Энглби

Мы платить не могли. Но высшая награда в конкурсе – имени Ромни – покрывала почти все расходы. По латыни, которой я в жизни не учил, меня вечерами добровольно натаскивал мистер Бригз из средней школы. С грамматическим анализом пришлось повозиться, зато перевод с листа попался простой (стихотворение Катулла и прозаический кусок, сюжет которого я знал). Остальное было совсем просто. Меня вызвали на собеседование к директору. Мы решили, что это добрый знак.

Получалось, отец умер очень вовремя. И вот в школу пришло письмо, и к нам домой тоже, где сообщалось, что я победил, что мне теперь все оплатят, что заниматься я начну в сентябре, когда достигну тринадцати с половиной лет. В письме выражалась искренняя надежда, что я займу предлагаемое место, поскольку остальные конкурсанты придурки.

Нет, там было написано не так. Но за всей велеречивостью, дающей понять, какое это старинное, достопочтенное и серьезное заведение и как сказочно мне повезло, – на меня вдруг повеяло отчаянием.

Я не мог понять почему.

Глава третья

От станции я дошел до ворот, от которых начиналась гудроновая подъездная дорога длиной в полмили, окаймленная мокрыми хвойными деревьями. Наконец я добрался до главного здания и спросил у человека в будке, куда мне идти дальше.

– А какое тебе здание?

– Коллингем.

– Новичок, что ли?

– Да.

– Видишь дверь в том углу двора? Там директор проводит чаепитие для новичков. Опоздал ты, парень.

Я пошел, куда он показал, постучался. Дверь открыл седовласый человек в черной мантии.

– Вы, наверное, Энглби. Познакомьтесь с остальными.

За низеньким столом сидели, сгорбившись над чашками с блюдцами, трое парней в твидовых пиджаках и фланелевых брюках. Из письма я уже знал фамилию директора, Тэлбот. Один парень был светловолосый, в очках – Фрэнсис, второй, с темными волосами – Маккейн, третий, черноглазый – Бэтли.

Мистер Тэлбот рассказал, что я потерял отца и выиграл конкурс Ромни; все трое посмотрели на меня с ужасом. Бэтли был из Йоркшира, у них на ферме нет электричества и водопровода. Мистер Тэлбот рассказывал об этом с явным удовольствием, хотя я не понимал, что тут хорошего. Даже у нас на Трафальгар-террас были и водопровод, и электричество. В домишке Каллаханов они и то были. На вступительных экзаменах Бэтли набрал сорок четыре балла из ста, при том что тридцать начислялось уже за то, что ты явился на экзамен и написал свою фамилию в экзаменационном листке. Но это мистера Тэлбота не слишком огорчало, скорее наоборот. Бэтли, видимо, считался подходящим для училища по каким-то другим критериям. (Двое остальных парней, Маккейн и Фрэнсис, оказались ничем не примечательными.)

Мы вышли на площадку, Тэлбот повел нас по каменной лестнице с металлическими балясинами на второй этаж и распахнул облезлые двойные двери. Это и был Коллингем, мое новое пристанище.

Он представлял собой широкий коридор с дверями спален по обе стороны и висячими светильниками с металлическим абажуром. На облупившихся стенах еще сохранилась зеленая краска. Мы прошли мимо двадцати пяти, наверное, дверей, до самого конца коридора, и над каждой дверью блестела металлическая полоска с фамилией. Свою я увидел над последней. Внутри была железная кровать, стол, простой стул с жесткой спинкой, небольшой комод. Окно выходило на плоскую крышу, за которой высились двускатные крыши, а еще дальше – часовая башня. Перегородка между моей и соседней комнаткой была деревянная, но стена напротив нее, торцевая – из голого кирпича.

– Старшие курсанты придут с вами знакомиться и доходчиво объяснят, какие тут у нас порядки, – сказал мистер Тэлбот. – Чай в шесть в Трафтонсе. Вопросы есть?

– У меня, сэр, – сказал я. – Не подскажете, где мой багаж? Одежда и другие вещи.

– Разве тебя не родственники привезли? Впрочем, едва ли, у вас ведь нет машины? Если багаж прибыл на поезде, его со станции доставили на проходную. Тебе лучше пойти его забрать. И смотри не опоздай на чай.

– А привратник не мог бы…

– Он привратник, и не надо превратно толковать его обязанности, ха-ха-ха.

Фрэнсис и Маккейн нервно захихикали, вторя мистеру Тэлботу. Бэтли был смущен и озадачен.

Я проволок свой чемодан по дворику, потом стал втаскивать по лестнице на второй этаж; взбегавшие и выбегавшие мальчишки орали на меня, поскольку я мешал им. Уже внутри мальчишка постарше, может даже староста, велел поднять чемодан, чтобы не поцарапать деревянный пол.

– Тяжелый очень, – сказал я.

– Тогда открой прямо здесь, вытащи часть шмоток и отнеси в руках, вот чемодан и станет легче, – он говорил так, будто перед ним полный кретин.

Набрав полную охапку застиранных рубашек, носков и фуфаек (все это мама купила в школьной комиссионке), я поплелся по коридору; тут же нашлись желающие повеселиться: выхватить что-нибудь из охапки и закинуть на перегородку между спальнями.

«Дедом» у меня был Риджвей, низкорослый и какой-то дерганый парень.

– Как только услышишь: «Дух!» – бегом к своему дедушке, со всех ног. Ты на него работаешь. И еще ты должен за две недели кучу всего вызубрить назубок. Знать поименно всех учителей, все подразделения, всех капитанов по рангам, все пункты устава, что где находится. Изучай. – Он положил на стол брошюрку с перечнем правил, годовой календарь и «телефоны служб и подразделений».

– Где находится «Трафтонс»? – спросил я.

– По Портовой дорожке, за Гренвиллом.

– Что-то еще?

– Еще это: не высовываться, не болтать, не возникать.

– Не возникать?

– Ну да, не лезть на рожон. Надо потише. И не попадаться на глаза.

– Спасибо, Риджвей.

За исключением недели на море, в Бексхилле, я всегда спал дома, и теперь думал, как с этим будет. Я не знал, где тут можно почистить зубы, когда положено выключать свет. Поэтому зубы чистил прямо в комнате, выплевывая воду изо рта в окно, и свет погасил очень рано, вспомнив про Бэтли: сообразит ли он, что этот металлический рычажок на стене – выключатель?

Первые дни я почти не помню. Наверное, я ждал, что кто-то объяснит, что тут происходит, какова цель, но потом сообразил, что ничего не объяснять и есть здешний принцип. Спросить – значит проявить слабость. Кто сообразительный, тот помалкивает. Он сам знает, как быть. Откуда? Интуитивно? С помощью Таро? магии? Нет, ни в коем случае. Будь в команде, не суетись, и узнаешь.

«Не возникать». Впечатление произвела не столько эта фраза, сколько затравленный взгляд Риджвея, когда он ее произносил.

Как лауреата конкурса Ромни меня отправили в класс на год-два старше. За такую дерзость одноклассники со мной не разговаривали. Ни разу – до окончания училища.

Учителя выглядели практически одинаково. Черные мантии поверх твидовых пиджаков, мешковатые серые брюки, бежевые ботинки на шнурках и с широким рантом. Подошвы были как шины, и наставники плавным ходом перемещались по нашим дворикам и галереям. У всех были седые короткие бобрики и короткие клички. Рид – Жердь, Бенсон – Жбан, Лайнем – Бочка, Максвелл – Бинго. Различить их было трудно, как и испытывать к ним хоть какие-то чувства. Впрочем, равнодушие было взаимным.