Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект
Шрифт:
Кроме того, джинн появляется так же неожиданно, как главврач в песне «Ошибка вышла»: «Вдруг оттуда вылезло что-то непотребное = «Огромный лоб возник в двери»; «И виденье оказалось грубым мужиком» = «И озарился изнутри / Здоровым недобром» /5; 77/, «В глазах — круги, в мозгу — нули. / Видение, исчезни!» [1835] . Причем в обоих случаях это «видение» связано с мотивом алкоголя: «У вина достоинства, говорят, целебные. / Я решил попробовать: бутылку взял, открыл…» = «И это был не протокол: / Я перепил вчера» /5; 400/.
1835
РГАЛИ. Ф. 3004. Он. 1. Ед. хр. 33. Л. 15об.
Вообще между этими произведениями существуют многочисленные сходства: «А оно — зеленое, пахучее, противное» = «И вот мне стали мять бока / На липком топчане <…> Мне муторно, отвратно» /5; 379 — 380/ (этот неприятный запах, исходящий от джинна, объясняет атмосферу всей страны: «Запах здесь… А может быть, вопрос в духах?..», — как сказано в стихотворении «И душа, и голова,
1836
РГАЛИ. Ф. 3004. Оп. 1. Ед. хр. 33. Л. 14.
1837
Такая же характеристика применяется к еврокоммунистам: «Слушаю осатаневших ораторов» («Новые левые — мальчики бравые…» /5; 530/), — и к секретарю парткома «Колхоз Ильича» Шпаковскому, который «подарил Упорову осатанелый взгляд» (роман «Черная свеча» /7; 232/).
1838
РГАЛИ. Ф. 3004. Оп. 1. Ед. хр. 33. Л. 10.
1839
Из интервью В. Перевозчикову (Пятигорск, Студия телевидения, 14.09.1979),
Однако на первых порах джинн демонстрирует свою вежливость: «Тут мужик поклоны бьет, отвечает вежливо», — и уже потом «стукнул раз». Подобное сочетание наблюдается и в «Песне Бродского», написанной в том же 1967 году: «И будут вежливы, и ласковы настолько: / Предложат жизнь счастливую на блюде, / Но мы откажемся, — и бьют они жестоко…». Кстати, и «жизнь счастливая на блюде» тоже фигурирует в «Песне про джинна»: «Он же должен мне сказать: “Враз озолочу!”».
Продолжим обзор параллелей между «Песней про джинна» и «Историей болезни»: «Вдарил он, и понял я: “Да, специалист”» (АР-9-106) = «Вот мне ударили под дых» (АР-11-44), «Он дока, но и я не прост» /5; 392/; «Он мне вдарил — я бежать» (АР-9-106) = «Сейчас не дать ли тягуН» /5; 376/; «Убивают, — говорю, — прямо на дому» = «Думал, до смерти забьют» (АР-11-52); «Он же должен мне сказать…» = «Вы вслух мне прочитать должны / Весь протокол допроса» (АР-11-60); «Жалко духа, вот беда, где он. бедный, мается?» (АР-9-106) = «Трудился он над животом, / Взмок, бедолага. а потом..»/5; 394/.
Такую же жалость демонстрирует лирический герой по отношению к холере, которой «объявлена смертельная война», и к Борису Буткееву, который, подобно джинну, избивает его: «Жалко духа, вот беда, где он. бедный, мается?» = «И я холеру даже пожалел, / Ведь ей, бедняге, некуда деваться!» /2; 544/, «Жалко мне противника — очень я корректен» (АР-17-182). А о палаче, который собирается его казнить, герой скажет: «И посочувствовал дурной его судьбе» /5; 140/.
Отметим заодно важное сходство между холерой и главврачом: «Ее я встретил бледную, как смерть, / И хилую, как тысяча скелетов» = «Вот в пальцах цепких и худых / Смешно задергался кадык». Кроме того, оба эти персонажа появляются внезапно: «На битву с новоявленною порчей» = «Огромный лоб возник в двери». Но и лирический герой говорит о своей большой силе: «Себя я ощущаю Гулливером» = «Я был здоров, здоров как бык, / Как целых два быка».
Завершая сопоставление «Песни про джинна» с медицинской трилогией, обратим внимание, что и джинн, и врачи обладают сверхъестественными способностями: «Туг я понял: “Это джинн, он ведь может многое”» = «Но анестезиолог смог — / Он супермаг и голем» /5; 405/. Между тем лирический герой называет врачей гадюками: «Мне
кровь отсасывать не сметь / Сквозь трубочку, гадюки!» /5; 402/, а джинна — аспидом: «Вот они подъехали — показали аспиду!». Тут же вспоминается «Песня-сказка про нечисть», где Соловей-разбойник назвал Змея Горыныча гадом: «Свистнул, гикнул: “Ах ты, рожа, гад, заморский паразит!”» (АР-11-8). В начале предыдущей главы мы приводили множество примеров, когда этим словом в произведениях Высоцкого именуются представители власти.Но, может быть, самыми неожиданными являются сходства между джинном и сквалыгой в стихотворении «Копошатся — а мне невдомек…» (1975), где тот стремится обнаружить у лирического героя «фигу в кармане»: «Вдруг оттуда вылезло что-то непотребное <…> А оно — зеленое, пахучее, противное…» = «И какой-то зеленый сквалыга / Под дождем в худосочном пальто…»; «Ты, брат, хитрость, — говорю, — брось свою иудину» (вариант исполнения) = «Послушай, брось — куда, мол, лезешь-то? <…> Слышь, приятель, играл бы в лото» (АР-2-204); «Прямо, значит, отвечай: кто тебя послал?» = «Копошатся — а мне невдомек: / Кто, зачем, по какому указу?». А раз сквалыга является персонификацией власти, то это же относится и к джинну.
Чуть позже «Песни про джинна» появилась «Песня про плотника Иосифа» (1967), действие в которой также происходит у лирического героя дома: «Вдруг оттуда вылезло что-то непотребное» = «Вдруг в окно порхает кто-то…» (а в черновиках песни «Ошибка вышла» о вороне сказано: «Влетело что-то. кто-то сел / Кому-то на плечо» /5; 395/); «А потом послышалось пенье заунывное» = «Он псалом мне прочитал»; «И спросил: “Товарищ ибн, как тебя зовут?”» = «Я, конечно вопрошаю: / “Кто такой?”»; «“…я, вообще-то, — дух”» = «Ох, я встречу того духа, — / Ох, отмечу его в ухо!»; «Но к этим шуткам отношусь очень отрицательно» = «Ты шутить с живым-то мужем…»; «Я бы дворников позвал с метлами…» = «Ты накрой его периной / И запой — тут я с дубиной», «Врешь! — кричу. — Шалишь! — кричу» = «Вот влетаю с криком, с древом…»; «.. ты на то и бес» = «Смейся, смейся, сатана!».
Теперь сопоставим «Песню про джинна» со стихотворением «Я лежу в изоляторе…», написанном под впечатлением от пребывания в Институте судебной психиатрии им. Сербского в феврале 1969 года: «Может быть, зеленый змий, а может — крокодил» = «Здесь врачи — узурпаторы, / Злые, как аллигаторы.» /2; 162/. Поэтому джинн охарактеризован как «что-то непотребное», «зеленое, пахучее, противное», а про санитаров лирический герой говорит: «У них — лапы косматые, / У них — рожи усатые» (заметим, что косматым назовет он и врача-реаниматора в стихотворении «Вот в плащах, подобных плащ-палаткам…», 1975: «Выглядел он жутко и космато»). Кроме того, в обоих произведениях встречаются алкогольные мотивы: «Я решил попробовать — бутылку взял, открыл» = «И бутылки початые, / Но от нас их попрятали». А джинн и санитары тем временем избивают лирического героя: «Стукнул раз — специалист, видно по нему!» = «Бьют и вяжут, как веники».
Интересно, что восклицание в стихотворении «Я лежу в изоляторе…»: «Что мне север, экваторы, / Что мне бабы-новаторы!», — частично восходит к песне «Пока вы здесь в ванночке с кафелем…» (1961): «И что нам Антарктика с Арктикой.».
В целом же ситуация в данном стихотворении полностью предвосхищает медицинскую трилогию: «Ялежу в изоляторе…» = «Лежу я голый, как сокол» /5; 78/, «Мне здесь пролеживать бока / Без всяческих общений» /5; 407/; «Если что-то случается — / Тут же врач появляется» = «Огромный лоб возник в двери»; «Здесь врачи — узурпаторы, / Злые, как аллигаторы!» = «И озарился изнутри / Здоровым недобром»; «Если в нашем предбанничке / Так свирепствуют нянечки» = «А он зверел, входил в экстаз»; «Бьют и вяжут, как веники» = «Подручный — бывший психопат — / Вязал мои запястья» [1840] [1841] /5; 78/, «Потом ударили под дых» /5; 391/; «Правда, мы — шизофреники» = «Про пугливого шизофреника» (вариант названия песни «Диагноз»182).
1840
Этот мотив связывания встречается на протяжении всего творчества Высоцкого: «А потом перевязанному, / Несправедливо наказанному…» («Вот главный вход…»), «Навалились гурьбой, стали руки вязать» («Путешествие в прошлое»), «Хоть вяжите меня — не заспорю я» («Я сказал врачу: “Я за всё плачу!”»), «И эхо связали, и в рот ему всунули кляп» («Расстрел горного эха»), «Зазубрен мой топор, и руки скручены» («Я скачу позади на полслова…»), «Вот привязан, приклеен, прибит я на колесо весь» («Что быть может яснее, загадочней…»).
1841
Ленинград, Всесоюзный Алюминиево-Магниевый Институт (ВАМИ), 25.11.1976.
Отметим и совсем странную, на первый взгляд, параллель между «Песней про джинна» и стихотворением «Палач» (1977): «Туг мужик поклоны бьет, / Отвечает вежливо'. / “Я не вор и не шпион, я, вообще-то, — дух”» = «Вдруг сзади тихое шептанье раздалось: / “Яумоляю вас, пока не трожьте вены”. <.. > Он сказал: “Я — не враг. / Я — твой верный палач”». И если «дух» изъявляет желание кого-либо избить для героя: «Изобью для вас любого, можно даже двух!», — то палач готов казнить уже самого героя. Впрочем, джинн тоже начнет его избивать…