Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект

В «Красном, зеленом» герой называет свою возлюбленную здоровой, в черновиках «Несостоявшегося романа» (1968) «она оказалась огромного роста» /2; 437/ (напомним, что и холера в наброске 1970 года названа «розовощекой, упитанной» /2; 606/, то есть тоже «здоровой»). И вскоре эта женщина превратилась в судьбу героя: «И огромная старуха / Хохотнула прямо в ухо» («Две судьбы»).

В 1972 году Высоцкий исполнил песню «Про любовь в каменном веке» с таким вариантом: «В век каменный и не достать камней — ай-ай-ай! — / Мне стыдно перед племенем моим»39. А год спустя он напишет «Песню Белого Кролика», где лирический герой также воскликнет: «Да потому что — ай-ай-ай! — таков уж мой удел».

Интересно, что первая строка песни «Про любовь в каменном веке» — «А ну, отдай мой каменный топор!» — через 10 лет будет повторена Высоцким перед началом спектакля «В поисках жанра» во время гастролей театра в Ижевске в апреле 1979 года: «Я не выйду на сцену, пока не вернете мне топор» [2464] . А вторая строка — «И шкур моих набедренных не тронь!» — восходит к песне «Всё относительно» (1966), в которой поэт надевает на себя различные маски и описывает реакцию окружающих: «Набедренный пояс из шкуры пантеры. / О да, неприлично! Согласен, ей-ей! / Но так одевались все до нашей эры, / А до нашей эры — им было видней». Здесь же лирический герой прямо говорит о себе как о жителе каменного века: «Оденусь попроще — как в каменный век, — / Вы скажете сами: / “Да это же просто другой человек!” / А я — тот же самый».

2464

Золотухин В. Топор и кортик // Золотухин В. Таганский дневник: Роман. Кн. 2. М.: ОЛМА-ПРЕСС; Авантитул, 2002. С. 394.

А за обращением героя к своей жене: «Соблюдай отношения / Первобытнообщинные!», — хотя и высказанным с явной иронией, скрывается тяга самого Высоцкого к первобытному обществу: «Я вижу первобытный мир, / Плутая в зарослях кораллов» («Упрямо я стремлюсь ко дну», 1977; АР-9-115), «И я вгребаюсь в глубину, / Чтоб стать мудрей и примитивней» (там же; АР-9-117).

***

Многие мотивы из песни «Про любовь в каменном веке» можно обнаружить и в более ранней «Песне про плотника Иосифа» (1967), где лирический герой ведет себя очень похоже, в том числе по отношению к жене.

Первоначально он пытается уговорить ее по-хорошему: «Я сперва-сначала с лаской — / То да сё» = «Отдай топор, добром тебя прошу». Но, видя, что это не помогает, начинает угрожать: «Я тогда цежу сквозь зубы, / Но уже, конечно, грубо» = «До трех считаю — после задушу».

Теперь рассмотрим другие переклички между этими произведениями: «Возвращаюсь я с работы…» = «Вернусь с охоты…» (АР-7-5); «Вдруг в окно порхает кто-то / Из постели от жены» = «…Что будто к тебе кто-то пристает»; «Я тогда цежу сквозь зубы, / Но уже, конечно, грубо» = «Куда уж мне, я — грубый» (АР-7-7). В стихотворении «С общей суммой шестьсот пятьдесят килограмм…» (1971) герой также обратится к своей жене: «Может, грубо сказал (так бывает со мной, / Когда я чрезвычайно отчаюсь)». Да и в другом спортивном стихотворении — «В голове моей тучи безумных идей…» (1970) — он признаётся: «Дома я раздражителен, резок и груб». Причем в «Песне про плотника Иосифа» и «Диалоге у телевизора» герой утверждает, что в его грубости виновата жена: «Машка — вредная натура — / Так и лезет на скандал» = «Ты, Зин, на грубость нарываешься». А «Машка» как раз «нарвалась на грубость»: «Я тогда цежу сквозь зубы, / Но уже, конечно, грубо».

В черновиках песен «Про плотника Иосифа» и «Про любовь в каменном веке» герой одинаково называет свою жену: «Машка — красная паскуда» (АР-4-60) = «Паскуда <ну> добром тебя прошу!» (АР-7-5); вовсю ее ругает: «Ты — шутить с живым-то мужем, / Ах, ты скверная жена!» = «А все твоя проклятая родня!» (АР-7-9), «Позоришь перед племенем меня» (АР-7-11); и хочет с ней расправиться: «Я взмахнул своим оружьем» = «Я высеку тебя не на скале» (АР-7-5). Причем в первой песне герой собирался убить свою жену кайлом, а во второй — задушить: «До трех считаю — после задушу!» (хотя и здесь фигурирует рабочее орудие: «А ну, отдай мой каменный топор!»).

Объясняется эта расправа тем, что жена героя смеется над ним и оказывается заодно с его врагами, поэтому он говорит ей: «Смейся, смейся, сатана!» = «Я вижу — ты сияешь неспроста» (АР-7-5), «Ты в коллективе, черт тебя возьми!» (АР-7-11). Такие же насмешки появятся в песне «Про любовь в эпоху Возрождения» (1969): «Всё ухмылялась Джоконда: / Мол, дурачок, дурачок! <.. > Женское племя смеется / Над простодушьем мужей».

Одновременно с песней «Про любовь в каменном веке» пишутся «Семейные дела в Древнем Риме», где Марк-патриций рассказывает о своей жене: «“Я, — кричит, — от бескультурия / Скоро стану истеричкою!”. / В общем, злобствует, как фурия, / Поощряема сестричкою» (то есть как та же «злая бестия» Нелегкая, «поощряемая» Кривой, и как та же людоедка из песни «Про любовь в каменном веке»). Напомним заодно исполнявшуюся Высоцким песню «И здрасьте, мое почтенье!», — где герой говорит о своей жене: «Она набросилась на мне, как лютый зверь», — и его собственную песню «Я любил и женщин, и проказы»: «Женщины — как очень злые кони».

А слова Марка-патриция «Опускаюсь я, патриции, — / Дую горькую с плебеями» находят соответствие в воспоминаниях Ивана Дыховичного: «Ведь когда он раскручивался на полную, то пил уже с такими людьми, с которыми, как вам сказать, не по чину и не по рангу, я имею в виду, а по человеческим качествам — в общем, это были часто недостойнейшие люди, которые его на это пихали, провоцировали» [2465] . Да и сам поэт незадолго до смерти признался своему другу: «Ну, душа пропащая, ты хоть, когда я в развязке, появляйся. Если бы ты видел, кто тогда меня окружает»4².

2465

Рубинштейн И. Ошибка Владимира Семеновича: повести и рассказы. Николаев: Наваль, 2009. С. 323.

Карапетян Д.С. Владимир Высоцкий. Между словом и славой. М.: Захаров, 2002. С. 137.

«У Высоцкого Жираф, влюбившийся в Антилопу, — это завуалированный рассказ о нем и Марине Влади, особенно если принять во внимание, что песня была написана в 1968 году, в разгар их романа. В привычной для Высоцкого форме басни он описывает злоключения пары и проблемы “международного” брака» (Лолэр О. «Кто кончил жизнь трагически, тот истинный поэт»: Гумилев и Высоцкий // Мир Высоцкого. Вып. 5. М.: ГКЦМ В.С. Высоцкого, 2001. С. 294).

Но еще интереснее, что сетования «Опускаюсь я, патриции, — / Дую горькую с плебеями» семь лет спустя получат развитие в черновиках «Гербария», где лирический герой также будет вынужден «якшаться и знакомиться / С неравными себе» (АР-3-6). Приведем еще несколько общих мотивов между этими песнями: «Мне не справиться с обеими» = «Мне с нервами не справиться» (АР-3-6); «Мне ж рабы в лицо хихикают!» = «А бабочки хихикают / На странный экспонат»; «Только цикают и шикают» = «Сороконожки хмыкают, / И куколки язвят»; «Там сумею исцелиться, и…» = «Но нас свобода вылечит» (АР-3-14).

Вскоре после песни «Про любовь в каменном веке» Высоцкий пишет «Песенку плагиатора, или Посещение Музы» (1969), где появляется похожий образ любимой женщины, с которой у героя вновь возникают проблемы: «Он исторг из уст проклятия» = «Во мне заряд нетворческого зла»; «Она спуталась с поэтами» = «Засиживалась сутками у Блока, / У Бальмонта жила не выходя»; «Дую горькую с плебеями» = «С соседями я допил, сволочами, / Для Музы предназначенный коньяк»; «В общем, злобствует, как фурия» — «О, муза! О, безликая химера\» (АР-9-66) (а безликой предстает и его жена в первой песне: «Без душа она, без сердца… И…» /2; 473/); «Обидно мне, тоскливо, одиноко» (АР-9-64) = «Из печали скоро выйду я!» /2; 473/.

Различие же в том, что в первом случае герой сам хочет разойтись со своей женой, а во втором — уже муза покидает его («Немного посидела и ушла»).

Обратим внимание и на совсем уж неожиданную параллель между песней «Про любовь в каменном веке» и произведением на морскую тему: «Был однажды богатой добычи дележ — / И пираты бесились и выли» («Был развеселый розовый восход…», 1973) = «Там мамонта убьют — поднимут вой, / Начнут добычу поровну делить» («Про любовь в каменном веке», 1969). И далее оказывается, что слова героя-рассказчика последней песни предвосхищают поведение юнги: «Я не могу весь век сидеть с тобой — / Мне надо хоть кого-нибудь убитъ\» — «Юнга вдруг побледнел и схватился за нож, / Потому что его обделили». Кроме того, в последней песне сказано: «И плыл корабль навстречу передрягам», — как в песне «Еще не вечер» (1968): «Из худших выбирались передряг». В обеих песнях герои выступают в образе морских пиратов, плывущих на корсаре и бриге «под флибустьерским черепастым флагом». А образ пиратов родственен маске дикаря («Про любовь в каменном веке»).