Эпилог

– Оно не для этого, - произнес я.

Мой голос был хриплым. Я зевнул и потянулся.

– Хочешь, чтобы я пощекотала твой член?

Она провела пером по импровизированному шатру из простыней. Положив руку на свою эрекцию, я отвернулся.

– Нет. Это не для тебя. Мне нужно в туалет.

– Тогда вставай! У меня весь день распланирован под праздничные мероприятия, а ты портишь мое веселье своим сном... и своим отливным стояком.

Я рассмеялся.

– Ненавижу, когда ты его так называешь.

– Да? А я ненавижу, когда я не могу с ним поиграть. Какого черта он такой твердый, если он не может меня развлечь? Это несправедливая подстава, мистер.

Перевернувшись на спину, я накрыл свои глаза руками.

– Ладно. Нападай на меня. Только не надейся выйти отсюда в ближайшее время.

В последний раз, когда она взобралась на мою утреннюю эрекцию, я не мог кончить больше часа. Потом Ливви провалилась в дрему, и оставшаяся часть утра прошла в том же духе.

– Уфф. Этому придется подождать. У нас есть планы. А теперь, вставай!

Положив руки на мой живот, Ливви принялась меня раскачивать.

– Прекрати!

Мне, правда, надо отлить.

Схватив Ливви за талию, я потянул ее к себе на кровать. Она запищала, когда я стал ее щекотать.

– Я собираюсь делать это до тех пор, пока ты не уписаешься!

Она отбивалась ногами, но я накрыл их одеялом так, что она оказалась в ловушке.

– О, Боже! О, пожалуйста. Умоляю, перестань!

Ливви смеялась, несмотря на панику, читающуюся в ее глазах.

– Ты сожалеешь?
– дразнил я.

– Да! Пожалуйста!

К тому моменту, как я перестал ее щекотать, Ливви тяжело дышала. Она мне улыбнулась.

– Могу я тебя поцеловать?
– спросил я.

– Ты еще не чистил зубы.

Она сморщила свой носик.

– Знаю. Поэтому и спрашиваю, - сказал я и уже наклонялся к ее губам.

Поцелуй был кратким. Быстро скатившись с нее, я направился в ванную комнату, пока она не успела отплатить мне той же монетой.

Послышался стук в дверь.

– Когда закончишь, спускайся вниз. Я приготовила завтрак.

– Хорошо, - сказал я.

Закончив дела с туалетом, я помыл руки и почистил зубы. Обтерев лицо лиловым полотенцем для рук (Ливви заполонила своими девчачьими рюшками всю нашу ванную комнату), я посмотрел на себя в зеркало. Это был мой первый день рождения. Мне исполнялось двадцать восемь. Ощущение было невероятным. Я задумался, выглядел ли я на свой возраст.

Это моя жизнь. Я был шлюхой в детстве, убийцей в юности и монстром во взрослой жизни. Кто я теперь? Что я теперь?Я пожал плечами.

С Ливви мы жили вместе около четырех месяцев, правда, в начале нам потребовалось некоторое время, чтобы притереться друг к другу. Я не привык к тому, чтобы каждый день находиться в компании другого человека. В некотором роде, процесс приспосабливания упростило то, как много времени я провел с Ливви в период ее заточения, а также как много усилий я приложил для более частых встреч до нашего совместного проживания. Если мне требовалось на некоторое время уединиться, обычно я поднимался наверх, чтобы еще немного поработать в библиотеке/кабинете Ливви. Иной раз, я находился внизу, в тайной комнате, где собирал особую мебель, тем самым избавляясь от своей извращенности (некоторые идеи которой онаи подкинула). По просьбе Ливви, я установил замок на двери, чтобы никто на нее случайно не наткнулся.

По всей видимости, ее саму совершенно не мучила проблема адаптации. Ливви объясняла это тем, что привыкла находиться в доме, полном шумного народа. И иногда ей даже не нравился масштаб дома. Со слов Ливви, он был таким большим, что зачастую казался пустым. Однако, длилось это недолго, потому как Клаудия и Рубио стали практически жить с нами. В те дни, когда Ливви хотелось побыть одной, она, как правило, поднималась наверх и печатала на своем ноутбуке.

Находясь в непрерывном процессе изменения, я понял, что от некоторых вещей всегда буду чувствовать себя не в своей тарелке - от возобновленных телефонных отношений Ливви с ее матерью, встреч с новыми людьми, посещений кинофестивалей (я люблю Ливви, но некоторые из этих людей невозможно тупые!), и объяснений причин отсутствия постоянной работы - меня радовало быть Джеймсом. Признаться, случались моменты, когда я скучал по своей прошлой жизни, но в большинстве своем, мне становилось комфортнее в новой, и с тем, что ее наполняло: Ливви, друзьями, и... днями рождения.

Она нетерпеливо ждала, пока я спущусь с лестницы, выложив приготовленные оладьи с клубникой и беконом на моей тарелке в форме улыбки.

– Я ожидал чашу с хлопьями, - уколол я.

– Не волнуйся, я приберегла ее на завтра, - ответила Ливви.

Обойдя столешницу, она взяла мое лицо в ладони.

– С днем рождения, Секси, - и прижала свои губы к моим.

На вкус она была как апельсиновый сок и сироп. Я преследовал сладость ее языка, притягивая Ливви к себе, пока не почувствовал, как она обмякла в моих объятиях.

Однажды, она сказала мне, что при поцелуе, я краду ее дыхание. По словам Ливви я словно отфильтровывал весь воздух, который она вдыхала в свои легкие. Я думал, что это являлось всего лишь красочным описанием, но как только эта мысль поселилась в моей голове, я начал обращать на это пристальное внимание. Да, я тоже что-то чувствовал.

Я любил момент, когда Ливви отдавала себя мне. Она становилась ведомой инстинктом. Она покачивалась. Хныкала. Терлась об меня.

Я позволил своим рукам спуститься по спине Ливви, и накрыть ее округлый зад. Задрав юбку, я был в секунде от того, чтобы пробраться пальцами в ее трусики и спустить их вниз, но моим намерениям не суждено было сбыться.

– Нет, Секси, не сейчас.

Она завела свои руки назад, пытаясь остановить мою атаку.

– Да, - сказал я, - прямо сейчас.

Схватив Ливви за запястья, я поместил их в свою левую руку, а свободной начал спускать трусики, оставляя на ее плече посасывающие поцелуи.

– Джеймс, - простонала она, - Окна.

Я вздохнул.

– Твою мать! Я занавешу их. Сегодня же!
– с раздражением произнес я.

Что мне придется сделать, чтобы потрахаться в собственный же день рождения?

Отстранившись, Ливви поправила свою одежду.

– Не расстраивайся.

Она оставила мне легкий поцелуй, после чего поспешила на кухню за своим завтраком.

– Позже у тебя будет предостаточно времени, чтобы поиграть с 'Котенком, которая была непослушной девочкой'. Обещаю.

– Лучше бы сейчас, - проворчал я.

Взяв кусочек бекона, я отправил его в рот.

Рафика нельзя было назвать правоверным мусульманином, но я был совершенно уверен, что если бы он увидел, как я поглощаю бекон, он бы перевернулся в своей могиле. Откровенно говоря, лично мне такое послабление пришлось по вкусу.