Эпоха Мары

«Гуманист» — заведение не из дешевых. Но публика любила в нем задорно понтоваться. Зато на следующий день можно было в разговоре как бы невзначай обронить, что провел вечер здесь. В кафе среди заурядной или известной в узких кругах журналисткой братии запросто могли встретиться столичные богатеи или депутаты Госсовета. Ну а светские львы и львицы заезжали сюда еще чаще, вызывая восторженный интерес представителей желтой прессы.

— Да отсосут, Вася, твои германцы, как и в прошлый раз.

От расписной колонны отделился здоровенный детина. С длинной бородой, в расстегнутой тенниске он больше походил на староросского богатыря, чем на редактора известного в определенных кругах «почвенного» издания.

— Опять ты, Святогор, бесчинствуешь? Побойся Одина, Телятину же такого позора просвещенной Европы не пережить, — веселилась за столом еще одна известная персона. Скандальный депутат из фракции Национал-Патриотического союза Илья Бричкин выглядел радостным. То ли по причине утренних новостей с фронта или присутствия за столом целых двух барышень весьма юного вида.

— Илюша, да всем насрать на то, куда он с утра блевать будет.

— Я бы попросил! — завизжал толстый, как бочонок Телятин.

— Вася, мы все знаем, что со времен, когда ты с панками тусил, у тебя поэмы лучше с блевотиной выходят.

Бричкин не удержался и молодецки захохотал, указав жестом на свободное место рядом. Святогор упрямиться не стал и тяжело ухнул на пластиковый стульчик, тут же выразив свое неудовольствие.

— Разве подобным легковесным предметом мебели можно надрать недругам задницы?

Бричкин снова захохотал, а сидящая рядом с ним директор гламурно-бросового издательства Мария Арбатевич скривилась.

— Фу, о чем вы, мужчины, только можете рассуждать! Там творится такое… — она кивнула в сторону экрана, на котором люди в синих журналистских бронежилетах с жизнерадостным до странности прибабахом размахивали руками на фоне горы трупов и сгоревшей техники. Вот промелькнул крупный кадр с обгорелой человеческой грудиной. В сгоревшего на бронемашине мехвода вдобавок стукнул осколок крупнокалиберного снаряда, вывернув внутренности тела наружу.

Арбатевич после такой жесткой натуралистической сцены стало плохо. И она, размахивая руками, убежала в сторону туалета. Святогор, проводив фигуристую даму взглядом, кивнул на уткнувшихся в смартфоны молоденьких барышень и едко поинтересовался у депутата.

— Что, на старушек уже не стоит?

Но Бричкина было сегодня сложно смутить. Он разлил дорогущую выпивку по рюмкам, подал одну их них «почвеннику» и со смехом высказал:

— Не завидуй. Будем!

Выпив и закусив, бородач кивнул на богатый стол. Он был в курсе, что сейчас на нем было сервировано жратвы на среднестатистическую зарплату промышленного работяги.

— В честь чего гуляем? Только не говори мне о наступе!

— А почему бы и не поддержать наших доблестных в кои веки вояк?

— Илюша, ты как будто не знаешь, что армейцы здесь ни при чем?

Депутат согнал ухмылку с лица и нагнулся вплотную к бородачу:

— Ничего-то ты не понимаешь, Святоша. Скоро и у нас наступят решительные перемены.

Святогор молча кивнул в сторону бутылки и задумался. Этот хитрожопый депутатишка больше выплеснутого будто бы невзначай не скажет. Даже в пьяном виде. Это лишь со стороны Бричкин смотрелся веселым простофилей. Но многие из сограждан в прошлом сильно пожалели, что проявили дурость и захотели поиметь напускного весельчака.

— О чем говорим, мужчины? Опять обсуждаем ужасные убийства? Бедные поляки и германцы.

Издательница гламура и журналов дли пидарасов снова выглядела свежо и приподнято.

— А чего их нам жалеть, Машенька? Пусть сгинут!

Святогор выпятил вперед бороду, жадно озирая телесные богатства Арбатевич. Той было что показать в бюстье, да и дальше тоже.

— Так люди же!

— Вороги. На русской земле.

Мария приторно вдохнула.

— Это земля Жемайтии, дорогой вы наш патриот.

— Если быть точнее, то Чернорусье.

Мария обидчиво поджала губки. Но на самом деле её мысли в этот момент занимал совершенно иной вопрос. Она заметила явный интерес известного бородача и покорителя дамских сердец к ней. Из-за их разного по взглядам ближайшего окружения оба редко сталкивались друг с другом. Хотя некоторые дамы, что на словах яростные феминистки, рассказывали про Святогора такое…

«Отдастся или не отдастся? Вот в чем вопрос!»

— Я не географ. Но хотела бы прояснить у вас некоторые моменты. Мы можем сделать это сейчас?

— Всегда рад помочь красивой женщине.

Они тут же совершили рокировку с барышнями, упав вместе на узкий диванчик. Бричкин даже не успел удивиться их слаженности. Он же не знал, что почвенный «патриот» являлся поклонником дам с южной внешностью. С тех самых пор, когда застал соседку по коммуналке голой в душе и мастурбировал на нее долгие годы.

«Эта рука помнила о вас!»

— А я продолжаю настаивать, что вся Европа введет после преднамеренного убийства их солдат невиданные санкции!

— Сереж, боишься не попасть весной на Лазурный берег? Черные парни, небось, там тебя заждались?

— Попрошу без инсинуаций!

— Господа, о чем вы говорите! Там же сейчас умирают цивилизованные люди.

— Таки-да. Разгром полнейший. Кто бы мог подумать, что сиволапые так лихо взгреют шляхтичей.

— Вы верите пропаганде?

— Да упаси боже, но трупы уже посчитали. Вторую бригаду ляхов как корова языком слизнула, как и Германскую роту обслуживания.

— Они не успели убежать.

— Как такое могло произойти? С той стороны против нас передовые технологии.

— Забываете, господа, о знаменитой росской смекалке.

— И что делать?

— Кац предлагает сдастся!

— Не пошлите, Василий. За наш счет, между прочим, пьете!

— Вы, Узбек Османович, лучше свою книжечку со вторым гражданством побыстрее используйте. А то потом поздно будет

Толстый мужчина восточной внешности был невероятно взбешен, но в этот момент его взгляд ткнулся в совершенно трезвые глаза столичного поэта. А ведь эта телячья сволочь много с кем в столице связан! С него станется нагадить. Редкостной мерзостью являлась былая надежда литературы!