Эр-три

Серые бетонные стены, решетки на окнах всех трех этажей (до этого я решеток на окнах в Союзе не видел вовсе) и внушительный отряд вооруженных людей в униформе, занявший всю округу, говорили об одном: эти ребята то ли постоянно находятся в осаде, то ли в любой момент готовы в нее сесть. Удивления это не вызывало: в конце концов, примерно так и положено вести себя ополчению, хоть народному, хоть нет.

Внутрь бетонной коробки идти не хотелось, однако — пришлось.

Внутри бетонный монстр оказался заведением вполне презентабельным. Не знай я точно, куда именно мы шли и пришли, и не ряби уже в глазах от обилия людей в серой и темно-синей униформе, их знаков различия и энергичного поведения, я мог бы подумать, что мы в гостях у какой-нибудь совершенно мирной конторы. Например, торговой, заготовительной или даже учебной.

Непосредственно с моим случаем предстояло разбираться ополченцу, пребывающему в звании капитана. Узнав об этом у дежурного сотрудника, я слегка воспрял духом: капитан — это очень серьезно, это полицейский офицер высокого ранга и вполне приличных полномочий, и, значит, мое дело будут разбирать всерьез и обязательно разберут.

Очередному сюрпризу я даже не стал удивляться: искомый капитан, вместо того, чтобы по примеру западных коллег, ютиться в узком пенале между двух наполовину стеклянных и не доходящих до потолка несерьезных стен, занимал целый большой кабинет. Причем, занимал он его в гордом одиночестве: на служебной двери красовалась табличка, из которой следовало, что внутри комнаты работает doznavatel, kapitan justicii Lisin V.V.

Спасибо девушке Анне Стоговой: во избежание, видимо, эксцесса непонимания, она придержала меня под локоть, и быстро объяснила, что конкретно написано на двери. Еще она предупредила, что внутрь мы пойдем вместе: беседовать с человеком, совершенно точно не знающим советского языка, офицеру ополчения полагалось исключительно в присутствии сертифицированного переводчика.

Капитан Лисин действительно занимал комнату целиком один, вольготно расположившись за солидным на вид столом. Стол стоял у самого окна, и потому в кабинете оставалось очень много свободного места: это место я и пересек, войдя в дверь и, получив через переводчика предложение проходить и садиться.

Капитан Лисин оказался представителем еще одной народности человекозверей, правда, ради разнообразия, не киноидом, а урсуноидом. Росту он был огромного и весу немалого: он умудрялся быть почти вровень со мной в холке, даже сидя, а я, между прочим, низкорослым себя не считаю! Медведем он, кстати, был невероятно редкого подвида: передо мной, поставив на столешницу локти рук в закатанных по середину плеча рукавах, возвышался весь будто плюшевый, но крайне матерый, большой панда.

Я уселся, повернулся, улыбнулся.
– Zdravstvujte, tovarisch!

– И Вам здравствуйте. Эм… Вы же не говорите по-советски?
– на том же языке удивился ополченец. Я бы его, конечно, не понял, но девушка Анна Стогова немедленно перевела мне вопрос.

– И не говорю, - ответил я уже по-британски.
– Просто форма приветствия мне знакома: проявляю вежливость.

– Сердечно рад познакомиться с представителем зарубежной технической интеллигенции! Лисин Владимир Владимирович, можно попросту, не чинясь — товарищ капитан!
– мягко улыбнулся урсуноид.
– А Ваша спутница, она…

– Tovarisch kapitan, primite sertifikat, - строгим тоном потребовала девушка Анна Стогова. О том, что она передает ополченцу какой-то документ, я понял и сам: уже наловчился на слух определять образованные от латинских и греческих советские слова, и даже самостоятельно корректировать ударения, расставленные советскими в самых неподходящих для этого местах.

С таким-то, имеющим диплом, сертификат и допуски, переводчиком, дело пошло куда как бойчее.

Я, подробно и под запись, почти дважды изложил историю взаимоотношений с местными уголовниками. Дважды и почти — строго потому, что в процессе к нам присоединился мужчина в белом халате, отрекомендованный как доктор Иванов, а рассказ я почти закончил, и его, рассказ, пришлось повторить. Оказалось, что мне, как совсем недавно получившему по голове и потерявшему сознание гражданину, и вовсе было положено общаться с представителями карательных органов строго в присутствии врача.

После второго повтора истории, мне задали несколько вопросов, формальных что по форме, что по содержанию.

Оказалось, что я настолько качественно — действуя, разумеется, строго в пределах законной самообороны — успокоил злоумышленников, что одного из них (того, который неудачно попытался колдовать) пришлось откачивать прибывшей бригаде парамедиков!

Бандиты были взяты с поличным, сразу и все, нападение их было вызвано смесью личной неприязни и желания поживиться, и никаких вопросов по существу советское правосудие к профессору Лодуру Амлетссону не имеет.

– И вот тут еще подпишитесь, пожалуйста, - протянул мне очередной желтоватый бумажный лист и авторучку капитан то ли ополчения, то ли юстиции.

Я, уловив разрешительное согласие переводчика, документ подписал.

Глава 16. Проблемы, чужие и свои

Вернулся триумфально.

Не знаю, с чем это на самом деле связано, но советские люди очень любят друг за друга радоваться: громко, напоказ, но — что удивительно — с изрядной долей искренности во всех этих похлопываниях по плечу, превосходных хвалительных степенях и даже аплодисментах.

Обстоятельства времени и места, в которых участники Проекта встречались ежедневно и раньше всего — это, конечно, утренний спортзал. Стоило вашему покорному слуге переступить порог, как ему (мне) устроили натуральную овацию, и было это нечеловечески приятно.

Коллеги, впрочем, быстро разошлись по своим делам, а я устроился на непонятного назначения тренажере. Тот выглядел, как гигантский механический паук, просто мечта арахнофоба, и пользовался наименьшей популярностью: за все время и при мне, он не был занят ни разу. Заняв обтянутую кожей скамейку, установленную в нижней части механического монстра, я принялся изо всех сил филонить.

Ныли чудом уцелевшие ребра, немного гудела ушибленная голова, слегка подкашивались лапы — в общем, повод для небольшого отдыха выглядел совершенно законным, и ничего не мешало им, поводом, воспользоваться. Пользовался — недолго, бездельничать, наблюдая за активно двигающимися коллегами, надоело быстро и решительно, и я отправился работать.

Хьюстон догнал меня уже у дверей лаборатории. Физической культурой я в это утро занимался чисто теоретически, не успел устать и вспотеть, и в рабочей зоне Проекта оказался минут на десять раньше, чем обычно.

– Привет!
– протянутая инженером рука была пожата — безо всякого, впрочем, удовольствия.
– Есть минута?

Минута у меня была, и даже не одна.

– Профессор, тут вот какое дело, - американец сделался, против всегдашнего своего обыкновения, серьезен необычайно.
– Я не знаю, что — в деталях — случилось в городе, но у нашей Анны сейчас проблемы.

– Проблемы какого рода?
– уточнил я, внутренне уже холодея. Догадка появилась сразу же, и, как немедленно оказалось, была она полностью верной.