Энциклопедия русской пустоты
Шрифт:
– Папуас, что ли? – спросил Герасим, зажигая ещё одну щель, и попытался улыбнуться: вышло сурово, мохнато (все эти длинные годы он общался только со своим медведем).
– Ни-я. Русся-каки. – А сам чёрный как Квадрат Малевича.
– Полукровка чтоль?
– Ни-я. Чистова-крова, камчати-каки. Ай-Ай.
Герасим почесал в бороде, покрутил что-то и поднёс спичку к торчащей из земли конфорке – схватилось синее пламя. Пума стоял как выпученный.
–
– У наз виздика чистова электрисиви.
Напоив Пуму чаем, Герасим поставил греться суп из корешков и зарядил пластинку Би-Би Кинга. Зажав уши, Пума стал кататься по земле:
– Пожа! Пожа! Выключичи!
– Гм. Ну ладно. – Герасим снял иглу и пошёл перебирать коллекцию пластинок (а проигрыватель-то старый, ламповый).
Он не стал включать ему хард-рок, а поставил Боба Марли (снять напряжение и покачаться), – Пума снова кататься:
– Выключичи! Выключичи!
– Ну тогда без музыки.
После того как они отведали кореньевой похлёбки и напились Иван-чая, Герасим постелил Пуме возле Августина (сам он спал с медведем в обнимку – так теплее) и сел читать фантастические романы: один прочтёт, другой прочтёт, третий прочтёт, четвёртый…
– Господи, ну и параша, – вздохнёт, и дальше читать, приговаривая: – Не по мне это, ох не по мне…
Четвёртый окажется ничего, но развязка дурацкая. Пятый опять тошнотворный и вымученный. Шестой вообще Филип Дик, – но имён Герасим не запоминал, названий тоже: тощие книжки шли как в топку.
– Блиндец-ой-я! – раздалось из прихожей и поднялся визг.
Прибежав на крик, Герасим увидел: Пума сидит в спальнике, в руке держит нож – нож в лапе медведя, а другую лапу Августин смертоубийственно занёс, выпуча красный глаз.
– Стоять, старина! Не трожь!
Медведь обернулся с дрожащей ненавистью в единственном глазе: чудовищным усилием воли он забрал лапу назад и отвернулся к стене.
– Что за дела, Пума? – Герасим подсел на корточки.
– Я испугальтиси! Бел рож-каки больша, у-у-у! – Вместе со спальником, Пума отполз подальше.
– Не рожа, – а мордочка. – Герасим нежно потрепал спину Августина. – Ну и что будем делать теперь?
Пума оглянулся по сторонам и увидел наскальный рисунок машины.
– К ветеринари-куку поехатити!
– Чего??
Добрый час ушло на разъяснение того, что такое «ветеринари-куку». Поняв же о чём речь, Герасим помычал, покивал, попил Иван-чай и – делать нечего – стал собирать рюкзак. Аккуратно достав нож, они перевязали лапу
какими-то ремнями, потушили свет и, придерживая под бока, повели Августина – как невесту.– Ты знаешь, сколько я там внизу не был? – пробухтел Герасим.
– Сколяля?
– Лет тридцать. Ютуб только появился. – Он харкнул в сторону. – Технологии эти сраные, планшеты, мать их… Вавилон!
Спускались долго: камни выпрыгивали из-под ног и терялись в тумане. То и дело Пума забегал вперёд, радостно показывая дорогу, – но чаще всего она оборачивалась обрывом. Тогда Герасим качал головой, терпеливо брал Пуму за руку и вёл как надо.
Едва только кончился спуск и вулкан немного расправил свои юбки – им наперерез промчалась какая-то капсула, две, три, десять – оживлённая трасса! – бежит, заключённая в аэродинамическую трубу. За ней сразу громоздятся небоскрёбы, двести этажей, вьющиеся спирали, съехавшие кубики, а один круглится в огромную букву «О». Герасим присмотрелся – другой небоскрёб был – «Р», третий – «Т».
– Да вы серьёзно, что ли?
Он окинул их взглядом. Вокруг его – Герасима – вулкана, объятого дымными туманами, вели хоровод небоскрёбы-буквы:
ПЕТРОПАВЛОВСК-КАМЧАТСКИЙ
– Это что за срань? – Герасим переглянулся с медведем. Тот недовольно бурчал.
– Трущобна района, – ответил Пума.
– Трущоба???
– Ай-Ай! Идёмати!
Пума схватил его за руку – по эскалатору в подземный переход, в какую-то подворотню: отражаясь меж двух стеклянно-синих стен, в помойке нераспечатанных коробок усердно копались чёрные ребятишки. Герасим смахнул со лба водопад из пота и посмотрел на Августина – тот весь слипся от жары.
– Почему так жарко? Зима же! – Герасим едва ноги переставлял.
– Глобали потюпленя! – Пума бежал, отражаясь то от одного дома, то от другого. – Тутой околица района, ветеринари-куку в центрой. Ай-ай!
Они вышли из проулка. Под ногами – отполированное зеркало, по сторонам – зеркало, наверх – стеклянные полы какого-то ТЦ убегают в бесконечность небоскрёбов. Слева и справа, сверху и снизу – в зеркале раззеркалившихся улиц отражалась звенящая перспектива перспектив: по строго развешенным в пустоте параллелям уносились в бесконечность зеркала зеркал, и вслед за ними – Пума, Герасим, Августин – в бессчётном количестве отражений. В целом, это несколько скрашивало одиночество и пустоту пустоты, царившую в улицах, – но всё же как-то немного смущало (и одинокий вентилятор лёгким бризом поддувает).
Конец ознакомительного фрагмента.