Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект

Если в ранней песне сказано: «А Беда, хоть тяжела. то в поздней Нелегкая «ступает тяжкой поступью».

Кроме того, в песне «Я несла свою Беду…» героиня говорит: «И Беда с того вот дня / Ищет по свету меня, / Слухи ходят вместе с ней с кривотолками», — то есть Беду (Нелегкую) сопровождает та же Кривая. Причем если в ранней песне говорится: «Рядом с ним в седле Беда ухмылялася», — то и Нелегкая, оказавшись в лодке лирического героя («Берега текут за лодку»), будет вести себя точно так же: «И огромная старуха / Хохотнула прямо в ухо». Поэтому лирический герой собирается «задушить» эту Молву: «Голыми руками задушу / Ложь и стоязыкую молву» («Баллада о любви», 1975 /5; 321/). А Ложь тоже ухмыляется: «.Ложь и Зло ухмыляются, лица грубы» («Баллада о борьбе», 1975; АР-2-193).

Наконец, если в песне «Я несла свою Беду…» сказано: «Что река меня спасла, / Знала голая ветла…» (АР-13-20), то и в «Двух судьбах» лирического героя тоже спасла река: «Огляделся — речка рядом <…> Греб до умопомраченья <…> А Нелегкая с Кривою / От досады с перепою / там и сгинули» (АР-1-10).

Но есть у «Двух судеб» еще один источник — далеко не столь очевидный.

Речь идет о песне «Красное, зеленое» (1961): «А ты всегда испитая, здоровая, небитая».

Сразу же бросается в глаза, что обе героини «здоровые», то есть огромные («И огромная старуха / Хохотнула прямо в ухо»; такой же внешностью обладает возлюбленная героя в «Несостоявшемся романе», 1968: «А она оказалась огромного роста» /2; 437/). Более того, в черновиках «Двух судеб» представлен мотив «огромности» и самого лирического героя: «И хоть стал я сыт да тучен…» /5; 454/.

Если в «Красном, зеленом» возлюбленная героя наливает ему «водку, ну и реже — коньяка», то в «Двух судеб» всё происходит наоборот — уже герой ставит Нелегкой и Кривой жбан с медовухой, чтобы они его «вывезли».

Если в «Красном, зеленом» возлюбленная героя испитая (как в песне «О нашей встрече»: «Не ври, не пей, и я прощу измену»), то в «Двух судьбах» «упали две старухи / У бутыли медовухи — / пьянь с ханыгою».

В «Красном, зеленом» возлюбленная героя небитая, а в «.Двух судьбах» он говорит про Нелегкую: «Глядь, уже и оскорбляет! / Мне ж нутро не позволяет / трогать женщину» /5; 458/. Вспомним еще несколько ранних песен с аналогичным мотивом — «Что же ты зараза»: «Я тебя не трону, а в душе зарою»; «У тебя глаза — как нож»: «А прибить тебя — морально нету сил»; «Я женщин не бил до семнадцати лет»; а также «Про любовь в каменном веке»: «Ну что глядишь? Тебя пока не бьют», — и стихотворение «С общей суммой шестьсот пятьдесят килограмм…»: «Я тебя как-нибудь обойду стороной». Между тем в целом ряде произведений лирический герой угрожает своим женщинам рукоприкладством или осуществляет его: «Я ведь режу баб не каждый год» /1; 137/, «Потом, я помню, бил друзей твоих» /1; 120/, «Я ударил ее, птицу белую» /1; 86/, «И обрею тебя наголо совсем» /1; 36/, «Сегодня ж, касатка, тебя удавлю для порядка. <.. > И справа, и слева я ей основательно врезал… <.. > Бью больно и долго, / Но всех не побьешь — их ведь много» /1; 68/, «И бить ее — почти не бил, / Ну просто позабавились. <…> А после драки целовал / Ее в разбитые уста» /1; 431/, «Я же те ноги обломаю, в бога душу мать!» /1; 34/, «С агрономом не гуляй — ноги выдерну!» /2; 25/, «До трех считаю, после — задушу!» /2; 189/, «Гляди, дождешься у меня!» /4; 35/, «Поутру не пикнет — как бичами ни бичуй» /5; 271/.

А сам Высоцкий мог и «по морде дать».

Актриса Раиса Лунёва, в конце 1950-х студентка Щепкинского училища, вспоминала: «…Года полтора-два один человек не давал мне покоя. Однажды на вечере в нашем училище какой-то шпендрик пригласил меня танцевать. У меня рост 165 плюс шпильки. Я отказала ему из-за того, что он был ниже меня ростом. И тогда он произнес: “Если с кем-нибудь будешь танцевать — попишу!”… А у нас на вечерах бывали только студенты театральных вузов, других не пускали. Я решила, что этот парень проник со стороны, у нас так не общались. А тут меня пригласил на танец будущий “Человек-амфибия” — Володя Коренев, красивый синеглазый мальчик. Я пошла с ним танцевать танго, и тут подлетает этот и говорит: “Я же тебя предупредил! Если не танцуешь со мной, ты не должна танцевать ни с кем”. Я попросила дежурного педагога его вывести. И тут выяснили, что он — не посторонний, а студент студии МХАТ Володя Высоцкий. Этот его террор продолжался очень долго. Если мы оказывались вместе на каком-нибудь вечере, он тут же меня находил в толпе, подходил и приглашал, я ему отказывала. И он мне всегда повторял эту фразу. Я стала его бояться, настроение было испорчено, я уходила с вечеров. Я его ненавидела!..» [2435] .

2435

Белова Л. Принцесса с Нижней Масловки // Самарское обозрение. 1998. 19 окт. Цит. по: Сушко Ю.М. «Ходил в меня влюбленный весь слабый женский пол…»: Женщины в жизни Владимира Высоцкого. М.: Вагриус, 2005. С. 34 — 35.

Угроза Высоцкого «попишу» на блатном жаргоне означает «порежу бритвой». Отсюда: «Я тебе точно говорю — / Востру бритву навострю / И обрею тебя наголо совсем!» /1; 36/, «Я ведь режу баб не каждый год» /1; 137/. А синоним глагола «попишу» встречается и в стихотворении «Я не пил, не воровал…» (1962): «Запишите мне по глазу, / Если я соврал, — / Падла буду, я ни разу / Грош не своровал!».

Как видим, во всех этих случаях поэт говорит о самом себе, хотя и использует маску вора, хулигана и уголовника, прикрывающегося самоиронией.

Приведем еще несколько воспоминаний, в которых встречаются похожие эпизоды.

Режиссер Григорий Никулин: «Люду [Абрамову] он очень ревновал. К любому. А выражалось это в том, что он был жестким. Если видел, что она не так на кого-то посмотрела или не то сказала… Володя был парень жестковатый, он мог ей и врезать» [2436] .

2436

Никулин Г. «713-й просит посадки» // О Владимире Высоцком. М.: «Мединкур»; ГКЦМ «Дом Высоцкого», 1995. С. 68.

Поэт Игорь Кохановский: «В начале шестидесятых на какой-то праздник (я тогда еще был женат на первой супруге Миле) Высоцкий пришел с очередной “новой фотокарточкой”. Был такой фильм “Дело пестрых”. Официантку играла одна очень миловидная актриса, у Володи с ней был мимолетный роман. Сидели за столом, он напился. Подруга сделала замечание: мол, хватит пить. Высоцкий отвесил ей оплеуху. И поняв, что вечер испорчен, сказал мне: “Ладно, Васечек, мы уходим, прости”» [2437] .

2437

Кохановский И. Письма друга // Коллекция Караван историй. 2014. № 11 (нояб.). С. 54.

Писатель Юрий Нагибин: «В разгар ее [Марины Влади] разглагольствования пришел Высоцкий, дал по роже и увел» [2438] ^[2439] .

Художник Михаил Шемякин: «Она [Марина Влади], бывало, получала от него такой втык, что влетала в шкаф»^п.

Художница Тамара Кормушина (высоцковедам известны записи Высоцкого, сделанные у нее дома): «Заезжаем в парк, подъезжаем к гостинице. Дождичек продолжается. Он начинает ко мне приставать. “Володечка, ты же знаешь, что я не по этому делу. Если тебе приспичило, давай, я тебя отвезу”. Там Кира Муратова где-то недалеко была, если я не ошибаюсь. “Давай, я тебя к ней отвезу, и всё будет в порядке”. “А она мне безразлична”. Я повторила. Он мне как залепит пощечину. А он знал, что Таня [Иваненко] обожала, когда он ее бил. Во всяком случае она говорила с таким удовольствием, типа, бьет, значит любит — по этому принципу» [2440] .

2438

Нагибин Ю.М. Дневник. М.: РИПОЛ классик, 2009. С. 345.

2439

Русские в Америке: Книга судеб / Сост. В. Левин. Минск: ИнтерДайджест; Смоленск: Эхо, 1996. С. 396.

2440

Кормушина Т. Меня все называли Тамара / Беседовал П. Евдокимов // Белорусские страницы-120. Владимир Высоцкий. Из архива П. Евдокимова. Интервью Т. Кормушиной; С. Акулич, В. Шакало. «Эти неполные “Полные…”». Минск, 2013. С. 7 — 8.

Интересно также сравнить концовку песни «Что же ты, зараза» с письмом Высоцкого к Л. Абрамовой (Латвия — Москва, 27.07.1964): «.. Что тогда ты, стервь, от зависти загнешься» = «Яловичевская стервь уехала с позором, предварительно развязав язык, что Ялович ее обманул, обесчестил, завалил на экзаменах и т. д. и т. п. Генка это мужественно перенес, и уехала она под свист, улюлюканье и недоброжелательные взгляды».

Что же касается образа второй судьбы — Кривой, — то он восходит к казалось бы безобидной «Нинке-наводчице» (1964).

В самом деле:

И у Нинки, и у Кривой — «ноги разные».

Если у Нинки «глаз подбит», то Кривая — «кривоока» [2441] ^[2442] .

Если Нинка — наводчица (то есть стукачка, нацелыцица, информатор), то Кривая везет «воз молвы» (сплетни и слухи).

Если Нинка жила со всей Ордынкою™, то к Нелегкой герой обращается со словами: «Ты же толстая — в гареме / будешь первая!».

2441

Эта и предыдущая переклички впервые отмечены: Скобелев А.В. «Много неясного в странной стране…». Ярославль: ИПК «Индиго», 2007. С. 76.

2442

Для сравнения — в песне «О нашей встрече» герой говорит своей возлюбленной: «Но за тобой тащился длинный хвост, / Длиннющий хвост твоих коротких связей». Тот же мотив — в песнях «Я однажды гулял по столице…»: «А она мне сказала: “Я верю вам / И отдамся по сходной цене”», — и «Я был слесарь шестого разряда», где герой связался с «двумя шалавами в Москве», от которых у него «здоро-вие тает» и появились «синяки и морщины на роже» (вариант исполнения: «синяки и подтеки»). Не превратятся ли позднее эти «две шалавы» в Кривую и Нелегкую? Ведь как сказано про Нелегкую в черновиках «Двух судеб»: «Весу в ней — пудов на десять: / Ну, как вздумает отвесить / мне затрещину?!» /5; 458/. Отсюда недалеко до «синяков и подтеков на роже».

Наконец, если в «Нинке-наводчице» герой говорит: «А мне плевать — мне очень хочется!», — то в «Двух судьбах» он просит Кривую: «Мне плевать, что кривобока, / Криворука, кривоока, — / только вывези!».

(Имеются, правда, и некоторые отличия: 1) в «Нинке-наводчице» главный герой ради своей возлюбленной отказывается от пьянки, к которой его склоняют друзья, а в «Двух судьбах» он и сам пьет, и наливает Кривой с Нелегкой; 2) если в «Нинке-наводчице» герой всячески домогается до Нинки, хотя друзья пытаются его от этого отговорить, то в «Двух судьбах» он всеми силами старается избавиться от Кривой с Нелегкой, так же как и в «Песне о Судьбе»: «Судьбу, коль сумею, / Снесу к палачу»).