Если бы стены могли говорить… Моя жизнь в архитектуре

Глава 1 Дом на холме

Хайфа в 1940-х годах, вид со склона горы Кармель – таким я знал город, когда был ребенком. Вид похож на тот, что открывается из нашей квартиры

Сейчас, когда мне уже за восемьдесят и я путешествую по миру несколько раз в год, я думаю о долгом странствии, которое невероятным образом привело меня из Хайфы тех времен, когда государство Израиль еще даже не существовало, к приключениям в архитектуре, которые продолжаются для меня уже шестьдесят лет.

Хайфа, ныне израильский город, во времена моего детства входила в состав мандатной территории Палестина, которой управляли британцы по мандату Лиги Наций. В Хайфе находилась штаб-квартира британцев. Город расположен в южной части побережья длинного серповидного залива, на дальнем краю которого, к северу, раскинулся город Акка (Акра) и виден горный хребет Ливан. Хайфа росла по склонам хребта Кармель ступенями. На берегу был порт, построенный и управлявшийся британцами. Портовая территория простиралась вдоль берега к востоку до границы нефтеперерабатывающего завода трубопровода Ирак – Хайфа (с его знаменитыми трубами). Вдоль порта проходил главный проспект центра города, в те времена известный как Кингзуэй, а сейчас улица Независимости. Здесь находились банки и деловая часть города. За этой улицей начинался Нижний город, или Старый город, как его называли. В этих районах преобладала характерная арабская средиземноморская архитектура с узкими улочками и многолюдными базарами. Воздух наполняли ароматы специй и жаренного на кострах мяса. В Нижнем городе была каменная застройка – теплая, средиземноморская, со сводами и куполами. Я с детства любил купола. В этом присутствует, я уверен, духовный элемент – кругообразность символизирует единство, – но есть и практический, эволюционный аспект, о котором я узнал много позже и который внушает благоговение: в пустынных районах, где мало деревьев для древесины, купола из кирпича или камня служат единственной формой для перекрытия большого пространства.

По направлению вверх от Старого города, как тогда, так и сейчас, цвет и характер города меняются по мере подъема. На полпути к вершине, на склонах хребта Кармель находился район Хадар-Ха-Кармель из белых зданий в стиле баухаус. В центре Хадар-Ха-Кармеля располагался кампус Техниона, ныне израильского аналога Массачусетского технологического института. В отличие от яркой, современной простоты баухауса Технион представлял собой увенчанное куполом здание с симметрично расположенными крыльями с полированными каменными аркадами – попытка воссоздать романтический ориентализм в европейской архитектуре. Дальше вверх по склону находились Сады Бахаи, святое место для бахаитов, где похоронен основатель их религии. В юности я считал эти сады самым красивым местом в мире – воплощением рая. Наконец, на вершине, с которой открывался невероятный вид на гавань и город, находилась огороженная территория с озелененными виллами и малоэтажными многоквартирными домами. На вершине горы жили в основном высокообразованные немецкие евреи-иммигранты с утонченными манерами – профессора, квалифицированные специалисты, предприниматели, – которых менее утонченные обитатели района называли yekkes (от акронима для фразы на иврите, означающей «трудно понять»). Над этими людьми потешались – например из-за выраженного акцента, когда они говорили на новом для себя языке, – и в то же время их глубоко уважали. Именно с ними, а также с другими выходцами из Восточной Европы связано появление архитектуры баухауса в Хайфе и Палестине. В теплый полдень из открытых окон их домов звучала классическая музыка. На вершине горы Кармель росло много сосен. До сих пор всякий раз, почувствовав аромат сосны, я думаю о Хайфе. Это по-прежнему красивый город.

Я родился в Хайфе в День взятия Бастилии в 1938 году – через год с небольшим с момента знакомства моих родителей. Мой отец, Леон Сафди, приехал в Хайфу из своего родного сирийского города Алеппо в 1936-м. Он был девятым из десяти детей в семье еврейского торговца. Я никогда до конца не понимал, что привело моего отца в Хайфу. Был ли он сионистом? Старался ли проложить свой путь в семье, где было слишком много конкурентов? Но он приехал в Хайфу и основал собственное торговое предприятие. Он занимался импортом текстиля, высококачественной шерсти и хлопка из Англии и тканей из Японии и Индии для местных рынков.

Моя мать, Рейчел Сафди, урожденная Эссес, была англичанкой, но тоже родом из еврейской семьи с корнями в Алеппо. Бизнес ее отца тоже был связан с текстилем, и на рубеже XX века мой дед с семьей, эмигрировав в Англию, осел в Манчестере, который в то время был международным центром текстильной промышленности. Моя мать родилась в этом городе и воспитывалась как добропорядочная английская девушка. Она сохранила на всю свою жизнь сильный манчестерский акцент.

В 1937-м мама (ей тогда было 23 года) отправилась из Манчестера в путешествие на корабле, чтобы навестить свою сестру Глэдис, которая жила в Иерусалиме. Из Англии корабль прибыл в порт в Хайфе, откуда моя мама намеревалась по суше добраться до Иерусалима. Сойдя на берег, мама почти сразу же познакомилась с молодым человеком, у которого был офис рядом с доками, и через месяц вышла за него замуж. Поскольку вскоре началась мировая война, прошло десять лет, прежде чем мама вернулась в Британию.

Мой отец говорил на арабском, плохо владел ивритом, а образование получил на французском языке, поэтому владел им в совершенстве; мама говорила по-английски и немного по-французски. Так что поначалу у них даже не было надежного общего языка. Я был их первым ребенком, в течение нескольких лет родились еще двое, Габриэль и Сильвия, а Лилиан, четвертый ребенок, появилась на свет, когда мне было восемнадцать и наша семья уже жила в Канаде.

Технион в Хайфе, построенный по проекту Александра Бервальда в 1924 г., – флагман еврейского образования в Палестине

Евреи из Алеппо были широко известны как мизрахим, или восточные евреи, но большинство из них также утверждали, что принадлежат к сефардам, то есть происходят от евреев, изгнанных инквизицией из Испании и Португалии в конце XV века (слово «сефарад» на иврите означает «Испания»). На самом деле в Алеппо жило и множество других евреев, чьи предки никогда не покидали Ближний Восток. Сефарды говорили на ладино (сефардском языке), испанском диалекте, хотя в свое время давние жители Ближнего Востока тоже переняли ладино, и стало трудно провести четкие различия между двумя группами. Еврейский народ строго разделялся на ашкеназов (европейцев) и восточных евреев, а евреи из Алеппо, независимо от их фактического происхождения, принадлежали к восточной группе. Моя семья происходит из города Сафед в Галилее, отсюда и фамилия Сафди, варианты которой (Сафдие, Сафади) также можно встретить среди мусульман, христиан и друзов. Когда-то, в XVI–XVII веках, из-за экономического упадка Сафеда многие евреи переселились из Галилеи на север, в Алеппо.

В Хайфе моя семья сначала жила в трехэтажном многоквартирном доме в стиле баухаус в буржуазном районе Хадар-Ха-Кармель, где проживала основная часть представителей большого еврейского сообщества города. Я ходил в детский сад на территории кампуса Техниона. Помню, с четырех или пяти лет мне разрешали ходить туда одному, а мама смотрела с балкона, как я перехожу улицу Бальфур и оказываюсь в кампусе, до тех пор, пока я не пропадал из виду. В таком раннем возрасте я уже наслаждался независимостью, и это чувство начало проявляться еще ярче, когда я стал подростком, – это знакомо многим израильтянам моего поколения.

Одни из моих самых ранних воспоминаний связаны с началом Второй мировой войны. По вечерам в пятницу на ужин в шаббат мы принимали гостей – солдат-евреев, служивших в австралийской армии. Почти каждую ночь мы спускались в бомбоубежище в подвале нашего дома. Я помню, как с волнением смотрел на привязанные к тросам гигантские серебряные аэростаты заграждения, которые запускали над заливом в качестве препятствия для воздушных атак. Помню поглотительные башни вдоль побережья, выпускающие дым для маскировки нефтеперерабатывающего завода, который был основной причиной, по которой Хайфа становилась первоочередной целью для врага. К счастью для нас, врагами были не люфтваффе, а Королевские ВВС Италии, и хотя итальянцы действительно нанесли несколько ударов, которые причинили ущерб, они не были сокрушительными.

В отличие от Хайфы, Иерусалим во время войны не бомбили. Сестра моей матери, Глэдис, жила в Иерусалиме с мужем и четырьмя детьми. Наша семья, чтобы избежать опасностей на побережье, довольно долго оставалась у них в 1940 году, и именно тогда родился мой брат Габриэль. Путешествие из Хайфы в Иерусалим в начале 1940-х было серьезным предприятием: четыре или пять часов на автобусе по пыльным дорогам с постоянными остановками для перерыва и отдыха у магазинчиков, предлагавших фалафель, апельсиновый сок и сэндвичи.

Торговый центр Хайфы, 1940 г. Очертания многих районов города сформировались под влиянием наплыва архитекторов-модернистов

Мне не нравилось у тети и дяди. Их дом в Иерусалиме был маленьким и тесным, а сами они были очень религиозными и слишком рьяно соблюдали все предписания, в отличие от моей семьи. Дядя, представительный мужчина, однажды предложил мне фунт стерлингов за то, чтобы я не пользовался электричеством в шаббат в течение целого года – это было в те времена, когда за фунт давали четыре доллара. До сих пор вижу ту серебряную монетку в его руке. Но я отказался. Иудаизм и духовное начало в моей жизни тесно переплетены и имеют большое значение, но непримиримая религиозность моих тети и дяди – их попытки навязать ортодоксальность – только усиливали мое сопротивление.