Эскейп

Уже спустя секунду, пальцы отца сомкнулись на моей шее, а лопатки ударились о стену. Налитое кровью лицо с огрoмными бешеными глазами нависло над моим, и свирепо зарычало, брюзжа слюной:

– Ты сделаешь это, маленькая дрянь, ПОНЯЛА?! Я – твой отец! Где твоя благодарность за всё, что я для тебя сделал?! А?!! За всё, что Я тебе дал?!

Пальцы удавкой затягивались на шее, воздуха становилось катастрофически мало, в глазах плыло… Где-то на заднем плане маячил силуэт мамы, она плакала и рвалась ко мне, пока единственный оставшийся у отца охранник не обхватил её сзади и не потащил прочь с гостиной.

– Так… так вот… зачем… Вот зачем… я была нужна тебе?.. – прохрипела едва слышно, но он услышал…

– Николас Роуз одним щелчком пальцев способен решить все мои проблемы! Все наши проблемы! – склонился надо мной ещё ниже,так что в нос ударил застоявшийся запах сигар. – А ты глупа, как и твоя мать, раз не способна понять этого! Когда станешь его женой, никто и вспомнить не посмеет, о какой–то там чёртовой фобии!

– Пле… плевать мне.

– Дрянь! – отшвырнул меня в сторону, и я рухнула на ковер, с громкими свистящими звуками пытаясь насытить лёгкие кислородом.

– Даже если не сделаешь этого, - oгромной тенью силуэт отца вырос надо мной, – не-е-е-ет, я не отправлю тебя в резервацию, Ханна… Я верну тебя туда, откуда сегодня вытащил!

«И я буду счастлива такому исходу», – хотелось ответить мне, но отец добавил:

– В случае отказа Роузу… в резервацию отправится твоя мать! И будет жить там пока с голоду не подохнет!!!

На этом была поставлена точка.

Спустя год я вышла замуж за ещё одно чудовище сродни моему отцу – пятидесятилетнего Николаса Роуза.

Спустя две недели после свадьбы, отец рассказал матери, что всё это время шантажировал меня ею.

Спустя три дня моя мать покончила с собой, веря, что её смерть избавит меня от обязательств и вернёт мне свободу.

Спустя три месяца после свадьбы я убила собственного мужа. И уже на следующий день вновь оказалась узницей, так и не успев распробовать вкус свободы… Моя свобода слишком эфемерная, непостoянная… Она убегает от меня, а я за ней не поспеваю.

Я родилась узницей.

Моя свобoда – всего лишь миф.

Прости, мама… у меня всё равнo не было шансов.

Белые стены. Сознание, словно в тисках.

Запертый воздух давит нещадно на грудь.

Место, что временно мой притупляет страх,

Свободы желанной глоток не дает вдохнуть.

Место, откуда не вырваться, не уйти.

сли бежать, то только ломая стены.

– Ханна, – прошепчут, – мы можем тебя спасти!

Только поверь, – и спокойствие колют в вену.

Лживые лица пытаются мне пoмочь,

И лебезят смешно перед «главным страхом»:

– Вы обещали представить здоровую дочь!..

Только не знали, что все обернется крахом,

Что темнота продолжит меня душить -

С каждой минутой сильнее ее объятья…

– Милая Ханна, ты можешь спокойно жить .

Свадьба не ждет – подберем тебе белое платье.

Клетка открыта – свободы, как прежде, нет.

Можно бежать – да вот только двойной тариф.

Дайте на волю, пожалуйста, мой билет.

–Мама, ты слышишь?!

Свобода всего лишь миф…

© Черемных Ирина

ГЛАВ 11

Ханна

Настоящее

Я не слышала звук означающий, что рулетка сдвинулась с места – было слишком шумно. Но я точно знала , на какое имя указала стрелка – поняла это по глазам Ноя. Пo тому, КАК он на меня смотрел. И что странно – я не почувствовала страха. Наоборот – мне стало спокойнее, будто только что меня сняли с прицела. Давно не испытывала ничего подобного, что странно вдвойне, потому что Ною я не доверяю точно так же, как не доверяю каждому из нашей группки неудачников.

Ною нужны мои глаза? Что ж, я позволю ему думать, что согласилась на это из-за безвыходности. На самом же деле… взамен мне нужен его разум. Чтобы выбраться – не больше и не меньше.

Он вновь смотрит на меня. Заимает пальцами разбитый нос, пытаясь остановить кровотечение, а глаз c моего лица не спускает: наблюдает, следит за моей реакцией, или пытается сказать что–то взглядом?.. Только гений может прочесть что-либо по лицу этого парня! А я… нет, я не гений.

– Хорошо. аз все успокоились, мы просто поговорим, – татуированный здоровяк, смотрит на каждого по очереди, видимо удостоверяясь, что никто не собирается покидать свой угол, и тяжело, протяжно выдыхает, опуская руки по швам.

Минуту назад этот неформал внушительного вида угрожал физической расправой каждому, кто сунетcя близко к рулетке, а теперь говорит и выглядит так, будто мы все к нему на исповедь явились,и он готов выслушать нас со спокойствием проповедника.

– Меня зовут Бобби, - решает представиться он.
– Думаю, пришло время познакомиться.

– Нормальное такое имечко, – Арс скептически-безразличным взглядом скользит по фигуре Бобби.
– У моей бабули так пёсика звали. Иногда он гадил на ковёр, и тогда бабуля покупала нового.

– Нового? – Шон смотрит на Арса в стиле: «Какого хрена ты несёшь?!».
– Новый ковёр, в смысле?

– Нового Бобби, в смысле, - подмигивает ему рс. – Кажется, у бабули было штук десять Бобби.

– Э-э-э… – у Шона приоткрывается рот, но Марша не даёт ему ответить .

– Может, хватит уже бред нести?! – Вскакивает нa ноги, складывает руки на груди и невозмутимо смотрит на амбала. – Какого чёрта, здоровяк? Надоело играть в молчанку? Решил взять ситуацию в свои разукрашенные руки?! Окей! – Марша дёргает плечами. – Делай что хочешь, но только после того, как позволишь мне надрать зад этому говнюку! – И указывает пальцем на Ноя.

– Этому парню и так досталось, - и вновь в голосе Бобби звенят стальные нотки.

– Что?! – с абсурдом выдыхает Марша. – Этот говнюк только что Ханне смертный приговор выписал, а ты его защищать надумал?! Серьёзно?!

Хм… и почему мне рассмеяться хочется?

Каждый из них, в том числе и Марша, считая, что жить мне осталось несколько минут, мысленно радуется и благодарит Ноя, что тот выбрал меня, а не кого–то из них.

Лицемерие… как же я люблю его. Что ещё? Жалость, сочувствие, проявление лидерских качеств? льтруизм, в конце концов? Однозначно, у Марши плохо выходит.