угли в очаге еще озаряли помещение красноватым сумеречным светом. Дверь снова затряслась, после чего Гил услышал снаружи шаги, показавшиеся ему человеческими. Гил быстро подошел к окну с той стороны, откуда раздавались звуки. На фоне звездного неба выделялся темный силуэт — голова и плечи человека или что-то похожее. Гил поднял кусок дерева и бросил его в голову ночного гостя. Глухой стук удара завершился басовитым восклицанием, после чего наступила тишина. Через некоторое время Гил снова услышал звуки у входной двери: сопение, поскребывание, тихий писк. Затем снова стало тихо.

Утром Гил осторожно подошел к двери, потихоньку отодвинул засов и, отойдя на шаг, приоткрыл дверь дулом лучемета. На земле у входа в избу не было никаких следов. Над притолокой и за дверью не было убийственных приспособлений, не было натянутой проволоки, крючков или шипов. Что, в таком случае, происходило ночью? Гил стоял в дверном проеме, будучи убежден, что не замечает какой-то подвох.

«Отойди, будь любезен», — произнес у него за спиной лорд Ильсет.

«Одну минуту. Нужно убедиться в отсутствии опасности».

«О какой опасности ты говоришь? Здесь давно никто не живет», — Ильсет бесцеремонно оттолкнул Гила и вышел наружу. Земля продавилась у него под ногой. Ильсет тут же выдернул ногу из углубления, но к его лодыжке уже прилепилась небольшая пухлая тварь с обвисшими пурпурно-красными складками на морде, похожая на ожиревшую рыбу с жабьими ногами. Крича от боли, Ильсет поскакал по деревенской улице на одной ноге, бешено дергая другой, чтобы сорвать с нее паразита. Через несколько секунд, однако, он издал агонизирующий каркающий звук и, подвывая от ужаса, понесся в степь сумасшедшими приплясывающими прыжками. Лорд Ильсет скрылся за черными перистыми кустами, и с тех пор его никто никогда не видел.

Гил судорожно вздохнул. Тыкая длинной палкой в землю у двери, он обнаружил еще четыре смертельные ловушки. Фантон, наблюдавший за происходящим из избы, ничего не сказал.

Леди Сияну и Шанну, стонавших от страха и замешательства, в конце концов удалось убедить выйти из сарая. Четверо выживших поспешили осторожно удалиться из навевающей ужас пустой деревни и продолжили путь вниз по течению небольшой реки. Несколько часов они шагали в тени огромных деревьев с мясистыми стволами цвета подрумянившегося в духовке теста и суховатой пыльно-зеленой хвоей. На ветках, встречая путников оглушительным щебетом, скрежетом и дождем сухих маленьких шишек, приседали и подскакивали ажурные полупрозрачные существа, напоминавшие ожившие скелеты мартышек. В чересполосице света и теней трепетно поблескивали, то исчезая, то появляясь, извивающиеся воздушные ужи. Гила не покидало ощущение, что за ними следят — он часто оборачивался, и время от времени ему казалось, что он замечает позади какое-то движение. Иногда на поверхности реки появлялась рябь, не опережавшая путников, но и не отстававшая от них.

К полудню, однако, эти подозрительные явления прекратились, а еще через час они уже шли среди обработанных полей, где росли лозы с зелеными стручками, подстриженные кусты с черными комковатыми плодами и тыквы. Вскоре показался небольшой поселок — длинная беспорядочная вереница хижин и коттеджей из неокрашенных тесаных брусьев тянулась по холмистому берегу реки, неподалеку соединявшейся с оросительным каналом. Местные жители, низкорослые и загорелые, отличались круглыми головами, большими черными глазами и массивными, даже грубыми чертами лица. На них были бурые и серые домотканые рубахи навыпуск с остроконечными капюшонами и кожаные башмаки с длинными носками. У каждого на щеках красовались татуированные кабалистические знаки. Они не производили впечатление людей приветливых или общительных и поглядывали на путников без особого интереса. Фантон обратился к ним резким, требовательным тоном. Вопреки своим ожиданиям, Гил обнаружил, что понимает местный диалект, хотя жители поселка говорили с сильным акцентом.