Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект

Этот же страх испытывают все советские люди: «И ужас режет души / Напополам!» («Спасите наши души», 1967; причем уже в черновиках «Нинки-наводчицы» лирический герой говорил: «Душа сегодня — пополам почти!» /1; 396/), «И страх мертвящий заглушаем воем» («А мы живем в мертвящей пустоте…», 1979), «Мы — тоже дети страшных лет России» («Я никогда не верил в миражи…», 1979).

102 РГАЛИ. Ф. 3004. Оп. 1. Ед. хр. 33. Л. 11.

103 А черновой вариант этой строки — «Я жалок был и уязвим» (РГАЛИ. Ф. 3004. Оп. 1. Ед. хр. 33. Л. 2) — буквально повторяет автохарактеристику лирического героя из стихотворения «Вы учтите, я раньше был стоиком…» (1967): «Я был жалок, как нищий на паперти».

Теперь вернемся еще раз к строкам «Кровоточил своим больным, / Истерзанным нутром». Об этой своей «болезненности» поэт говорит постоянно: «И усталым больным каннибалом, / Что способен лишь сам себя есть, / Я грызу свои руки шакалом…» /2; 227/, «Я болею давно, а сегодня помру / На Центральной спортивной арене» /3; 57/, «И гулякой больным всё швыряют вверх дном» [1766] , «Больных детей / Больной отец, / Благих вестей / Шальной гонец» /4; 0 54/.

У Высоцкого действительно было «больное и истерзанное нутро» — как в прямом, так и в переносном смысле. Актер Театра на Таганке Виталий Шаповалов рассказал о таком эпизоде: «Как-то я говорю Володе: “Ты знаешь, что-то печень запела! Наверное, звонок прозвонил…”. А он: “Что ты, Шапен, — заодно место держишься, за печень. У меня живого места нет!”» [1767] ^[1768] .

1766

Вариант исполнения «Баллады о брошенном корабле»: Москва, у Валентина Савича, июль 1971. Шаповалов В. Двенадцать лет рядом // О Владимире Высоцком. М.: «Мединкур»; ГКЦМ «Дом Вы

1767

соцкого», 1995. С. 181.

1768

Белорусские страницы-12. Владимир Высоцкий в воспоминаниях современников. Минск: ООО «Ковчег», 2004. С. 90.

В самом деле, по словам режиссера Одесской киностудии Владимира Мальцева: «У него почки не работали, у него печень никуда. Желудок у него — язва откровенная, и двенадцатиперстной кишки»¹⁶. А вот что рассказывал коллекционер Михаил Крыжановский: «…уже с 0968 года, когда у него нашли язву двенадцатиперстной кишки, мать его всё время стонала — какой он насквозь больной. Сам он лечился столько и столько раз бывал в больницах, что все диву давались, какой он живучий» [1769] . Как говорил врач Центрального госпиталя МВД Герман Баснер, в 0970 году «мы лечили Высоцкому язву двенадцатиперстной кишки, и она довольно быстро зарубцевалась» [1770] . Помимо того, у Высоцкого была язва желудка: «Мы жили напротив киностудии, — вспоминает Петр Тодоровский об одесских съемках в «Опасных гастролях», — а у Володи была язва желудка, он забегал к нам, и моя жена ему варила то манную кашу, то овсяную» [1771] . Об этом же пишет Давид Карапетян: «По всей видимости, Володя еще страдал и язвой желудка — у него начался приступ. Да какой! Он прямо-таки взвывал от боли. <.. > В такси Володе стало плохо. Видимо, снова открылась язва — появилась кровавая пена, какая-то желчь» [1772] ^[1773] . Поэтому в черновиках «Истории болезни» будет сказано: «.. Что язва — нервная болезнь / Интеллигентов вшивых» /5; 372/, «Моя кишка пока тонка / Для острых ощущений» /5; 407/, «Но слышу снова: “Вы больны, / У вас, любезный, кишка, / Вы не сидеть — лежать должны / Примерно месячишко”. <.. > Пока кишка моя тонка / Для колбасы салями, / Хоть эта самая кишка / С двенадцатью перстами» /5; 399/.

1769

Крыжановский М. О ленинградских, и не только, записях Высоцкого // Белорусские страницы-8. Владимир Высоцкий. Воспоминания. Исследования. Из архивов В. Тучина, Б. Акимова, Л. Черняка. Минск, 2002. С. 76.

1770

Перевозчиков В. Неизвестный Высоцкий. М.: Вагриус, 2005. С. 209.

1771

Петр Тодоровский: «В любимой работе возраста не замечаешь» / Беседовал Андрей Кравченко // Аргументы и факты в Украине. Киев, 2008. 27 авг. (№ 35). С. 3.

1772

Карапетян Д. Владимир Высоцкий: Воспоминания. 2-е изд., доп. М.: Захаров, 2005. С. 180, 185.

1773

Полока Г.И. Встреча со зрителями в кинотеатре «Космонавт» (Ленинград, 20.03.1983). Стенограмма // Украинский вестник. Из архива Леонида Никитовича Фурмана-2. Донецк, 2008. № 17 (окт.).

Выражение кишка тонка обыгрывается и в посвящении А. Кацаю (22.07.1979): «Нет! Не за тем, что ощущаю лень я, / А просто потому — кишка тонка». Чуть раньше, в черновиках «Письма с Канатчиковой дачи» (1977), об одном из своих двойников (Рудике Вайнере) Высоцкий написал: «У него — психоз и язва, / Он сидит на твороге» (С5Т-4-252). И уже буквально за месяц до смерти он скажет Геннадию Полоке: «Если мне будет тяжело — у меня что-то с желудком, и я слягу, то пусть эту роль [в фильме «Наше призвание. — Я.К.] играет Ваня Бортник»¹¹! А в июле 1969 года Высоцкий пережил клиническую смерть. «Я познакомился с Высоцким в 69-м, он лежал в нашем институте Склифосовского, — вспоминает врач-реаниматолог Леонид Суль-повар. — Был в очень тяжелом состоянии после желудочного кровотечения» [1774] . По версии Валерия Золотухина (запись от 26.07.1969), дело обстояло по-другому: «24 июля был у Высоцкого с Мариной. Володя два дня лежал в Склифосовского. Горлом кровь хлынула. Марина позвонила Бадаляну. Скорая приехала через час и везти не хотела — боялись, умрет в дороге. Володя лежал без сознания на иглах, уколах. Думали — прободение желудка, тогда конец. Но, слава Богу, обошлось. Говорят, лопнул какой-то сосуд. Будто литр крови потерял и долили ему чужой» [1775] ^[1776] . Позднее этот факт найдет отражение в «Истории болезни»: «И — горлом кровь, и не уймешь».

1774

Перевозчиков В. Так умирал Высоцкий // Столица. М., 1990. № 1 (авг.). С. 42.

1775

Золотухин В. Секрет Высоцкого: Дневниковая повесть. М.: Алгоритм, 2000. С. 76 — 77.

1776

Таким же одуревшим от рвенья выведен «огромный лоб»: «Вздохнул осатанело <…> А он зверел, входил в экстаз».

Если же говорить о переносном значении строк «Кровоточил своим больным, / Истерзанным нутром», то здесь приходит на память целый ряд цитат, например: «Гвозди в душу мою / Забивают ветра» («Баллада о брошенном корабле»), «Поэты ходят пятками по лезвию ножа / И режут в кровь свои босые души» («О поэтах и кликушах») и др.

Вместе с тем следует отметить амбивалентность образа лирического героя в медицинской трилогии: ее первая серия («Ошибка вышла») начинается с признания героя в своей «слабости и уязвимости» и в том, что он «кровоточил своим больным, истерзанным нутром», а третья серия («История болезни») — с его утверждения о своем абсолютном здоровье: «Я был здоров, здоров, как бык, / Здоров, как два быка» (причем в одном из черновых вариантов герой и сам констатирует эту амбивалентность: «Я болен — и здоров, как бык, / Как целых два быка» /5; 382/). В промежутке же между ними была вторая серия («Диагноз»), где герой вновь говорил о своем здоровье («Я здоров, даю вам слово, только здесь не верят слову»), но вместе с тем признавался как в физических недугах («Да, мой мозг прогнил на треть»), так и в проблемах нематериального характера: «Подтвердят, что не душевно, а духовно я больной». Однако независимо от того, считает ли он себя здоровым или больным, его подвергают пыткам (в первой серии) и насильственной операции (в третьей).

Примечательный, что двоякий образ лирического героя встречается и в произведениях 1960-х годов. С одной стороны, он говорит о своем пристрастии к выпивке: «Если б был я физически слабым, / Я б морально устойчивым был: / Ни за что не ходил бы по бабам, / Алкоголю б ни грамма не пил! <.. > Не могу игнорировать бабов, / Не могу и спиртного не пить» (1960), «А теперь ведь я стал параноиккм — / И морально слабей, и физически. <…> Приходить стали чаще друзья с вином» («Я был раньше титаном и стоиком…» (1967), «У вина достоинства, говорят, целебные — / Я решил попробовать: бутылку взял, открыл…»(«Про джинна», 1967). А с другой — выводит себя в образе «титана и стоика»: «Я — самый непьющий из всех мужиков: / Во мне есть моральная сила» («Поездка в город», 1969).

И, словно в пошлом попурри, Огромный лоб возник в двери И озарился изнутри Здоровым недобром.

Этот здоровый огромный лоб, который будет пытать лирического героя, является персонифицированным образом власти и находит многочисленные аналогии в других произведениях: «Одуревшие от рвенья, / Рвались к месту преступленья / Люди плотного сложенья, / Засучивши рукава»”⁴ («Сказочная история», 1973), «А он всё бьет, здоровый черт» («Сентиментальный боксер»), «И меня два аршинных охранника I Повезли из Сибири в Сибирь» («Банька по-белому», 1968; черновик [1777] ), «А когда несколько раз приезжали санитары, он — то закроет дверь, то еще чего. <.. > вошли два здоровых таких амбала и врач, очень милая женщина. <.. > И тут она сделала знак, и один амбал ему так: “Бум!” <.. > И его унесли» (устный рассказ «Формула разоружения» [1778] ), «Меня схватили за бока I Два здоровенных паренька — I И сразу в зубы: “Пой, пока I Не погубили!”» («Смотрины», 1973; АР-3-60), «Выходили из избы здоровенные жлобы, I Порубили все дубы на гробы» («Лукоморья больше нет», 1967). Кстати, в «Смотринах» действие тоже происходит в избе: «Потом пошли плясать в избе…». А в рассказе «Формула разоружения» герой обращается к своими мучителям-санитарам точно так же, как лирический герой к врачам в песне «Ошибка вышла», где действие вновь происходит в психбольнице: «А он кричал: “Сволочи\ За науку!”» = «Колите, сукины сыны, I Но дайте протокол!». При этом в обоих случаях герой является бывшим зэком: «Он вернулся из заключения» = «Мол, я недавно из тюрьмы, I Мол, мне не надо врать» (АР-11-40), — и предстает в образе «крутого парня». В рассказе это выглядит так: «Затерроризировал всю палату, потому что он приблатненный, как ты понимаешь, человек. Ему приносили еду и говорили, что не из дому. Он не принимал — он хотел там новые порядки установить. И все его передачи разделяли на всю палату». А на домашнем концерте у Георгия Вайнера (21.10.1978) Высоцкий предварит исполнение песни «Ошибка вышла» такими словами: «Вот. И чего же я хотел вам? Может быть, чего-нибудь из блатных?».
– причем в черновиках песни новые порядки устанавливает не сам герой, а его мучители: «Но скалюсь я во весь свой рот: I “Что? Новые порядки!”» I5; 377I, — которые характеризуются одинаково: «…вошли два здоровых таких амбала» = «Здоровый лоб стоял <в> двери» (АР-11-42).

1777

Добра! 2012. С. 140.

1778

Москва, у А. Скосырева, 28.02.1972. В письменном варианте рассказа (лето 1969) также упоминались два здоровых амбала: «Я оглянулся <…> а на дороге двое, руки в карманы» I6; 68I.

Я взят в тиски, я в клещи взят -

По мне елозят, егозят,

Всё вызнать, выведать хотят,

Всё пробуют на ощупь.

Тут не пройдут и пять минут,

Как душу вынут, изомнут, Всю испоганят, изорвут, Ужмут и прополощут.

Сравним с фрагментом воспоминаний советского отказника, где речь идет о КГБ: «До всего дотянутся их гадостные руки, всё ощупают, всё испоганят» [1779] 1 В этих же воспоминаниях читаем: «Однако как на данном этапе могут они меня расколоть? Чтобы я выдал им всю информацию, имена? <.. > Вот так, заходя с флангов, и возьмут меня в клещи» [1780] . Здесь вновь обнаруживаются многочисленные сходства с песней Высоцкого: «А вдруг уколом усыпят, I Чтоб сонный “раскололся”?! <…> Я взят в тиски, я в клещи взят <.. > Ко мне заходят со спины I И делают укол» («расколоть» = «раскололся»; «заходя с флангов» = «заходят со спины»; «возьмут меня в клещи» = «я в клещи взят»).

1779

Холмянский Э. Звучание тишины. Иерусалим, 2007. С. 163.

1780

Там же. С. 313.

А о «тисках», которыми советская власть душит людей, уже говорилось в «Марше футбольной команды “Медведей”» (1973): «В тиски медвежие I Попасть к нам — не резон». Приведем заодно еще несколько общих мотивов между «Маршем» и песней «Ошибка вышла»: «Соперники растерзаны и жалки» (АР-6-114) = «Я жалок был и уязвим» [1781] , «Кровоточил своим больным, I Истерзанным нутром» I5; 77I; «Медведи злые…» = «И озарился изнутри / Здоровым недобром»; «Мы — дьяволы азарта» (АР-6-114) = «Шабаш зверел, входил в экстаз» [1782] : «И навещают в госпитале их» (АР-6-1 14) = «И все врачи со мной на вы» /5; 407/.

1781

РГАЛИ. Ф. 3004. Оп. 1. Ед. хр. 33. Л. 2.

1782

РГАЛИ. Ф. 3004. Оп. 1. Ед. хр. 33. Л. 14.

Что же касается образа тисков, то в песне «Ошибка вышла» дается его расшифровка: «Вот в пальцах цепких и худых / Смешно задергался кадык <.. > По мне елозят, егозят». Сравним в других произведениях: «Я попал к ним в умелые, цепкие руки. / Мнут, швыряют меня — что хотят, то творят!» /4; 30/, «Ветер ветреный, злой / Лишь играет со мной, / беспощаден и груб» /4; 23/, «Кто-то злой и умелый. / Веселясь, наугад / Мечет острые стрелы / В воспаленный закат» /3; 207/, «Мы бдительны — мы тайн не разболтаем, / Они в надежных жилистых руках» /5; 240/.

Вообще вся строфа «Я взят в тиски…» напоминает фрагмент повести Анатолия Марченко «От Тарусы до Чуны», где описываются методы «исправления» инакомыслящих в советских тюрьмах: «Вот ты уже брошен на стол. Восемь или десять рук тебя буквально сжали тисками, нет, не тисками, а мощными щупальцами скрутили, опутали твое слабое тело. Открой рот! Не то его сейчас вскроют, как консервную банку.

Я отказался. Тогда сзади кто-то, обхватив меня локтем за шею, стал сжимать ее, еще чьи-то руки с силой нажимают на щеки, чьи-то ладони закрывают ноздри и задирают нос вверх» [1783] .

1783

Марченко А.Т. От Тарусы до Чуны // Юность. 1990. № 2. С. 65.