Если копнуть поглубже
Шрифт:
— Тебе нельзя курить в доме, когда я здесь, — сказал мальчик. — Ты сама установила это правило. Не я. Мне-то все равно, что ты делаешь.
Но Джейн тем не менее отложила в сторону сигареты и спички.
— Ты правда не знаешь, где папа? — спросил Уилл.
— Правда не знаю.
— Я видел его вчера на улице — на другой стороне Онтарио у «бентли». Я ждал, но он не посмотрел в мою сторону.
Джейн не стала задавать естественного вопроса.
Но мальчик сказал сам:
— Он был один.
— Понятно.
Мерси переворачивала на сковороде ветчину.
— Хочешь
— Одно. Только одно.
— Ты что, за ночь забыл слово «пожалуйста»? — одернула сына Джейн.
— Я не обязан говорить «пожалуйста» Мерси. Она прислуга.
Джейн ударила его.
Ладонью — больно, но не опасно.
Он ответил тем же.
Джейн была поражена. Онемела.
Уилл встал и направился на террасу. На пороге обернулся и без всякого выражения произнес:
— Почему бы вам всем не пойти на хрен? Даже не вопрос. Просто слова: Почему бы вам всем не пойти на хрен?
И закрыл за собой дверь.
Не хлопнул — тихо закрыл.
Все происходило, как в замедленной съемке. Джейн ждала; чиркнув спичкой, затянулась.
— Вот так, — только и произнесла она.
Затем встала, сходила в столовую, взяла бутылку «Коте де Рон», вылила свой кофе в раковину, наполнила чашку вином, выпила и налила снова.
— Что вы сегодня намерены делать?
Мерси выключила конфорку и накрыла сковороду крышкой.
— Если бы я не любила Уилла, ушла бы от вас.
— Интересное заявление, — хмыкнула Джейн. — Я хочу сказать, интересное — из уст прислуги. Простой прислуги.
— Я на него не обиделась, потому что понимаю: он сказал это вам, а не мне.
— А я его ударила только потому, что вы стояли рядом и все слышали.
— Значит, если бы меня не было и я бы не слышала, вы бы его не ударили?
— Мерси, вы знаете, что я имела в виду не это. Если бы вас здесь не было, я бы могла его пристукнуть, вышибить из него дух. Господи, Мерси, я это сделала ради вас.
— Спасибо, конечно, только в следующий раз попридержите руки. Я сама с ним разберусь.
— Он мой сын!
— Да неужели? Верится с трудом.
Мерси взяла пустой стакан и присела к столу.
— Можно немного вина?
— Конечно.
Она налила себе и Джейн.
— Учтите, если вы напьетесь до полудня, то пропустите встречу.
— Какую встречу?
— А разве вы не встречаетесь с некоей Элспет?
— Ах да… Спасибо, что напомнили. Она фотограф.
— Вас будут снимать?
— Очень смешно.
— А что вы будете говорить: «сыр» или «слива»?
— Ни то, ни другое. Буду говорить «дерьмо». Запомните на будущее: невозможно сказать «дерьмо», не улыбнувшись.
Мерси рассмеялась и стащила у нее сигарету. Джейн притворилась, будто не заметила.
— А куда девать всю эту ветчину?
— Мы ее съедим. Вы, я и Уилл. Он вернется. Уилл мальчик. Знаете, он из тех юных созданий, которым каждую неделю требуется новая пара обуви, потому что он растет. И зовется мальчишкой. Совсем не похож на девочек. Мы росли только по воскресеньям. В такие дни, как сегодня. Именно поэтому
нам надо есть ветчину — это наш день — ваш и мой. А если вспомнить, то когда-то это был и мой выходной. Вот так…Джейн взяла ее за руку.
— Господи, спасибо Тебе за милость, что послал мне Мерси. И спасибо вам. — Она поцеловала Мерси руку и опустила ее обратно на стол.
Наступила тишина.
Ни одна из женщин не двигалась.
А потом Мерси нарушила молчание:
— Вы слышали — я сказала: умер Джесс Куинлан?
— Нет. Боже мой! Бедный Люк.
— Люк нашел его в парке у реки. Скончался от передозировки.
— Этого следовало ожидать.
— Вероятно.
— А где он был? Я думала, он убежал.
— Гм… вернулся.
Воскресенье, 9 августа 1998 г.
В два часа Джейн, как и договаривались, приехала на Морнингтон-стрит к Элли Бентон, где у той был дом, он же студия. В отличие от многих зданий на этой улице, дом Элли не поражал размерами, зато радовал глаз прекрасным эдвардианским стилем. Как и два соседних — очевидно, их проектировал один архитектор.
Элспет Бентон было под сорок. Почти ровесница Джейн, она иногда тоже посещала занятия Джей Ти Уатерби. Элли считалась фотографом-портретистом, но любила делать «портреты» помещений и садов без людей. Правда, люди при этом словно бы присутствовали. Джейн ей как-то сказала: «Ты снимаешь призраков».
И угодила в точку: знаменитейший снимок Элли, завоевавший национальные и международные премии, запечатлел завиток дыма, оставшийся после того, как, по ее просьбе, Орсон Уэллес поднялся со стула и отошел в сторону. Орсон Уэллес, кроме всего прочего, был известен тем, что курил сигары. И Элли подумывала, не уговорить ли его отказаться от курения на время сеанса, как поступил Юсуф Карш, когда работал над портретом Уинстона Черчилля. Но ей не нравилось слово «подражатель», и поэтому она попросила свою модель как следует, по-уэллесовски, затянуться, выдохнуть и уйти из кадра. Подпись под фотографией была проста: «Орсон Уэллес, 1982».
Открыв дверь и пропуская Джейн в дом, Элли немного иронично заметила:
— А я уж опасалась, что ты струсишь и не объявишься.
В студии на столе лежал большой коричневый пакет с напечатанными фотографиями, на котором было написано «Джейн».
— Ну вот… — Элли улыбнулась. — Полагаю, мне не следует спрашивать, как у тебя там все было…
Джейн пожала плечами.
— Ора Ли, так не годится. Пожать плечами — ничего не сказать. В чем, собственно, и цель. Хочешь бокальчик красненького?
— Конечно.
Джейн отставила сумку и села. Пакет, заполненный Милошем, был помещен — возможно, специально — на середину стола. Стол был круглый, обтянутый зеленым сукном, словно женщины собрались играть в карты.
Элли вернулась с вином, налитым в гигантские шарообразные фужеры на толстых ножках. Поставив фужеры, она шлепнула рядом пепельницу.
— Ну что ж, скажу откровенно, недурно. Господи, да он просто потрясающий! — Она плотоядно ухмыльнулась и выпила.
Джейн проделала то же самое, но без ухмылки.