Эрнест Хемингуэй: за фасадом великого мифа
Шрифт:
Некоторым образом трудности Фицджеральда послужили предохранителем для Хемингуэя. Теперь он знал, что нужно работать и быть весьма осторожным в плане отвлечений на светскую круговерть и людей, которые начинают вторгаться в твою жизнь. Такими людьми были: Дафф Твисден, британка беспорядочных нравов, дважды побывавшая замужем и алкоголичка с лицом ангела; Джеральд и Сара Мерфи, обаятельные и изысканные, покровители Дягилева, а также друзья некоей Полины Пфайффер, красивой и богатой американки, которая работала на журнал «Вог». С ними Эрнест сильно увлекся этой иллюзией вечеринок и балов, каникул на Ривьере и ужинов-попоек. Вся книга «Праздник, который всегда с тобой» кажется проникнутой глубоким сожалением о капитуляции перед этими сиренами искусственной жизни: «Когда мы проводили наш последний год в горах, в нашу жизнь уже глубоко вошли новые люди. И все переменилось. Зима лавин была счастливой и невинной зимой детства по сравнению со следующей зимой, зимой кошмаров под личиной веселья, и сменившим ее убийственным летом. Это был год, когда туда явились богачи». Хемингуэй, окруживший себя, как стенами крепости, голодом и умеренностью
Тем не менее на основе этих контактов с самыми высокопоставленными членами «потерянного поколения» Хемингуэй написал свой первый большой роман. «Я всегда хотел стать писателем; в возрасте 20 лет я действительно принял решение. Я знал, что мои рассказы хороши, хотя все мои попытки соблазнить ими издателей заканчивались отказом. Я был еще более обескуражен из-за того, что все мои друзья писали, и их публиковали, тогда как я был вынужден ограничиваться маленькими новеллами, которые никому не были нужны. Как же у других-то получалось? Это оставалось для меня большой загадкой. Я был уже не так молод (24 года…), и надо было спешить. Я решил написать роман. Это было в Валенсии, и там я взялся за «И восходит солнце». Шесть недель спустя рукопись была закончена» [23] .
23
D'efense du titre. Entretiens r'eunis par Matthew J. Bruccoli. Belfond, 1992. P.160.
Вышедший в свет в октябре 1926 года в издательстве «Скрибнер» благодаря ходатайству Фицджеральда, роман «И восходит солнце» сразу же удостоился оглушительного успеха. Название, вдохновленное отрывком из Экклесиаста, дает ключ ко всему роману, описывающему метания поколения, для которого все – суета. Персонажи, придуманные Хемингуэем, внутренне страшатся пустоты и ночи, одиночества и тишины, и они пытаются компенсировать эту примитивную тревогу приключениями, которые принято называть скандальными. Хемингуэй часто жаловался после выхода книги, что его мать сочла ее «одним из наиболее отвратительных произведений года». Он, желавший написать моральную историю, осуждавший тщеславие персонажей, неспособных грамотно воспользоваться жизнью, сожалел о том, «что написал такую трагическую книгу и вдруг обнаружил, что ее принимают за какую-то поверхностную историю «века джаза», то есть потерянного поколения». В любом случае Хемингуэй наконец вышел из рядов авангардистов. Он в свои 27 лет стал автором, с которым теперь нужно было считаться. Все его цели были достигнуты: он встречался с некоторыми из самых крупных писателей того времени, работал, как никто другой, опубликовал два небольших сборника рассказов и стихов, и его первый настоящий роман имел быстрый успех: менее чем за шесть лет после своего прибытия в Париж Хемингуэй наконец стал писателем.
Параллельно с этим растущим успехом Эрнест познал под своей собственной крышей такие трудности, к которым он оказался не подготовлен. Со времени его встречи с Полиной Пфайффер ничего не клеилось с Хедли. Если в самом начале их отношения оставались дружескими, то с марта 1926 года Эрнест и Полина начали то, что принято называть адюльтером. Ситуация была из самых банальных, и о ней в книге «Праздник, который всегда с тобой» он написал так: «Молодая незамужняя женщина временно становится лучшей подругой молодой замужней женщины, приезжает погостить к мужу и жене, а потом незаметно, невинно и неумолимо делает все, чтобы женить мужа на себе […] Когда муж кончает работу, рядом с ним оказываются две привлекательные женщины. Одна – непривычная и загадочная, и, если ему не повезет, он будет любить обеих […] Сначала это бодрит и радует, и некоторое время все так и идет». Эта жизнь втроем действительно длилась несколько месяцев, но в марте 1927 года ситуация стала совершенно невыносимой, и почти через шесть лет брака Эрнест и Хедли развелись. Неспособный представить себе отношения вне брака, Эрнест перешел в католичество, а два месяца спустя женился на Полине.
Хемингуэй часто возвращался в Париж на протяжении всей своей жизни, особенно во время Второй мировой войны, где, как гласит легенда, он освобождал «Ритц». Там в конце 1940-х годов он собрал две дорожные сумки, полные заметок, чтобы потом использовать их для работы над книгой «Праздник, который всегда с тобой». Во введении к ней он скажет: «Если читатель пожелает, он может считать эту книгу беллетристикой. Но ведь и беллетристическое произведение может пролить какой-то свет на то, о чем пишут, как о реальных фактах». Написанная в основном на Кубе, эта книга отражает состояние возбуждения, в котором пребывал тогда Хемингуэй. Нужно было любить, видеть, чувствовать, пробовать, открывать, работать и писать, становиться, наконец, мужчиной, и он чувствовал призвание к этому. И Париж для Хемингуэя навсегда остался городом, где он стал писателем, городом, где бедность уступила место удаче, где чистота юности и любовь вдруг испытали на себе жесткий и неожиданный шок от успеха. «Таким был Париж, – читаем в последних строках книги «Праздник, который всегда с тобой», – в те далекие дни, когда мы были очень бедны и очень счастливы».
«Какое наслаждение быть одному в море, какое наслаждение во внезапном появлении неизвестной рыбы, в ее жизни и смерти, которую она проживает за час для тебя, когда твоя сила сливается с ее силой, и какое удовлетворение получаешь, победив это существо, правящее морем».
Глава 4
«Ки-Уэст:
рыбы и люди»Полина Пфайффер – «Неряха Джо» – Чарльз Томпсон – «На голубой воде» – «Пилар» – Марлины и рыба-меч – Иметь и не иметь – Марта Геллхорн
ХЕМИНГУЭЙ, чувствовавший какое-то время желание вернуться домой и оставить парижскую литературную среду, открыл для себя Ки-Уэст в 1928 году благодаря своему другу Джону Дос Пассосу. После пребывания во Франции Эрнест всегда будет держаться подальше от больших городов, равно как и от мира литераторов, всегда склонного к слухам и ссорам всех видов. Ки-Уэст, этот «Сен-Тропе для бедных», просто не мог ему не понравиться. В то время эта цепочка островов, расположенных в южной оконечности полуострова Флорида, не была еще соединена с материком с помощью большого моста, стоящего сегодня. Главный остров имел в длину всего семь километров и был ближе к Кубе, чем к материку, и это тоже не могло не привлекать Эрнеста. И все потому, что хоть его французское изгнание и закончилось, хоть Хемингуэй, без всякого сомнения, и был американским автором, но для него каждый писатель все равно оставался «вечным иностранцем».
Послевоенный Ки-Уэст пережил резкое сокращение населения, и там осталось не больше 10 000 жителей – эдакая эклектическая смесь праздных богачей, кубинских миллиардеров, проституток, рыбаков, ветеранов войны и бутлегеров. Соленый запах Гольфстрима, свежий воздух, манговые деревья, дома в колониальном стиле с разрушенными фасадами и атмосфера старой угольной гавани, казалось, представляли собой для Эрнеста идеальное место для жизни и писательства. Хемингуэй провел там несколько недель и начал работать над рукописью романа «Прощай, оружие», а потом вернулся в Канзас-Сити, где Полина родила ему 27 июня сына Патрика по прозвищу «Мышонок» (Mousie). Осенью Эрнест и Полина поселились у Пфайфферов, в Пигготте (штат Арканзас), где Хемингуэй проводил больше времени на охоте на перепелов, чем в общении с семьей. Ему не хватало Ки-Уэста и Европы, и отцовство, похоже, уже начало его напрягать.
Тем не менее другое событие держало его подальше от своей недавней второй родины. У Хемингуэев жизнь и смерть – это две вещи, тесно связанные между собой, и через несколько месяцев после рождения второго сына Эрнест узнал из телеграммы, что 6 декабря 1928 года доктор Кларенс Хемингуэй застрелился из «Смит & Вессона» своего отца. Эрнест срочно вернулся в Оук-Парк, занялся похоронами и взял в свои руки управление имуществом, что было затруднено многочисленными долгами отца.
Эрнест имел долгую и весьма сложную взаимосвязь с самоубийствами. Его дед по отцовской линии совершил неудачную попытку; отец Хедли, его первой жены, убил себя, когда ей было 14 лет, и вот теперь его собственный отец только что совершил этот роковой поступок. Чувства Эрнеста по поводу этого события, как минимум, противоречивы. «Что достает меня больше всего, так это то, что мой отец был единственным человеком, к которому я был действительно привязан», – написал он Максвеллу Перкинсу, своему другу и редактору в издательстве «Скрибнер». Хотя его мать, братья и сестры все еще были живы, и хотя он сам уже был отцом двух мальчиков, детство, так или иначе, закончилось именно сейчас. Затем появились гнев и разочарование трусостью этого поступка, который Эрнест первоначально счел глубоко эгоистичным, и лишь потом появилось понимание и даже некое восхищение. «Я впервые понял, что люди могут совершить самоубийство просто потому, что перед ними накопилось слишком много того, что они не могут решить», – говорил он Гертруде Стайн. Тема самоубийства проходит через все творчество Хемингуэя, и мы находим следы его в большинстве его книг. Из тех, где внимательно отслеживался уход его отца, можно отметить «Прощай, оружие», «Смерть после полудня» и «Иметь и не иметь», где рассказчик странным образом восхваляет достоинства «Кольта» и «Смит & Вессона» – «этих восхитительных американских инструментов, занимающих так мало места, но с таким гарантированным эффектом и так идеально подходящих для того, чтобы поставить точку, когда американская мечта превратилась в кошмар». Еще больше беспокойства внушает пророческое письмо, которое он написал в сентябре 1936 года Арчибальду Маклишу: «Я очень люблю жизнь. Я люблю ее так сильно, что испытал бы отвращение, если бы мне нужно было убить себя. Возможно, это произойдет достаточно скоро, но я устрою все так, что это не окажет плохого влияния на моих детей». Испанская война была близко, и, возможно, Эрнест уже задумывался об исходе столь же печальном, сколь и почетном.
В январе Эрнест приехал в Ки-Уэст, где он закончил рукопись книги «Прощай, оружие» – в перерыве между двумя рыбалками. Дос Пассос и Макс Перкинс сочли ее восхитительной, и «Скрибнер’с Мэгэзин» предложил ему значительную сумму в 16 000 долларов за публикацию романа в виде фельетонов. Хемингуэй остался во Флориде до апреля, а потом отплыл с семьей во Францию, где они планировали провести 1929 год. В Париже Эрнест без особого удовольствия вновь оказался в литературном мире, который так раздражал его раньше. Боб МакЭлмон, его старый друг, пустил по городу неприятный и в равной степени фантастический слух о якобы гомосексуальности Эрнеста и Полины. В то время Хемингуэй уже считал его «сукиным сыном с мозгом, похожим на вросший ноготь», а теперь тот рисковал хорошей взбучкой, которую Эрнест с удовольствием устроил бы ему лично. Писатель обвинял свою бывшую наставницу Гертруду Стайн в том, что она лишилась всего своего «здравого смысла лесбиянки» из-за менопаузы; упрекал Фицджеральда в том, что тот недостаточно поработал над рукописью романа «Ночь нежна». Любой негативный отзыв на работу Эрнеста вообще рисковал встретить резкую отповедь в самом жестком «мужском» стиле. Хемингуэй, утвердившись в осознании своего таланта после отзывов на книгу «Прощай, оружие», становившихся с каждым днем все позитивнее, обнаружил некоторые признаки мании величия и новой агрессивности.