Если любишь - солги

Щекам стало жарко. Но непохоже, что Евгения хотела меня смутить — ей просто требовался ещё один довод в споре. Я знала, как выглядит директор. Перед каждой премьерой он выходил на сцену приветствовать публику, а в антрактах иногда показывался в фойе — проверить, всё ли ладно в его маленьком королевстве. В иссиня-чёрном парике, тучный, одышливый, с короткими пальцами, обрюзгшими щеками, мясистым носом, набриолиненными усами и влажным синюшным ртом, он походил на опереточного злодея. Да на такого и смотреть не хотелось…

Ответ сорвался с губ раньше, чем я успела задуматься:

— Нет, нет! Ни за что!

— Эжени, ты смущаешь свою новую подругу, — попрекнул сестру Дитмар. — Простите, Верити. Мы привыкли говорить обо всём без церемоний.

К счастью, в этот момент зазвучал звонок, призывая слушателей в зал.

— Идёмте с нами, — жизнерадостно предложила Евгения. — У нас прекрасный бенуар. Обычно мы ходим вчетвером, но к несчастью, моя подруга Присцилла заболела, и мы остались, так сказать, в неполном составе.

Разве мажисьеры болеют? Дерзкий вопрос просился с языка, и я изо всех сил стиснула зубы. Молчи, пока тебя не спрашивают. Ты же можешь!

— Мы не стали приглашать кого-то ещё, — щебетала Евгения. — Зачем нам чужой человек? Вы — другое дело, Верити. Вы так милы! Правда?

Она послала быстрые взгляды мужчинам, и те дружно принялись убеждать меня присоединиться к ним в ложе. Напрасно я твердила, что у меня отличное место в бельэтаже.

— Поверьте, — уговаривал Дитмар, беря меня под руку, — из бенуара представление воспринимается совершенно иначе. Вы словно бы становитесь его участником. Слышите дыхание артиста, видите, как лоснится грим на его щеках…

— Дитмар! — воскликнула Евгения и рассмеялась.

Они были очень настойчивы, и я не нашла ни одного возражения, которое не прозвучало бы оскорбительно. Оставалось последнее средство: вырвать руку и уйти безо всяких объяснений. Вряд ли они кинутся вдогонку или станут меня разыскивать. Но честно говоря, уходить не хотелось. Много лет в моей жизни не было такого захватывающего и волнительного вечера.

Сьер В. К. настоятельно рекомендовал воздерживаться от контактов с магнетиками и не привлекать их внимания. Но рекомендация — не запрет, верно? Не будет беды, если я пару часов посижу с ними в ложе.

_____________________________________________________________________

Дорогие читатели! Если вам интересно, не сочтите за труд поддержать книгу лайками и репостами. Мне будет очень приятно.

2.2

Дитмар оказался прав. Бенуар располагался на одном уровне со сценой, над оркестровой ямой, но всё было устроено так, что оркестр не оглушал, а голоса певцов, напротив, звучали ближе, отчётливей, и от этого по спине бегали мурашки. Можно было заглянуть артистам в глаза, увидеть, как у Фелиции подрагивают руки, заметить расстёгнутый крючок на спине Королевы Роз и ниточки морщин на худощавом лице Лукаса Рагетти, который исполнял партию Принца-Сокола. Лёгкий и стройный, из бельэтажа он казался едва ли не юношей, хотя на самом деле годился Фелиции в отцы.

Левая, ближняя к нам, кулиса отчасти перекрывала край сцены: исчез из виду домик Колдуньи, к которой Фредерика ходила за советом; зато можно было заглянуть за правую: там хористы в ожидании своего выхода переговаривались и оправляли костюмы, высокую голую стену позади них покрывали крупные трещины, а дальше, в глубине, зияла пугающая чернота.

Театр приоткрыл мне своё тайное лицо, но отдаться новым впечатлениям целиком не удавалось. Мажисьеры без конца смеялись, болтали, пытались вовлечь меня в разговор, дважды вызывали лакея, прося принести по рюмке версента для мужчин и засахаренных орешков для Евгении, и всё время спрашивали, не хочется ли мне чего-нибудь.

Когда Принц-Сокол спускался с небес, чтобы вырвать возлюбленную Фредерику из лап Короля-Дракона, Евгения вдруг схватила меня за руку:

— Смотрите, у него за спиной блестит лонжа! Вон-вон! Видите?

В самом деле, над неподвижным крылом посверкивал, уходя в тёмную высь, за падуги, тонкий серебристый пунктир… В полумраке, на фоне клубящихся дымов и задника из мерцающей ткани, страховочный трос был едва различим, но разглядев, я уже не выпускала его из вида. Потом заметила второй, над другим крылом.

Принц достиг сцены, высвободился из крыльев, как из тяжёлой шубы, и Фредерика бросилась ему в объятья.

— О Сокол мой, — пела она, — летим скорее прочь! Неси меня сквозь день, неси меня сквозь ночь…

— А в каком, собственно, смысле, сокол? — игриво-скучающим тоном осведомился Дитмар. — Наш принц, случаем, не из оборотней?

— Сокол-оборотень? Вздор! — отозвался Аврелий. — Эти твари бегают по земле, а не парят под облаками.

— Ты забыл крыланов.

— Отнюдь, — Аврелий усмехнулся. — Не ты ли рассказывал, что они с трудом перелетают трёхметровый забор? Ни с соколом, ни с драконом твоим крыланам не сравниться. Если допустить, что так называемые драконы вообще были способны летать…

— А в самом деле, — оживилась Евгения. — Принц-Сокол, Король-Дракон. Целая стая оборотней! Сьер Ольрих занялся подрывной пропагандой.

Они с Дитмаром рассмеялись.

— Тебе стоит поделиться этой мыслью с милягой Дофлером, — предложил брат сестре. — Его писаки тут же поднимут режиссёра на перья. И директора Кропье заодно.

— И композитора Меллизона, и либретиста Арно-Голля, — проворчал Аврелий. — Полно вам. Это же классика.

— Возможно, во времена Меллизона, — Евгения подмигнула Дитмару, — популяция оборотней отличалась большим видовым разнообразием.

Аврелий заметил небрежно:

— Ещё скажи, что Меллизон был соколом, а Арно-Голль — драконом.

— Ты гений! — воскликнула Евгения.

— Нет-нет, — запротестовал Дитмар. — Драконом был Меллизон! Ибо он — по-настоящему крупная личность!

О Меллизоне писали, что к концу жизни он так растолстел, что перестал выходить из дома и сочинял музыку, сидя в кровати.

Теперь рассмеялись все трое, даже Аврелий.

Между тем, Принц-Сокол допел свою арию и унёс Фредерику в тёмную вышину. Бедная Фелиция! Висеть между небом и землёй, надеясь на крепость рук партнёра и два почти невидимых троса… Неудивительно, что она дрожала и не могла как следует отдаться роли.

Зал взревел. Пышка Диди Леко в небеса не улетала, а рука об руку с моложавым Принцем степенно восходила по громоздкой лестнице, которая затем уезжала вглубь сцены.

Пал занавес. Публика продолжала аплодировать, и через минуту Фелиция и Лукас Рагетти вышли на поклон.

— Думаю, у этой девочки всё будет хорошо, — заключила Евгения, поднимаясь. — А знаете что? Мне надоело.

Она по очереди оглядела мужчин.

— Поедем в "Золотого гусака"!

— Эжени, дорогая, — возразил Аврелий, — разве ты не хочешь узнать, какие ещё сюрпризы приготовил нам сьер Ольрих? Думаю, этот полёт только затравка, и в финале нас ждёт что-то по-настоящему ошеломительное.