Эмиссар к звездам

— Ничего не делает для того, чтобы урегулировать ситуацию, — жестко отозвался Андернакл.

— Ничего не делает, Фрэд? Так вы, кажется, сказали? — воскликнул Кранкхэндл, употребив для такого случая 41-с (Жесткий, но Мягкий Упрек). — Мы оживленно обсуждаем сложившуюся там обстановку. Вряд ли это можно назвать «ничего».

— Ммм, — подал заявку на реплику сотрудник информационного агентства, сцепив руки замком и подавшись в своем кресле вперед. — И все же это едва ли можно назвать эффективным способом повлиять на ход базуранской агрессии, господин министр.

— Я бы от всей души посоветовал вам, Уолли, сдерживать свою язвительность. А то неизвестно что еще может просочиться случайно в ваши пресс-релизы.

— Язвительность, вы говорите, сэр? Я всего-то и хотел напомнить, что базуранцы не захотят прекратить свои грабежи, услышав о том, что мы сидим здесь и обсуждаем эту проблему.

— Вы полагаете, что не прекратят? Значит, у вас нет никакой веры в чтимые нами аксиомы просвещенной дипломатии?

— Совершенно верно, нет. Ни вот на столько, — твердо ответил Уолли.

Наступила нервная тишина. Все, как по команде, стали прокашливаться. Уолли спокойно достал из кармана рубашки зубочистку, энергично поковырялся ею в своих передних зубах, тщательно исследовал результаты и так же спокойно убрал зубочистку назад.

— Итак, джентльмены, высказывайте свои конструктивные предложения, — проговорил Кранкхэндл с большим оттенком 29-ф (Стоически Переносимая Мука). — Только прошу вас: не надо горячиться. Не говорите того, чем бы вы не гордились на ближайшей комиссии по аттестации. Все протоколируется.

— Давайте перекинем эту проблему ребятам на Землю, — предложил кто-то радостно.

— А лучше отфутболить всю эту историю в ведение Специального Совета по Реабилитации и Пересмотру Экономики Неразвитых Рас! — вставил Кларенс.

— В самом деле? Вы это серьезно предложили? — проговорил Кранкхэндл то ли тоном 238-х (Глубокая Заинтересованность Выступлением Подчиненного), то ли 1104-б (Зловещий Сарказм). Маньяну не удалось точно определить. — И каким же это образом военная интервенция подпадает под компетенцию ССРПЭНР? — Теперь Маньяк понял, что звучит чистой воды 1104. Возможно даже с литерой «в» (С Намеком на Объявление Выговора в Письменном Виде).

— А что? — беззаботно отозвался Кларенс. Он был еще молод, не очень разбирался в тонкостях дипломатического кодекса и поэтому совершенно не разгадал смысла упрека, выраженного начальством. — Мы можем все дело представить так, что весь корень проблемы кроется в экономическом кризисе на самом Базуре… Так что если они смогут помочь обустроить жизнь на Базуре, базуранцы больше не будут шататься на своих военных развалинах по всей галактике и наводить ужас на порядочные цивилизации. И мы без поощрения не останемся. О'кей?

— Нет уж! — мрачно проговорил Кранкхэндл с тяжким выдохом, которым давал понять, что с трудом до конца выслушал бредни Кларенса. — Если хотите знать, в чем наша главная ошибка, так это в том, что нам не удалось наладить четкое взаимопонимание с этими созданиями при первой нашей встрече.

— Ага, вы имеете в виду тот случай, когда они набросились на один из наших инспекторских конвоев и вырезали там всех до последнего человека? — осведомился сотрудник информационного агентства. — По-моему, при подобных обстоятельствах завязать хорошее взаимопонимание было несколько трудновато.

— Трудновато — да, но не невозможно, Уолли, — мягко и снисходительно заметил Кранкхэндл. — Умелый посредник вполне мог бы быстро принести официальные извинения и намекнуть на возможность материального возмещения ущерба.

— Вы имеете в виду базуранскго посредника?

— Разумеется, нет! Упаси меня господи, когда-либо строить какие-либо — даже теоретические — размышления относительно их дипломатии. Это их суверенное дело и право.

— Хорошо, но нам-то за что было извиняться? Ведь это они на нас напали!

— Конечно, — тонко улыбаясь, проговорил Кранкхэндл. — Но тем самым мы бы извинились за то, что команда и оборудование нашего конвоя были не совсем вкусными.

— Ретиф, — прошептал Маньян. — Мы имеем редкий случай и честь слышать речь настоящего дипломата. На наших глазах свершается чудо дипломатии! Конечно, у него чересчур развита манерность, но какой он мыслитель! Там где вы, и даже я, руководствовались бы исключительно обидой и резкостью, он плетет тончайшую нить дипломатической сети. Искренно и с легкой улыбкой. Но не прямо, а витиевато.

— Никогда не понимал, чем витиеватость отличается от лицемерия, господин Маньян, — сказал Ретиф.

— Ага! Вот здесь-то как раз и проходит тончайшая черта различия, Ретиф, которая далеко не всякому видима. Пока наши враги набираются ярости и пытаются поймать нас на провокации, мы бьем по ним массированной иностранной помощью, культурным обменом слева и справа, сверху и снизу, в грудь и в спину и — пожалуйста! Прежде чем наши критики смогут завопить: «Ах вы дураки!», мы уже сидим в их столице и преспокойненько и самым мирным способом осуществляем с ними самые тесные взаимоотношения, в частности, торговые. Торговлю я подчеркнул не случайно. Как только угнетенные базуранцами крестьяне получат возможность иметь знаменитые апонские камеры или хобоканские шерстяные одеяла — можно считать, что конфликт исчерпан, и нам остается только праздновать победу.

— Прекрасно понимаю, Бэн, — мягко проговорил Кранкхэндл, — что демонстративно выражаемое вами презрение к формуле и регламенту проведения официальных совещаний — это не более чем желание привлечь к себе внимание. Ну что ж, вы добились своей цели. Мы поверили в то, что у вас или у Ретифа появилась какая-то идея, которая достойна нашего внимания. И подчеркну: идея, непосредственно связанная с обсуждаемой в данную минуту проблемой.

— У кого, у меня?.. То есть у Ретифа?.. О, что вы, господин министр, мы просто комментировали ваше умение быть лидером в дипломатии и, может быть, зашли в этом слишком далеко.

Собравшиеся дипломаты все изъерзались на своих креслах, выражая этим моральную поддержку бедняге Маньяну, но молчали. И только какие-то неопределенные глухие звуки доносились откуда-то с середины стола, сопровождаемые тонким, действующим на нервы скрежетом, который хорошо известен под термином «кошки на душе скребутся».

— Ну и что теперь? — риторически вопросил Кранкхэндл. — Неужели наше совещание кто-то собрался скомпрометировать производством каких-то невнятных звуков. Кто-то как несмышленый малыш решил поиграться. Но напомню вам, господа, вы находитесь в величественных стенах Центрального Сектора!