Эшафот для любви

– Думаю, попал в безвыходную ситуацию. Впрочем, ты сегодня с ним не

беседовал.

– Ну, и что вам сегодня поведал клиент?

– Самое странное, что ничего конкретного...

– Может, подловили налоговики и теперь нужна квалифицированная защита?

– Нет! Вилкау интересовало, как он выразился, закрытое завещание. Я ему

объяснил: оное составляется в вольной форме, содержание его известно лишь автору, нам

оно поступает в запечатанном конверте. Свидетели и нотариус заверяют факт передачи

документа – и точка. На том бы и остановились. Однако в ходе обсуждения некоторых

деталей, коего не избежать, мне показалось, что клиент, спрашивая об одном,

подразумевает совсем другое.

– Что вы хотите сказать?

– То, что я в итоге оказался прав.

– А именно?

– Вилкау не нужно завещание...

– Вот так поворот! А зачем же он звонил?

– Парень просто запутался в юридических аспектах. Выяснилось, что он желал бы

оставить в нашей конторе некий документ, который мы должны предать гласности в

случае его насильственной смерти.

– Ого! – потер переносицу Казуа.

– Ни больше, ни меньше! В то же время Вилкау думал, что эта процедура

называется составлением закрытого завещания. Пришлось объяснить разницу между тем

и другим.

– Усек?

– А как же! Парень он башковитый. Из намеков и полунамеков я понял следующее.

У него имеется некое письмо. Оно напрямую связано с проблемой наличных денег, по

которой мы его консультировали. И, если я правильно догадался, обладание тем письмом

будто бы не только чревато крупными неприятностями, но даже грозит смертью. Более

того, парень подозревает, что уже состоялись неудачные покушения.

– Почему же он не обратится в полицию?

– Это уже, дорогой, не наше дело. Наверное, тому есть основания. Хотя бы факт

увода денег в тень.

– Ну, и на чем вы с ним остановились?

– Еще раз объяснил ему все юридические тонкости процедуры. И пригласил в

офис. В любое удобное для него время.

– Интересно, кто же ему угрожает?

– Меньше всего жажду это знать! Хочу умереть своей смертью.

44

Спустя пять минут партнеры заходили в офис. Начисто забыв о Клоде Вилкау –

одном из сотен своих клиентов.

Но это отнюдь не означало, что о нем забыли другие…

Глава 30

Хлоупа – раньше за собой подобной роскоши не замечал – начали грызть

сомнения. Нет, ему не было стыдно. Но в определенной степени неловко – да.

Душевное заблуждение? Слабость? Возрастное? Отчего его «второе я» не находило

себе места даже в самых отдаленных закоулках армированного житейскими невзгодами

тела?

Да, он совершил ошибку. К бизнесу отношения не имеющую. Лишь счастливая

случайность, от него не зависящая, не привела к печальному исходу. Понимание этого

заставляло нервничать. Дабы немного облегчить душевные муки, он, не признававший

иного бога, кроме чистогана, вдруг начал поститься. Так продолжалось несколько дней. А

во вторник вечером, сам того не осознавая, открыл «Молитвослов». И начал читать. Спать

лег на удивление умиротворенным: сказались то ли убаюкивающая ритмичность

церковной риторики, то ли чудовищное самовнушение.

Как бы то ни было, наутро он неожиданно для себя отправился в собор св. Анны.

Успел аккурат к чтению чинопоследования. Признаться, слушал не очень внимательно –

никак не мог сосредоточиться. Но вот священник, наконец, кладет крест и евангелие.

Торжественно звучат слова: «Благословен Бог наш всегда, ныне и присно и во веки веков.

Аминь!» Наступает время величайшего из церковных таинств – исповедей.

Открыться перед Всевышним собралось на удивление мало народа. Поэтому ждать

пришлось недолго. Вот и его очередь подходить к исповедальному аналою.

– Се, чадо, Христос невидимо стоит перед тобою, приемля исповедание твое. Я же

только свидетель, – заученно произносит батюшка, повторявший эту фразу (как она

должна ему приесться!), наверное, миллион раз. – Господи, прими его, потому, что он к

Тебе пришел в покаянии. Если мне его жалко, то, конечно, и Тебе его жалко даже больше, чем мне. Я его спасти не могу. Я могу с ним чем-то поделиться, в чем-то помочь. Но Ты

можешь его преобразовать!

И уже – обращаясь непосредственно к заблудшей овце:

– Грешен ли, раб Божий?

– Отче! – промямлил вдруг осипшим голосом Хлоуп. – Я пребываю в

растерянности. Осознавая всю низость своего поступка…

– Не волнуйся! Когда человек приходит ко мне со своим грехом, я этот грех

воспринимаю как свой, потому что этот человек и я – едины. И те грехи, которые он

совершил действием, я непременно совершал, мыслью или желанием, или

поползновением. Не мучайся, сын мой, откройся господу своему! Ведь исповедь – ключ к

Царствию Небесному.

– Мой грех, с одной стороны, тяжел. С другой, это всего лишь кратковременное, вполне извинительное, безрассудство.

– Сын мой, к исповеди нужно готовиться. Но даже если ты этого не сделал, то не

должен поддаваться искушению себя оправдать. Ибо при желании оправдать можно

любые, даже самые отвратительные, поступки. Итак, я внемлю..

– Существует человек, которому я желал зла. И однажды сатана шепнул: «Ты

должен с недругом расправиться!»

Хлоуп вдруг замолчал. Что он делает?! Прямо наваждение какое-то. В его ли

интересах откровенничать? Ну, что из того, что существует тайна исповеди?! Разве ему от

этого легче? И священник, черт лохматый, вишь, как вытаращился! С немалым, небось, интересом слушает изо дня в день бесконечный, полный самых низменных страстей, сериал под нестареющим названием «Человеческая комедия». И не надоест!

Как будто отвечая на мысленные терзания Хлоупа, служитель культа произнес: