Если бы ты знал

Подавшись вперед, я буквально наезжала на Илью, мать его, Викторовича. Но он не отодвинулся, не моргнул, а объяснил мне очень спокойно.

– Дети все время падают, Ева. Они крепкие. Для сотрясения, я уверен, нужно как следует приложиться.

От его уверенного тона я растерялась и стала лепетать невнятно.

– Но я… У меня тоже так было.

– Ты помнишь, как сама ударилась?

– Да. Я прыгала на кровать и врезалась головой в стену.

– Вот! То есть было ускорение и сильный удар. Ты плакала?

– Конечно. На весь дом ревела.

– Митя ударился не настолько сильно. Если честно, я уверен, что его голова вообще не пострадала при падении. Раз он уснул сразу, то точно не особенно страдал.

Я все еще была уверена в сотрясении, но Илья заставил меня сомневаться. Ткнув пальцем в бумагу из травмы, я спросила:

– А как же заключение врача?

– Ты пришла к ним со своим диагнозом. Пациенты в травме на потоке, врачам некогда разбираться в деталях. Да и вряд ли хочется за ту зарплату. Это я могу себе позволить полноценный прием и внимательный осмотр.

Я сидела с открытым ртом. Сложно поверить, что все твои тревоги за последние сутки были вообще не по делу. Вернее, по делу, но по другому поводу. Тем более сложно было поверить Илье.

– Дыщ-дыщ-дыщ, аааааааааааааааааааааааууууууу, – громко имитировал Митька столкновение поезда с резиновой гориллой. – Я орангутаножидкий терминатор. Ты не можешь победить, но я вернусь.

– Терминатор?– переспросил шепотом Илья. – Серьёзно?

Я отмахнулась.

– Не спрашивай. Лучше объясни, что за черт этот гастро…

– Энтерит.

– Ага, точно. И почему у нас именно он, а не сотрясение.

Илья пояснил:

– Парень отлично реагирует на свет, выполняет все тесты, нет расфокусировки, он не теряет сознания и вообще достаточно активен.

– Это же мальчик. Все мальчики активны.

– Удар по голове даже активных успокаивает, поверь.

Сузив глаза, я отчаянно захотела врезать ему по макушке чем-нибудь тяжелым и проверить эту гипотезу.

– При пальпации живота была боль.

– Так его выворачивает наизнанку сутки. Конечно, заболит живот, – я не сдавалась.

– А накануне вы были у дедушки, где парень вряд ли мыл руки, ел клубнику с собакой и смотрел «Терминатора».

– «Терминатор» тут при чем?– окончательно запуталась я.

Илья усмехнулся. Захотелось ему врезать еще сильнее.

– «Терминатор» ни при чем. Просто вы сменили привычное место жительства, где все микробы уже родные. Незнакомый биогенном, скорее всего, стал возбудителем воспаления в желудке. Или кишечнике. Понос был?

– Не было.

– Значит, желудок.

– О боже, – я прижала руку ко рту, чтобы не завыть. Илья разложил все по полкам, и я поверила. – Значит, нет никакого сотрясения?

– Только сплошное потрясение мозга, вызванное тревогой и врачами.

– И бесконечной рвотой, – добавила я.

– И ей, да. Парень и на кровати крутился, потому что живот болел. Так что падение – это следствие, а не причина.

До меня наконец дошло, что нет никакого сотрясения. Сразу улетучились страхи о последствиях травмы, гематоме в мозге, осложнениях в виде отклонения в развитии. Железный прут напряжения, который торчал у меня в спине, рассосался в одночасье.

Я расслабилась, плечи опустились, морщинка между бровями расправилась. Я даже немного сползла в удобном кресле и пробормотала:

– Ничего себе.

Илья тактично дал мне минуту прийти в себя. Он что-то записывал в наш файл на компьютере. Митька остыл к паровозу и горилле, вернулся ко мне.

– Ну чего там? – поинтересовался он. – Жить буду?

Илья снова прыснул. Я давно привыкла к таким выражениям. Что тут поделать? Сама виновата. Парень знает все мои словечки.

– Будешь, – успокоила я сына. – Возможно даже, что долго и счастливо.

– Не исключено, – подтвердил мое предсказание Раевский. – Вам самое главное сейчас, Дмитрий Евгеньевич, много пить.

– Так мама не дает, – нажаловался он на меня моментально. – Дает ложку, как издевается. Это же не суп. А если глотну, то ругается и выдирает чашку.

Я стала оправдываться.

– Его тошнило после каждого глотка. Я боялась обезвоживания.

– Сразу тошнило? – уточнил Илья.

– Нет. Минут через двадцать.

– Тогда не будет обезвоживания. Вода транзитом в желудке. Ей не надо перевариваться.

– Я же говорил! – тоном всезнайки вставил Митя.

Хотя ничего он не говорил. Вчера только ныл и спал.

– Мама правильно все делала, – поддержал и меня Илья. – Дробное питье должно помочь, если рвота сильная.

– А меня и не рвет больше.

Раевский приподнял бровь.

– Кстати, да. Вы тут уже полчаса… И ни разу.

– В машине тоже не тошнило, – добавила я и с надеждой предположила: – Может, ему лучше?

–

Не исключено. Если захочет есть – дела налаживаются. Но питание тоже дробное. Для начала бульон, каши, тушеные овощи.

– Овощи – отстой, – вклинился Митька.

Раздосадованный диетой, он стал изучать палочку, которой Илья прижимал его язык, когда смотрел горло. Я хотела отобрать, но Раевский сделал знак, что все нормально.

– Несладкие сухари из белого хлеба можно.

– Сухарики люблю.

Я закатила глаза и сказала:

– Мы не в ресторане. Будешь есть, как положено.

– Скучно. – Митька отбросил палочку и потянулся к фонендоскопу, который висел у

Ильи на шее.

Раевский снова не стал отказывать ребенку. Он снял с себя фонендоскоп и отдал Мите.

– Сломает, – предсказала я.

– Вряд ли. Зато развлечется. Я записал все рекомендации по еде.

Я вздохнула, и тут меня вовремя озарило.

– Стой, – выпалила я, обращаясь к Илье.

– Обязательно? – засмеялся он. – Можно я посижу, пока дописываю хотя бы?

Я не обратила внимания на его хохму. Мне не до шуток сейчас.

– Если нет сотрясения, значит… ему можно мультики, игрушки, книжки.

– И телефон поиграть, – закончил за меня сын. – И ютуб!

– Можно, конечно, – разрешил нам все Илья и очень педагогично добавил: – Но в пределах разумного. Ютуб вообще много смотреть нельзя. Мозги гниют.