Эпоха мертвых. Прорыв

Бурко слушал молча, не дрогнув лицом, лишь сжал зубы так, что желваки вылезли. Домбровский же между тем входил в раж:

– Когда ты всем этим занялся, я чуть ли не боготворил тебя. Я видел рядом с собой человека, который взял мир за глотку и скоро сожмет ее железной рукой. Бог! С божественной властью! А ты все играл и врал самому себе, придумывал какой-то нелепый бизнес, а я же тебя знаю с рождения практически! Я тебя насквозь вижу! И я умею анализировать. Да ты каждый день, отходя ко сну, только и мечтал об этом, что пусть не ты, но кто-то другой возьмет на себя… не грех, нет! Не грех! Нет греха в том, чтобы снести с лица планеты этот мерзкий и гнилой мир! Не грех! Ответственность кто-то на себя возьмет!

– И ты?

– И я взял ответственность! Я! Взял! Я! Твой единственный настоящий друг! Ради тебя взял! Чтобы ты получил то, о чем мечтаешь!

Глаза Домбровского вылезли из орбит, став чуть ли не больше толстых стекол очков, волосы растрепались, тощие мосластые ладони он сжал в кулаки, прижав их к груди.

Бурко, только что даже испугавшийся того темного и радостного, что метнулось в его душе из самых глубин к выходу, вдруг успокоился, вытер лицо носовым платком, сказал:

– Слюни, Коля. Брызгаешься.

– Что? – не понял тот, сбитый с мысли в середине своей истерической речи.

– Слюни. Плюешься. – Бурко убрал платок в карман. – Коля, тебе кажется, что ты можешь меня просчитывать. И тебе кажется, что ты умнее меня. Если бы ты был умнее, ты бы мне платил, а не я тебе. Поэтому я тебе скажу: ты ошибаешься. Доказывать не буду, прими на веру. Не примешь – твои проблемы, мне все равно. Пока твоя жизнь находится у меня под ногтем, а не наоборот.

– Саша, ты так не можешь… – снова заметно испугался Домбровский. – Ты не можешь так со мной говорить, мы с тобой…

– Заткнулся, быстро! – шагнул к нему Бурко, опуская руку на кобуру. – Заткнулся, если не хочешь, чтобы я тебя пристрелил сам и прямо сейчас!

– Уйди, псих! – шарахнулся в сторону Домбровский, столкнувшись с Бурко взглядом.

– Я уйду, – усмехнулся тот, останавливаясь. – До вечера примерно. На вагонном заводе запускают литейку, и я обещал там присутствовать, поздравить людей. Потом я вернусь к тебе, и мы с тобой продолжим беседу…

– Я не намерен с тобой больше ничего обсуждать! – подскочил к нему снова Домбровский. – Ты используешь людей! Ты использовал меня как орудие…

– Заткнулся! – заорал Бурко. – Заткнулся, дурак, тебе слова не давали. Все. Молчать!

Тот снова испуганно отбежал в дальний угол.

– Вечером мы поговорим, – продолжил Бурко, переведя дух после вспышки бешенства. – Не захочешь говорить со мной – я передам тебя тем людям, которым исповедовались Тимохин и Берман. Там ты заговоришь. Все, привет семье.

Бурко несколько раз стукнул ладонью по глухо отозвавшейся металлической двери, которая сразу распахнулась. Там стоял Усимов.

– Закройте его. Никуда не выпускайте, ни о чем не говорите, ждите меня.

– Александр Владимирович, а если в уборную? – уточнил опер.

– В уборную сводите, а то от вони задохнется, – отмахнулся Бурко. – Но без меня с ним никаких действий. Как остальные?

– Показания запротоколированы, все забрал Александр Васильевич.

– Это хорошо.

Бурко не хотел, чтобы записи допросов мог посмотреть еще кто-то, кроме него самого. Поэтому требовал, чтобы оригиналы записи немедленно изымались. Что Пасечник и сделал.

– А сам он прибыл?

– Должен был, но сюда не заходил.

– Понял.

Бурко поднялся из подвала, поморщившись на яркий утренний свет, вышел из шумного строящегося здания. Прямо к крыльцу приткнулся бронированный «Тигр» Салеева, возле которого стоял он сам вместе с Пасечником. Рядом с ними – заместитель Салеева, бывший наемник Баталов. Все поприветствовали Главного. Салеев вопросительно посмотрел на него.

– Марат, позже, – поморщился тот. – Все правда. Вечером к этому вернемся.

Пасечник достал из портфеля конверт с дисками, протянул Бурко:

– Александр Владимирович, здесь все. Я сам не смотрел.

– Я понял, спасибо. Нам пора?

– Пора. Как раз только на дорогу время и осталось, если быть вежливыми, – улыбнулся тот.

– Тогда садимся, – кивнул Бурко и вдруг глянул на Салеева, резко остановившись: – Марат, а проедешься с нами? За водителя? Когда мы еще обговорить все успеем иначе?

– Точно! – согласился тот, как раз терявшийся в догадках. – Как раз и обсудим. Баталов, тут за меня остаешься, контачишь с Усимовым от «Пасеки». В случае чего сразу вызывай.

– Есть! – козырнул тот.

– Рябченко, давай в «кашээмку» перебирайся, только, чур, там водку не пить, башку оторву, – сказал Салеев своему водителю и пригласил остальных жестом: – Садимся.

«Выстрел» с охраной рванул первым, за ним сразу пристроился «Тигр» с руководством, его подпер сзади утыканный антеннами «Водник», а замкнул колонну еще один «Выстрел». И так поехали.

КПП № 4 на Тверской окружной автодороге

5 июня, воскресенье, утро

Еще около пяти утра к КПП, одному из самых оживленных на въезде в город, подъехали две машины с местными номерами – потрепанные «зилки» с термофургонами, переделанными в нечто вроде простенького передвижного укрепления. На стеклах решетки из магазинных тележек наварены, в стенках кузовов пропилены узкие, вертикально вытянутые бойницы. С машинами ехали восемь разношерстно одетых, в основном в штормовки и джинсы, и столь же разношерстно вооруженных мужиков, кто с АКМ, кто с АКМС, все больше потертыми и побитыми. Командовал ими средних лет дядька с густой щетиной, скорее уже даже бородой. Машины аккуратно остановились у шлагбаума, из блока выбрались несколько бойцов во главе с лейтенантом, внимательно оглядевшиеся по сторонам, – с вечера на пост вдруг выскочил со стороны области морф, которого, к счастью, сразу разнесли из крупнокалиберного «Утеса» – его туша лежала метрах в пятидесяти от укрепления.

– В город? Мародерить? – с ходу спросил офицер.

– Нет, в ресторан хотим сходить, – засмеялся бородатый. – Мародерить, что же еще?

– Куда планируете?

– В Спецавтохозяйство, к мусоровозам. Знаете такое?

– А что там понадобилось? – удивился лейтенант.

– Наколку дали, что вроде как склад запчастей для грузовиков неразграбленный остался – за ним.

Лейтенант обернулся к молодому парню, стоявшему с открытым журналом сзади, и сказал:

– Попов, запиши.