«Если», 2003 № 12

С тех пор прошло уже довольно много времени, и БМК, успевшая неоднократно пожалеть о своем решении заселить Марс главным образом пациентами земных психиатрических клиник, взяла за правило прибирать к рукам участки, которые использовались недостаточно интенсивно.

— Это хороший вопрос, мэм, — заметил Кочевелу. — Ведь за Финном числится двадцать акров превосходной земли.

— Пять акров под сахарной свеклой и пятнадцать под очень хорошим ячменем, — уточнил Финн.

— И все это накрыто самой прочной крышей, какую только можно представить, — добавил Кочевелу. — Я уже не говорю о собственном колодце и прекрасной оросительной системе. Можете мне поверить: воду, которая поступает по трубам на поля, можно пить без всяких опасений.

Мэри неожиданно осознала, что в ее доме вот уже несколько минут царит мертвая тишина. Все члены ее семьи замерли неподвижно с подносами и щетками в руках, напряженно прислушиваясь к разговору и ожидая ее ответа. И неудивительно. Ячмень был залогом существования «Королевы», залогом их собственного существования и благополучия. Он рос на холодном и бесплодном Марсе только потому, что мог расти буквально везде, и все же насыщенная оксидантами каменистая глина, доставшаяся Мэри в качестве надела, давала не слишком хороший урожай.

— Будет очень жаль, если такой замечательный участок вернется компании, — уклончиво сказала Мэри.

— Мы тоже так подумали. — Кочевелу кивнул и принялся вертеть в пальцах опустевший бокал. — Нет никакого сомнения, что БМК перепашет землю и засадит соей, а это… это было бы довольно обидно, разве не так? Вот почему мы решили предложить этот участок вам, мэм.

— Сколько? — быстро спросила Мэри.

— Четыре тысячи кельтских фунтов, — ответил Кочевелу.

Мэри прищурилась.

— Какую часть вы согласны взять натурой?

Последовала небольшая пауза.

— БМК предложила нам четыре тысячи наличными, — проговорил наконец Кочевелу извиняющимся тоном. — Вы, несомненно, понимаете, что это значит… Но мы бы хотели, чтобы нашими соседями были именно вы, поэтому если у вас есть возможность собрать деньги…

— У меня нет таких денег, — резко сказала Мэри. При этом она нисколько не кривила душой: все ее хозяйство держалось на натуральном обмене, на безупречной репутации «Королевы» и ее владелицы.

— О, прошу вас: не спешите отказываться. Подумайте как следует! — заторопился Кочевелу. — Я думаю, вы могли бы собрать некоторую сумму по подписке… Все, кто работает в полях, очень любят вас и ваше заведение; разве они не распахнут для вас свои сердца и свои карманы, если вы попросите у них взаймы на хорошее дело? Кроме того, у вас работают несколько бывших служащих БМК — их выходное пособие достаточно велико. Неужели они откажутся поскрести по сусекам после всего, что вы для них сделали? Ах, мэм, если бы вы сумели набрать наличными хотя бы две трети названной суммы, мы бы сумели договориться насчет остального и предоставить вам самые льготные условия.

Мэри заколебалась. Она точно знала, сколько смогут собрать ее домочадцы и работники — не больше тысячи кельтских фунтов, даже если бы все они продали свои тела для посмертного анатомического исследования в ксенологической лаборатории. Но должна же Владычица помочь, ведь так?

— Пожалуй, сначала мне следует посмотреть участок, — сказала Мэри задумчиво.

— Мы с удовольствием покажем его вам, — отозвался Кочевелу и улыбнулся в свою прокопченную бороду. Его люди тоже обменялись быстрыми улыбками, и Мэри поняла, что должна быть очень, очень осторожна.

Она, однако, ничего не сказала. Поднявшись из-за стола, хозяйка быстро оделась, затянула кислородную маску и вышла из шлюза вслед за Кочевелу и его спутниками.

Современное Поселение представляло собой нечто большее, чем скромный купол, служивший прибежищем для нескольких сотен первых колонистов. Оно возвышалось над всеми остальными постройками и было оборудовано очень живописной прозрачной визиокрышей в стиле «космический модерн», сквозь которую его обитатели могли видеть на небе настоящие звезды. Визиокрыша, впрочем, плохо сохраняла тепло, и желающих выйти ночью из жилого блока, чтобы, рискуя насмерть замерзнуть, пялиться на две крошечных луны, находилось немного.

Трубы — по крайней мере на тех участках, где англичане следили за их техническим состоянием — тоже выглядели очень современно. Модерновый вид им придавали прозрачные участки, откуда открывались потрясающие виды Красной планеты.

Впрочем, Марс был красным далеко не везде. Когда Мэри впервые прилетела сюда, ей показалось, что Марс представляет собой бескрайнюю светло-коричневую пустыню. Теперь же она различала всю гамму цветов — за исключением разве что синего и голубого. Лимонно-желтый переходил в тусклую охру, оранжевый отливал киноварью, насыщенный бордо переходил в крапплак, а тот, в свою очередь, сменялся глухими тонами ржавчины и кошенили. На Марсе присутствовал даже зеленый — голые выветрившиеся скалы имели мрачноватый оливковый оттенок, а обработанные участки казались изумрудными.

Вытянутый в длину двадцатиакровый участок Финна тоже был покрыт густой, сочной зеленью, так как молодой ячмень еще не успел выйти в ость, и Мэри, проследовав в шлюз за Кочевелу, остановилась пораженная.

— Самый настоящий Хрустальный Дворец! — с гордостью произнес Кочевелу, экспансивно взмахнув рукой.

Мэри слегка сдвинула маску и вздохнула. От почвы, разумеется, попахивало метаном, зато воздух был достаточно влажным, насыщенным кислородом и весьма приятным на вкус. Ячмень, росший вдоль длинной впадины, перекрытой прозрачной крышей промышленного производства, был высоким и сочным. Только вдали зелень меняла оттенок, и Мэри догадалась, что там начинается участок, занятый сахарной свеклой.

— Вот это да! — вырвалось у Мэри, у которой от избытка кислорода начинала кружиться голова.

— Видите? — сказал Кочевелу. — Этот участок стоит четырех тысяч, до последнего пенни!

— Если бы только я имела эти четыре тысячи, — возразила Мэри, пытаясь говорить и действовать разумно, но это было трудно.

Она понимала, что этот надел — лакомый кусочек: он один способен с избытком обеспечить ее солодом. Она могла бы даже обменивать или продавать излишки…

— Неудивительно, что англичане положили глаз на эту плантацию, — сказала Мэри.

Собственные слова все еще звучали у нее в ушах, когда сквозь прозрачные участки крыши она взглянула на раскинувшуюся вокруг панораму: метановый ад приземистых куполов, где клан держал домашний скот, и переплетенные трубы кузнечных мастерских Кочевелу.

— Совсем неудивительно, — повторила она и повернулась, чтобы взглянуть Кочевелу в глаза. — Ведь если я не ошибаюсь, этот участок разделяет владения клана Морриганов, а коли он достанется англичанам…

— Вы абсолютно правы, — ответил Финн. — Когда англичане им завладеют, то первое, что они сделают, добьются демонтажа мастерских и свинарников, потому что… ох!.. — Финна снова лягнули, и он замолчал, страдальчески морщась и потирая ушибленную ногу.

— И все это — часть их секретного плана по вытеснению колонистов, — поспешно добавил Кочевелу. — Сами видите, компания сделала нам предложение, от которого просто невозможно отказаться.

Несколько лет мы обрабатывали и удобряли землю, а они сидели и ждали, пока мы не сдадимся и не отправимся восвояси, чтобы просто прийти и забрать все, что было создано тяжелым трудом. Представляете, буквально на следующий день после того, как мы оформили все бумаги на Финна, к нам заявился этот ублюдок — инспектор Болдуин.