Если бы меня спросили

Она потушила окурок, ткнув его в песок урны-пепельницы. Повернулась к Ирке:

— Спорим, тебя Вадик в первый же день знакомства трахнул? — сунула в карман зажигалку, в сумку — сигареты. — Он всех трахает сразу. У него даже погоняло в школе было — кавалерист.

— Гусар, — поправила её Индира.

— Точно, гусар. Хотя чем не кавалерист: сунул-вынул, поскакал. Они с Макеевым, ну, который Лёха, даже однажды поспорили, что ни одна баба неоттраханной от Вадика не уйдёт. И представь, Макеев проспорил: ни одна не ушла.

— Анфис, — покачала головой Вера. — У него мама умерла, отец другую бабу в дом привёл, это был защитный механизм, способ справиться. Саморазрушительный способ, потому что Вадик не такой, он добрый, верный, порядочный, заботливый. Нет, я его не оправдываю, что было, то было, но знаешь, бабы ведь сами на него вешались. И ты тоже вешалась. Не он за тобой, ты за ним бегала.

20

20

— Бе-бе-бе, — передразнила Анфиса. — Ладно пошли, а то заморозили совсем девчонку, — посмотрела она, как Ирка обняла себя руками. — Ой, а брови у тебя какие, — снова дыхнула ей в лицо табачищем. — Красивые, но надо подравнять, выщипаны кривовато. Могу за полцены, по дружбе, так сказать. С таким мужиком следить за собой тщательней надо.

— А я себя ни в чём не подозреваю, чтобы следить, — усмехнулась Ирка. Она развернулась уйти с веранды вслед за девчонками: ей надо было перезвонить, но Анфиса её остановила.

— А про красивый мир он тебе уже сказал?

— Про что? — удивилась Ирка.

— Боже! Как у тебя это получается! — театрально продекламировала та, прижав к груди руки. — Делать мир таким красивым! — Обернулась. — У-у-у… по лицу вижу — сказал, — засмеялась она. — Имей в виду, он всем так говорит.

Ирка сглотнула, но промолчала. Вот сука, Анфисе всё же удалось её зацепить.

— А с другом тебя уже познакомил? — не унималась его бывшая подружка.

— С каким из? — хмыкнула Ирка.

— М-м-м… так ты про друга не знаешь? Друг — это баба, Ира. Взрослая баба. Просто он её зовёт — Друг. И она с ним уже… ну, в общем, вот как раз со школы. Он с ней делится всем. Говорят, она его девственности лишила, — понизила Анфиса голос, а потом презрительно скривилась. — У тебя нет шансов, девочка, если он тебя даже с Другом не познакомил, так что губу не раскатывай, — усмехнулась она, открыла дверь, смерила Ирку взглядом и шагнула внутрь.

— Я уже начал волноваться, — встретил Ирку возле туалета Вадим. — Все вернулись, а тебя нет.

— Я писала, — качнула головой Ирка, убирая в карман зажатый в руке телефон.

— Ир, что бы она тебе ни сказала, — навис сверху Воскресенский, стараясь заглянуть в глаза, — всё это дела минувших дней. И я давно не такой, и школа давно позади. Всё это уже не имеет значения. Эй, — он приподнял её лицо за подбородок.

— К сожалению, некоторые вещи не меняются, — улыбнулась она.

— Ир, не слушай её, — горячо возразил он. — Она обижена. У неё в жизни всё пошло кувырком, и она винит в этом меня, — подтвердил он её догадку. — Она…

— Да при чём здесь она, Вадим, — убрала Ирка его руку. — Я просто плохо себя чувствую. Ты оставайся, вы столько лет не виделись, поболтаете, а я поеду домой.

— Я поеду с тобой, — решительно шагнул он к выходу.

— Вадим, — покачала головой Ирка. — Я не маленькая. Выпью лекарство и лягу спать. Будешь сидеть караулить, как я сплю?

Он явно колебался.

— Оставайся! Вам есть что вспомнить, что обсудить.

— Ну давай хоть такси тебе вызову.

— Ну такси вызови, — сдалась Ирка.

Поцеловала его в небритую щеку у машины, махнула рукой и… поехала не домой.

— Петь, она не открывает, — сказала в трубку Ирка, стоя у запертой квартиры. — Я звонила в дверь, стучала, звонила на домашний. Не открывает и трубку не берёт.

— А звонок идёт? Его обычно через дверь слышно, — волновался Петька. Его бабка второй день не выходила на связь. А, кроме бабки, у Петьки никого не было.

— Я помню. Звонок идёт, слышала.

— Вот старая карга, — выругался он. — Ладно. Разберусь. Спасибо! Прости за беспокойство.

— Да никакого беспокойства, о чём ты. Если бы моя мать пропала с радаров, я бы тоже позвонила тебе. Я сейчас ещё к соседям схожу.

— Бесполезно. Она с соседями не дружит. Вернее, она их ненавидит, и они отвечают ей взаимностью, поэтому скорее обрадуются, что она сдохла, чем станут за неё волноваться.

— Слушай, а может она на даче? — спускалась Ирка по бесконечной лестнице.

В доме, где жила Петькина бабка, старой сталинке с высоченными потолками на главной площади города, всё было таким — монументальным.

— На даче? — удивился он. — Там же ещё снег, не доберёшься. А она с клюкой.

— Какой снег, Петя. Снег уже два дня назад как растаял и даже высох, такая стояла жара. Тюльпаны вылезли, подснежники зацвели. У меня мать в теплице уже редиску посеяла.

— Бл!.. Я уже собрался МЧС вызывать, чтобы квартиру вскрывали, думал, она там валяется, кверху лытками: или шейку бедра сломала, или померла…

— Я съезжу, не кипятись. Вот прям сейчас и съезжу.

— Одна? Ночью? На дачу?!

— Не такая уж ночь. Девять часов. И я не одна.

Водитель такси потушил сигарету, увидев свою беспокойную пассажирку, на ходу сменившую маршрут.

— Едем? — с надеждой спросил он.

— Э-э-э… да, — забралась Ирка в машину. — Теперь на дачу. Я покажу дорогу.

— Как у тебя дела? — напомнил о себе Северов, когда машина тронулась.

— Ну… неплохо.

— Только не говори, что у тебя очередной мужик, — явно услышал он что-то в её тоне, а может, просто озвучил вслух свой худший кошмар.

— Да, у меня мужик, Петя, но это ненадолго.

— В каком смысле?

— В самом прямом. Во-первых, у него «склонность к новизне», как я только что выяснила, а во-вторых, он скоро уедет, а я не верю в отношения на расстоянии.

И она, девочка, что никому не доверяет свои секреты, сползла вниз по сиденью и опять всё рассказала Петьке.

Опять, потому что он был единственным человеком, которому она всё рассказывала, а сейчас ей очень, просто невыносимо хотелось с кем-нибудь поделиться, выговориться, разобраться в себе, в том, что она чувствует, а чего, наоборот, возможно, на самом деле не чувствует.