Эндор II

— Ты же видел описание… Какой-то злой дух Нарадумаар. Звучит как-то жутковато…

— Да брось, всё это глупости. А вот это… — Балгай прикоснулся губами к своему стальному бицепсу. — Как же рад я снова видеть тебя во всей твоей мощи! Как мне не хватало твоей силы в этом проклятом подземелье…

— Фу, какая мерзость… Тупая, самодовольная обезьяна…

Балгай моментально спрыгнул с лошади и стоял, словно гора в человеческом обличье, с трезубцем, сверкающим в лучах заходящего солнца. Его глаза, полные ярости, прожигали меня насквозь. Вокруг стояла тишина, нарушаемая лишь зловещим голосом.

— Алексей! — гремел его голос, заставляя воздух вибрировать от ненависти, — Ты мне ответишь за свои грязные слова...

— Я не говорил ничего подобного, — попытался я вразумить его, но Балгай, казалось, не слышал. Его воля была непреклонна.

— Спешись, — потребовал он, и голос его был подобен раскатам грома.

По какой-то причине я внезапно осознал, что любые оправдания теперь потеряли всякое значение. Медленно ступив на землю, я принял стойку воина. Сердце неслышно пульсировало в груди, а сознание охватил вихрь адреналина.

— Ничтожные ублюдки… Возомнившие себя воинами… Вас следует обоссать и на мороз… - снова прогудел зловещий голос из топора.

Топор, казалось, смеялся, продолжая свои издевательства.

Балгай с удивлением перевёл взгляд на топор, затем снова на меня. Я лишь кивнул.

— Так это правда? Он действительно умеет говорить.

— Похоже на то…

— Слушай ты, Нарадурак, — зарычал Балгай, — Я тебе глаз на задницу натяну.

— Имя моё — Нарадумаар, и ты, жалкая тварь, хорошенько запомни его… Ещё до того, как твоя тупая физиономия впервые узрела свет, миры содрогались от одного лишь звука моего имени…

— Чего ты там пищишь, прячась за топор? Выходи, если ты мужчина! — зычно провозгласил Балгай.

— Проклятые руны препятствуют моему вожделенному мигу, когда я с яростным упоением вкушу твою печень и разорву твоё никчемное тело…

— Тогда закройся, если за свои слова ответить не в силах…

От произошедшей необыкновенной ситуации я не смог удержаться и рассмеялся.

— Отчего ты смеёшься, недоумок, возомнивший себя героем?

Балгай взглянул на меня, удивленно приподняв брови.

— И правда, Лёха, что смешного?

— Балгай, не поддавайся на провокации. Неужели ты не видишь, как он стравливает нас?

Дикарь свирепо посмотрел на топор и выпалил:

— Ты охренел?

— А я-то что?

— А он что?

Я раскинул руки.

— Да вы издеваетесь?!

— Давай просто забудем о нём, — предложил Балгай, и я согласился.

Мы разразились весёлым смехом, отпустили лошадей в безумный галоп, и воздух вокруг нас зазвучал отзвуками радости. После удачного прохождения подземелья нас охватило непреодолимое счастье.

К завершению второго дня мы, наконец, достигли Сеоса.

— Предлагаю умолчать о наших подвигах в подземелье, — весело произнёс Балгай.

Я лишь рассмеялся в ответ.

— Никогда не забуду, как ты вылетел из арки.

— Ты мчался рядом, ещё быстрее…

— Неправда.

— А вот и да! Ты оказался у дверей прежде меня.

— Ну, я просто ближе к дверям стоял.

— Как же судьба завела меня в общество трусливых придурков… — зловеще проворчал топор.

— А ну замолчи! — одновременно с Балгаем отозвались мы.

Погода на севере ощутимо холоднее; ведь повсюду лежит снег.

Белая бескрайняя пустыня простиралась насколько хватало глаз, каждая снежинка сияла под холодным светом зимнего солнца, и воздух, казалось, звенел от чистоты и слабых звуков падающего снега.

Деревья, кутающиеся в снежные шубы, стояли здесь как древние стражи — молчаливые и суровые. Их ветви споро переплетались, создавая изысканные арки и плетения, которые напоминали мистический лес из сказок.

Снежные сугробы, как маленькие горы, покрывали землю, и я чувствовал, как под ногами поскрипывает свежий снежный покров с каждым шагом. Холодный ветер ласково касался щек, разгоняя мысли и очищая разум.

Но в тоже время это был север. Север империи, который граничил с проклятым Готаром. И от этого осознания, эта тишина и гармония наполнялись зловещим трепетом.

Сверху доспехов мы накинули меховые, теплые плащи, драгоценный дар Катильды и Вероны, врученный нам перед отъездом из Кира. Они предостерегли нас о грядущем холоде, и теперь мы познали это предупреждение лично, окруженные стылым воздухом, и были исполнены благодарности.

Сеос был значительно меньшим по размерам, нежели Кир — примерно втрое. Его стены, выстроенные из изящного белого камня, венчала темная крыша, придающая городу особую торжественность. Два входа открывали доступ в его пределы: северный, зачастую закрытый, так как именно оттуда неизменно являлся Готар со своей нечистью, и южный, более безопасный, который служил основным путем для мирных жителей.

Вокруг северных стен возвышались восьмью непокоренными башнями в ряд, каждая из которых хранила в себе множество тайн. Шесть катапульт и две мощные баллисты, как стражи в ночи, готовились к обороне, ожидая возможных угроз. Остальные стороны города также были укреплены четырьмя башнями, создавая надежный облик, устремляющийся к небесам.

Каждая деталь архитектуры, от неприступных стен до могучих машин, напоминала о времени, когда могущество города зависело от его готовности противостоять как видимым, так и невидимым врагам.

На стенах угадывались огневые жерновы, с их помощью зажигались кончики стрел. Это были внешние стены, но и внутренние не оставались без внимания, на каждом их углу гордо высилась башня. Два входа вели в эту крепость — с юга и севера. Между мощными стенами уютно разместились дома и участки, где жизнь кипела в сердцах простых трудяг и крестьян. Расстояние между стенами достигало внушительных пятисот метров, создавая своеобразный мир, в котором переплетались судьбы и истории местных обитателей.

А в самом сердце внутренних стен вознесся замок наместника Саркуна — величайший пик этого города. На его могучей вышке—башне возвышались четыре катапульты, готовые к действию. Здесь Саркун, властелин своих земель, зорко наблюдал за окрестностями, проницательно оценивая ход войны, словно шахматист, выстраивающий свои стратегии.

Вокруг замка раскинулась просторная площадь, вымощенная крепким камнем, которая не просто служила местом собраний, но и отражала величие этого места. По ее краям, прижавшись к стенам, выстроились трех— и четырехэтажные дома. Это была обитель потомков благородных родов, где сосредоточивались важные персоны, сотканные из историй и интриг, устремленных к политическим вершинам. Каждый уголок площади дышал величием, а воздух пропитан ароматом амбиций и надежд, создавая неповторимую атмосферу этого дворянского мира.