Эсхатологический оптимизм. Философские размышления

Солнце абсолютного Центра

«Срединность» Солнца, о которой мы писали выше, его предводительство соответствует положению царя-философа в идеальном государстве. Подобно Гелиосу, в своей демиургической деятельности порождающему или украшающему многие эйдосы («ведь одни эйдосы Он усовершил, другие – произвел, иные – украсил, иные – пробудил [к жизни и самобытию], так что нет ни одной вещи, которая вне демиургической силы, исходящей от Гелиоса, могла бы появиться на свет или прийти к рождению» [217] ), философ-правитель придает сословиям должное очертание. Он, «срединный», является проводником подлинного знания о тайной природе вещей и устроителем порядка на основании этого подлинного знания. Гелиос связывается Юлианом и с Аполлоном [218] , учредившим по всей земле оракулы, чтобы дать людям боговдохновенную истину. Гелиос-Аполлон полагается императором и как прародитель римского народа, что добавляет в политическое учение Юлиана тезис о «богоизбранности» римлян.

217

Император Юлиан. К Царю Солнцу. С. 470—471

218

В «Государстве» Платона Аполлон также занимает центральное место: именно он признается в четвертой книге единственно верным законодателем. Законы идеального государства, по мнению Сократа, должны быть не установлены на основании «уже ранее имевшихся навыков» или на основании чей-то единичной воли, но на основании трансцендентного, божественного принципа. Так, законы в государстве могут быть поняты как дельфийские пророчества, монополией на толкования, которых в картине идеального государства будет обладать Царь-философ.

Гелиос-Зевс также выступает носителем царского начала. И даже бог ночных мистерий Дионис, становящийся у Юлиана еще одним воплощением Солнца, Гелиосом-Дионисом, трактуется как продолжение того же властного принципа вглубь телесных миров. Зевс, Аполлон и Дионис, по Юлиану, отмечают три момента политической демиургии совершенного правителя. Как Зевс он управляет миром. Как Аполлон пишет законы и следит за соблюдением сакральной вертикали к солярной Империи. Как Дионис он покровительствует религиям, культам и искусствам, а также надзирает над мистериями и упорядочивает литургии.

Существуют некоторые свидетельства о том, что образ солнца-медиатора настолько впечатлял Императора, что он при реформировании армии заменил христианскую надпись на имперской хоругви «Сим победиши» на митраистское посвящение «Непобедимому солнцу» [219] . Очевидно, что образ Митры здесь берется как философская метафора, а не как признак того, что именно митраизм вдохновлял религиозно-политические реформы Юлиана. Sol Invictus – это тот же Царь-Гелиос в его обобщающей изначальной природе. Он мог бы выступать как общий знаменатель различных религиозных образов – в духе неоплатонического синтеза или того, что позднее неоплатоник Прокл назовет «Платоновской теологией» [220] .

219

Император Юлиан. К Царю Солнцу. С. 940.

220

Прокл. Платоновская теология. СПб: Летний сад, 2001

В случае этой замены In hoc signo vinci на Sol Invictus, которую подчас трактуют как ярчайший пример «языческой реставрации», можно увидеть и нечто иное: не смену одного культа другим, но обращение к философскому истоку, общему для различных религий и вер. Подобно тому, как Империя собирает народы и царство, так и полноценная имперская сакральность возводит к генадическому истоку все частные формы. В конце концов, крест – это тоже солярный символ, и на имперской хоругви он был тесно связан с эпизодом военной победы и политическим расцветом Рима при Константине.

Попытка реставрации Платонополиса

Эпоха Юлиана была попыткой построения вселенской Империи-Платонополиса: как подлинный платоник, он пытается охватить и реформировать все области – и религиозную [221] (введение обряда покаяния, благотворительность, придание Юлианом формальным языческим культам этического характера, эдикт о веротерпимости), и сферу дворцовой жизни (рационализация придворного штата, приглашение знатных философов, ораторов, жрецов ко двору, возвращение былого статуса и силы Сенату), и финансовую (восстановление городского самоуправления, передача права муниципалитетам собирать налоги в пользу городов). Но ход истории уже был предопределен. Христианство, впитывая определенные элементы эллинизма (в частности, включив себя учение о царстве платонизма и усвоив лучшие элементы неоплатонической мистики и богословия), необратимо сносит обветшавшее здание античности.

221

Языческая религия в IV веке была существенно ослаблена. Зелинский в работе «Римская империя» отмечает, что во времена Юлиана «вид главного в античном мире храма, храма Аполлона в Дельфах, вызывал Уныние». «Юлиан, желая услышать голос дельфийских оракулов, послал туда своих теургов, последняя Пифия оказалась достойной своих предшественниц. Грустно звучал ответ: «Весть отнесите владыке: от храма остались руины, Феб не хозяин святыни и лавра пророков лишился, Высох родник вдохновенья, Кастальские струи умолкли» (Цит. по: Зелинский Ф.Ф. Римская Империя. СПб.: Алетейя, 2020. С.425).

Историк Инге замечает, что Юлиан «был консерватором тогда, когда уже не осталось ничего для сохранения» [222] . Час Юлиана пробил, а в мир пришел новый правитель. Отныне имперская сакральность и метафизическая миссия Императора трактовалась в узко христианском контексте – как фигура катехона (???????), «удерживающего», семантика которого определялась структурой христианской эсхатологии, где православный Император, в толковании Иоанна Златоустого, рассматривался как главное препятствие для прихода Антихриста. Но и в этой концепции «катехона» можно увидеть далекие отголоски политической онтологии Царя-Солнца, поскольку в византизме Империя также становится метафизическим явлением и тем самым приобретает философский характер. Однако отныне речь идет о существенно редуцированной версии политического платонизма, более частной и догматически определенной, по сравнению со вселенским размахом политической философии Юлиана.

222

Inge W.R. The Permanent Influence of Neoplatonism upon Christianity. The American Journal of Theology. Vol. 4, No. 2. Chicago: The University of Chicago Press, 1900. P. 333.

Юлианизм

Идеальное государство Платона как политический проект

В курсе «Введение в изучение платоновских диалогов» [223] , прочитанном в 1871–1872 году в университете города Базель, Фридрих Ницше отметил, что политическое учение Платона – переворот, тотальное преодоление классического греческого восприятия полиса и гражданина. Особенно важным и новаторским в учении Платона для Ницше стала постановка объекта созерцания царя-философа над плоскостью религиозности, веры (??????), раскрытие нового горизонта созерцания над «divided line» и введение Блага, превосходящего собой все, даже само бытие. Введение дополнительной перспективы в объем полиса, появление нового над-политического актора – Сверхсущего – может быть названо действительно революционным открытием платонизма. Платоновский политический проект – проект Империи Блага, неизреченным правителем которой становится Сверхсущее (именно эту область позднее тщательно примутся исследовать неоплатоники).

223

Nietzsche F. Introduction a la lecture des dialogues de Platon. Paris: Editions de l›Eclat, 1991.

Важным ядром политического учения Платона явилось также введение обязательного «спуска» в пещеру после освобождения и выхода философа из пещеры (области незнания и становления). «Мы не позволим им оставаться там, на вершине, из нежелания спуститься снова к тем узникам, и, худо ли бедно ли, они должны будут разделить с ними труды их и почести», [224] – замечает Сократ. Благо всего государства, полис как объединение трех частей ставится Платоном выше индивидуального. Спуск философа, жертвенный, возможно, трагический (что подчеркивает и сам Платон в диалоге «Государство») в идеальном полисе становится обязательным условием Блага всего государства. Исследовательница платонизма Джорджиа Мурутсу в статье «Аллегория пещеры: необходимость философской судьбы» [225] отмечает, что спуск философа обратно в пещеру, описанный в седьмой книге «Государства» имеет как экзотерическое значение (философ обязан творить в государстве справедливость), так и эзотерическое (спуск философа подобен обращению взора демиурга вниз, в эманации мирового ума). Философ в платоновском толковании, подобно Благу, изливает свет Ума на мир (??????? – спуск, нисхождение), и в этом процессе установления справедливости он творит ее и в душе, и в государстве.

224

Платон. Государство/ Платон. Собрание сочинений в 4 т. Т. 3. М.: Мысль, 1994. С. 301.

225

Mouroutsou G. The Allegory Of The Cave: The Necessity Of The Philosopher’s Descent/Plato: The Internet Journal of the International Plato Society. 11, 2011. [Электронный ресурс]: URL:(дата обращения 27.12.2017)

Поистине революционным станет также и введение гомологии психического и политического порядков в платоновском «Государстве». Государство и душа признаются как разные измерения, разные буквы одного и того же текста. Трехчастная душа становится идентичной трехчастному государству.

Внутривизантийский deep-state

Самым ярким опытом реализации политической философии платонизма является, безусловно, Империя Юлиана Отступника. За три года правления Юлиан, руководствуясь принципами платоновского государства, попытался привести в согласие политическое устройство с философским идеалом, заданном в платонической философской традиции [226] .

226

Athanassiadi P. Julian: An Intellectual Biography.

Несмотря на то, что реформы Юлиана были быстро свернуты (Император Флавий Клавдий Иовиан отменяет все религиозные декреты Юлиана, восстанавливая былые привилегии христианской религии), а платоническая политическая доктрина уходит в тень, последняя не исчезает и начинает сосуществовать с официальным римским политическим, обретающим христианские основания, кодом.

Конвенциональная историко-философская точка зрения (ярким представителем который является историк философии Эрхардт [227] ) состоит в том, что поздний неоплатонизм вовсе лишен политической философии. С этой точкой зрения принципиально не согласен Доминик О’Мира [228] , который пишет о неотъемлемом присутствии политической части учения у неоплатоников и отмечает, что у поздних платоников среди учеников было немало политических деятелей. Помимо этого исследователь напоминает, что среди неоплатоников были и практикующие консультанты политиков: так, Гипатия, будучи советником префекта Ореста в Александрии, пала жертвой именно политических интриг (а именно, деления влияния в городе между «языческим» и «христианским» блоками).

227

Ehrhardt A. The Political Philosophy of Neo-Platonism

228

O’Meara D. J. Platonopolis. Platonic Political Philosophy in Late Antiquity.

Политический платонизм становится тайной доктриной Империи, своего рода, «глубинным государством», а само ядро политической философии неоплатонизма в определенной трактовке заимствуется христианством. Парадоксально, но во многом учение о государстве Платона и идея гомологии политического, психического и космического, умело развитая особенно схолархом Афинской школы неоплатонизма Проклом Диадохом, стоит в основе учений таких христианских богословов как Иоанн Златоуст, Августин, Дионисий Ареопагит.