Эпоха единства Древней Руси. От Владимира Святого до Ярослава Мудрого
Шрифт:
Битва при Листвене
В 1023 или скорее в 1024 г. Мстислав двинулся добывать Киев [224] , укрепив свою дружину отрядами, набранными среди подвластных ему народов Северного Кавказа — хазар и касогов. Как повествует летопись, он беспрепятственно достиг стен города, но затем должен был отступить к Чернигову, поскольку киевляне «не прияша его», в очередной раз доказав свою приверженность традиционному обычаю замещения великокняжеского стола согласно родовому старшинству. Черниговцы («северяне»), напротив, поддержали Мстислава, предоставив в его распоряжение воинов городового «полка».
224
Повесть временных лет датирует выступление Мстислава 1023 г., а рассказ об основных событиях переносит на 1024 г. Но военная история того времени не знает походов, которые продолжались бы два года подряд. Поэтому вероятнее, что поход Мстислава на Киев имел место в 1024 г.
В это время Ярослав, по сведениям Повести временных лет, находился в Суздальской земле, где сильный неурожай вызвал голодные бунты среди местного славяно-финского населения. По-видимому, беспорядки быстро приобрели антихристианскую направленность, так
225
В более позднее время их называли «большухи гобиньных [богатых] домов» (Мавродин В.В. Образование Древнерусского государства. С. 362).
Энергичными мерами Ярослав восстановил спокойствие в крае. Бунтовщики были рассеяны, «волхвы» переловлены и частью казнены, частью «расточены», то есть сосланы под надзор княжеской администрации. Одновременно Ярослав снесся с волжскими булгарами, прося их продать голодающим хлебные излишки. Булгары открыли житницы, и «идоша по Волзе вси людье в Болгары, и привезоша жито, и тако ожиша».
Далее летопись, не считаясь с расстоянием и временем, возвращает Ярослава в Новгород, чтобы он мог послать за море «по варягы», с которыми он затем и выступает на Мстислава. Такой ход событий представляется маловероятным. Скорее всего, «варяжская» дружина сопровождала Ярослава в его походе в Суздальскую землю. Надо полагать, что, получив весть о появлении Мстислава возле Киева, Ярослав сразу повел свое небольшое войско вниз по Днепру на соединение с киевлянами, но был перехвачен Мстиславом у Листвена, севернее Чернигова. Иначе невозможно понять, почему в решающем для него сражении великий князь русский Ярослав противопоставил врагу только кучку наемных «варягов».
Летописная новелла под 1024 г. о битве при Листвене, по всей видимости представляющая собой обработку еще одного поэтического произведения Бояна {235} , называет предводителем Ярославовых «варягов» некоего Якуна — красавчика, щеголявшего своим роскошным, вытканным золотом плащом («лудой»). Ученые норманнской школы предпочитают именовать его Хаконом [226] , видя в этом человеке скандинавского конунга, возглавившего дружину не то шведских, не то норвежских викингов. Однако еще один Якун, упоминаемый в летописи под 1160 г., — это киевский воевода, что свидетельствует о распространенности имени Якун в славянской среде.
226
От сканд. Hakun, Hakon, Haagen — «одноглазый», доказательством чему будто бы служит замечание Повести временных лет: «и бе Якун слеп». Но одноглазого человека по-русски называют не слепым, а кривым. К тому же, как показал еще Н.П. Ламбин, слепота Якуна — не более чем филологическое недоразумение, и данную летописную фразу безусловно следует читать: «и бе Якун сь леп», то есть «и был Якун сей хорош собой» (физическая красота Якуна далее еще больше оттенена сообщением о его великолепном златотканом плаще: «и луда бе у него золотом истькана»). Впрочем, «лепший» в иных случаях означало также «знатный», вследствие чего поздние летописные списки превращают Якуна в «варяжского князя» (Ламбин Н.П. О слепоте Якуна и его златотканой луде // Журнал Министерства народного просвещения. 1858. № 5. С. 33—76).
Прояснить этническую природу «варягов», сражавшихся под началом Якуна у Листвена на стороне Ярослава, помогает древнерусский нумизматический материал, а именно «малые сребреники» Ярослава, отчеканенные, по-видимому, как раз для того, чтобы расплатиться с «варяжскими» наемниками [227] . Эти монеты интересны для нас по двум причинам. Во-первых, обращает на себя внимание география находок. Хотя сребреники Ярослава и рассеяны по всей Балтике, но основная их масса (около половины от общего числа) обнаружена на южнобалтийском побережье — в славянском Поморье, в том числе в землях вендов-ободритов {236} . А во-вторых, крайне любопытным выглядит изображение на лицевой стороне монет, совершенно необычное для древнерусской монетной чеканки конца X — первой трети XI в. На своих сребрениках, предназначенных для заморских «варягов», Ярослав распорядился «оживить» схематический родовой символ великих русских князей — так называемый «трезубец», или «знак Рюриковичей», — превратив его в падающего (со сложенными крыльями) сокола, который являлся священным символом ободритского племенного союза. Столь красноречивые материальные находки, разумеется, перевешивают малоубедительные филологические догадки относительно «норманнства» Якуна/Хакона, позволяя сделать вывод, что подавляющее большинство «варягов» Ярослава было набрано среди поморских славян, и лишь немногие из них, возможно, были шведами из числа спутников Ингигерд.
227
Специалисты датируют их выпуск 20-ми гг. XI в. Кроме того, все «малые сребреники» Ярослава найдены за пределами Русской земли, в Балтийском регионе.
Итак, благодаря умелым и быстрым действиям Мстислава, Ярослав должен был принять сражение в невыгодных для себя условиях, при явном превосходстве сил противника. Проиграв Мстиславу в стратегическом плане, он уступил ему и как тактик. Мстислав чрезвычайно эффективно реализовал свое численное
преимущество. Он поставил «в чело противу варягом» черниговское ополчение, а свою дружину расположил поодаль, на флангах («по крилома»). Чтобы скрыть от Ярослава эту особенность своего боевого построения, Мстислав дождался наступления темноты и только тогда подал сигнал к началу сражения. Между тем над полем битвы разразилась гроза: «И бывши нощи, бысть тьма, молонья и гром, и дождь» [228] . В кромешной тьме, прорезаемой вспышками молний, «варяги» схватились с черниговцами и начали постепенно теснить их; в это время дружина Мстислава охватила Ярославову рать с флангов. «И бысть сеча силна, яко посветяше молонья, блещашеться оружье, и бе гроза велика и сеча силна и страшна». Теснимые со всех сторон, «варяги» в конце концов сломали строй и побежали. Для того чтобы вызвать у читателя впечатление полного разгрома «варягов», летописец (вернее, автор «Песни» о битве при Листвене) не приводит конкретные цифры потерь, а довольствуется одной художественной деталью: Якун, пишет он, потерял в суматохе отступления свой златотканый плащ («и Якун ту отбеже луды златое»). На рассвете Мстислав осмотрел поле битвы, заваленное телами черниговцев и «варягов», и произнес слова, которые Карамзин посчитал «недостойными доброго князя», но которые тем не менее отлично характеризуют «государственное» мышление дружинного вождя начала XI в.: «Кто сему не рад? Се лежит северянин, а се варяг, а дружина своя цела».228
Это сочетание темноты и дождя вызвало у Никоновского летописца (москвича XVI в.) воспоминание об осенней поре в средней полосе России, в результате чего он приписал: «и бяше осень». Однако в Черниговской области ночные грозы наиболее часты в июне и июле (см.: Шляков Н.В. Боян. С. 486).
Разбитый Ярослав укрылся в Новгороде, а Якун увел остатки «варяжской» дружины «за море».
Городецкий мир 1026 г.
После всего происшедшего можно было бы ожидать очередного летописного сообщения о вокняжении победителя в Киеве, «на столе отьни». Вместо этого мы читаем поразительные строки: «И посла Мстислав по Ярослава, глаголя: «Сяди в своемь Кыеве: ты еси старейший брат, а мне буди си сторона».
Этим поступком Мстислав заслужил славу если не «доброго князя», то по крайней мере трезвого политика. Видя открытое нерасположение к себе со стороны «киян», он предпочел не превращать династический спор с Ярославом в войну на уничтожение, тем более что силы его противника отнюдь не были исчерпаны. Действительно, в 1026 г. Ярослав подошел к Киеву с сильным войском, состоявшим, вероятно, из новгородцев. Однако возобновления военных действий не последовало. Очевидно, сыграла свою роль всеобщая усталость от десятилетнего кровопролития.
Мир был заключен во время личной встречи Ярослава и Мстислава у Городца [229] . Стоявшие за спиной обоих князей дружины воочию удостоверяли, что здесь не победитель диктует свои условия побежденному, а равный разговаривает с равным. Стороны договорились о полюбовном разделе Русской земли «по Днепр»: Ярослав принимал под свою руку правобережье с Киевом, Волынью и Новгородскую землю, Мстислав становился князем всего левого берега — Черниговской, Переяславской, Радимичской, Вятичской и предположительно Ростово-Суздальской земель [230] .
229
В Русской земле было два Городца — один подле Киева, другой в 26 верстах от Чернигова. По мнению С.М. Соловьева, «вернее, что мир был заключен в Киевском» (Соловьев С.М. Сочинения. С. 312. Примеч. 310).
230
Условия Городецкого мира, распополамившего Русь на две территориально примерно равные части, дают повод вернуться к вопросу о происхождении Мстислава. Очень похоже, что раздел был осуществлен не между старшим и младшим братьями, а между двумя представителями соперничавших линий великокняжеского рода — сыновьями великих князей Владимира и Сфенга.
Многолетний период вооруженной борьбы за наследство Владимира завершился. Русь наконец вздохнула спокойно: «И начаста жити мирно и в братолюбьстве, и уста усобица и мятеж, и бысть тишина велика в земли».
Соправление Ярослава и Мстислава (внешняя политика)
Городецкий договор и соглашение Ярослава с Брячиславом Полоцким стали знаменательными вехами в развитии древнерусской политической системы. Впервые члены великокняжеского рода уладили династические споры чисто политическими средствами, не полагаясь больше на неписаный закон старшинства и отказавшись от взаимоистребления в междоусобной драке. Раздел "отьнего и деднего" достояния в установленных границах был признан приемлемой заменой единовластию и увековечен в двусторонних договорах (возможно, письменных), которые окончательно вытеснили родовой принцип послушания младшего старшему из государственной сферы в область нравственных предписаний. Не нужно забывать, что это был также первый опыт политического согласия правящей элиты, достигнутого с оглядкой на христианские государственно-правовые нормы. В частности, вместо языческой клятвы на оружии князья, несомненно, прибегли к крестоцелованию.
Во внешней политике оба участника Городецкого мира подчеркнуто демонстрировали, что их интересы направлены в противоположные стороны. Мстислав расширял свое влияние в Черноморско-Азовском регионе. В 1029 г. он ходил на ясов (вероятно, в низовья Дона) и "взял их" . Его тмутороканские дружины с начала 1030-х гг. возобновили нападения на мусульманское Закавказье. В 1030 г. флотилия русов вошла в Каспийское море и взяла курс на владения ширваншаха Минучихра в Восточном Азербайджане. Ширваншах вознамерился воспрепятствовать высадке русов около Баку, но потерпел поражение. Вторая неудача постигла его, когда он пытался остановить продвижение русов вверх по Куре. Правитель города Гянджи Муса бен Фадл, наоборот, постарался заручиться русской поддержкой в борьбе со своим братом, который поднял против него восстание. За хорошую плату русы помогли Мусе справиться с мятежом. Затем, по сведениям средневековой "Истории Ширвана и Дербента", они ушли "в Рум [Византию], а оттуда вернулись в свою страну" (вероятно, имеется в виду остановка Мстислава в Крыму). Спустя два года русы вновь разграбили Ширван и захватили большой полон. Но на обратном пути воины дербентского эмира Мансура "предали их мечу, так что спаслись немногие". В 1033 г. в союзе с аланами русы атаковали город Карах (недалеко от Дербента). Однако и на этот раз "Господь даровал победу мусульманам, которые перебили множество аланов и русов… и навсегда были прекращены притязания неверных на эти исламские области" .