Если мы будем вместе...

– Я все понимаю. Повторения я хочу не больше, чем ты, уж поверь мне. Пусть охраняет. И я буду слушать все его указания. Пообещай мне только одно, папочка, – она твердо посмотрела на него, – когда ты найдешь его, я хочу посмотреть в глаза этому человеку, прежде чем… – Маша не договорила, покосившись на меня, но я и так понял, что она хотела сказать. Тот козел, который это с ней сотворил долго не проживет, но и легкой его смерть тоже не будет. Андрей Васильевич кивнул и еще крепче сжал руку дочери.

– Конечно, моя родная. Обещаю. Хотя, – он усмехнулся, – это будет зрелище не для девушек.

– Папа! Уж это я точно смогу пережить. – Маша засмеялась и сквозь меня будто разряд тока пропустили. Именно в тот момент я понял, что это будет одно из самых трудных моих заданий. Находиться рядом с НЕЙ круглые сутки и держать себя в руках – то еще испытание. Но я справлюсь. Справлюсь же?

– Ты, главное, скорее выздоравливай и становись на ноги. А все остальное я решу.

– Я встану. Даже не сомневайся.

И я ей поверил так же, как и ее отец. В последующие несколько недель она упорно двигалась к своей цели. Массаж, физиопроцедуры, лечебная физкультура, бассейн. Она не давала расслабиться ни себе, ни персоналу. Мне оставалось только удивляться про себя.

Однажды я случайно услышал, как сплетничали две сотрудницы клиники (не то, чтобы я любил подслушивать чужие разговоры, но почему-то, поняв о ком идет речь, не удержался).

– Ты посмотри, какая упорная девчонка. Кто бы мог подумать, такая малахольная на вид, а силы и целеустремленности в ней на десяток мужиков хватит, – говорила какая-то женщина. Дверь была немного приоткрыта и я мог только слышать, но не видеть говоривших.

– Ага, особенно после того, что с ней произошло, – поддержала разговор другая.

– А ты, вроде как, знаешь, что было?

– Вот и знаю! Говорят, какие-то отморозки похитили ее вместе с матерью и каким-то парнем не то другом он ей был, не то еще кем, я так и не поняла. Да это и не важно. В общем, в те три дня, пока их искали, парня порезали на ремни и застрелили. Девочку и маму насиловали. У мамы сердце не выдержало, она умерла на второй день, а самой девочке досталось больше всех. На ней живого места не было, когда ее в больницу привезли, кое-как выходили. Когда их нашли, то один из похитителей, видимо, хотел ее добить. Уж не знаю, что там точно произошло – или он сам со страху промахнулся, или ему помешали. В общем, попал он девочке в поясницу. Да так, что пуля не только повредила позвоночник, она еще и женские органы зацепила. Пулю, конечно, достали, все заштопали. У нее сейчас неплохие шансы опять встать на ноги, но вот иметь детей она вряд ли сможет. Для этого нужно чудо.

– Ну, ничего себе история. Бедная девочка. Как жалко ее. И не важно, что она единственная наследница этого магната. Такого никто не заслуживает. – В голосе женщины звучало искреннее сочувствие.

– Это точно. Ты только не вздумай при ней о жалости заговорить – живьем съест. Мария Андреевна терпеть не может, когда ее жалеют. Однажды Наташка…

Дальше слушать не стал. Я не знал насколько все сказанное правда, но шрамы на теле девушки я видел, много шрамов. А спустя несколько дней я узнал и еще об одной черте Машиного характера. Андрей Васильевич в тот день, как обычно, приехал в клинику навестить дочь, несмотря на большую занятость, он делал это почти каждый день, за редким исключением. Они всегда много разговаривали, но больше всего меня удивило, что эта «акула бизнеса» советуется с дочерью по самым разным вопросам, касающимся управления предприятием, начиная с кадров и заканчивая финансами и инвестициями. Я, конечно, в бизнесе не очень силен, но моего высшего образования оказалось достаточно, чтобы понять – несмотря на то, что Маша еще не закончила учебу, она очень хорошо во всем разбирается и дает дельные советы, о результатах осуществления которых отец ей позже рассказывал. Иногда они устраивали целые словесные баталии, слушать которые было интересно и поучительно. В общем, Андрей Васильевич готовил себе преемника в лице родной дочери.

В этот раз после обсуждения всех вопросов Маша спросила:

– Ты мне не рассказываешь, как там дядя Саша и тетя Оля. Как они смогли пережить Пашину смерть?

Андрей Васильевич замялся и отложил в сторону папку с документами.

– Не хотел тебя расстраивать, но сейчас уже, наверное, можно рассказать. Ольга держится молодцом, хотя видно, что ей очень тяжело. А вот у Саныча сердце прихватило. Я помог устроить его в хорошую клинику. Кое-как откачали. Сейчас ему намного лучше.

– Они не винят меня в том… в том, что… – Маша посмотрела на свои сцепленные руки.

– Нет, – перебил ее отец, – нет. Не винят. Как только Пашин отец встанет на ноги, они вместе Ольгой тебя навестят. Если ты не против.

– Конечно же, я не против. Буду очень рада их увидеть.

– Тогда, договорились.

– И еще, папа, у них там были какие-то проблемы с новой квартирой.

– Уже все решено, милая.

– И они, конечно….

– … никогда не узнают о моем участии в этом вопросе, – они оба заговорщицки улыбнулись.

– Спасибо, папочка. Я знала, что ты сделаешь все как надо. – Она крепко его обняла и поцеловала в щеку.

Вот такая необычная подопечная мне досталась. Маша оказалась совершенно не такой, как я ее себе представлял. Эту девушку невозможно было не полюбить. Умная, веселая, добрая и великодушная. И она была гораздо сильнее, чем я мог подумать. Пережить такое и не озлобиться на весь мир, остаться человеком не каждый сможет. Добавьте к этому незаурядное чувство юмора и вы поймете, почему я сходил с ума от желания сделать ее своей, видеть ее рядом с собой всю оставшуюся жизнь. Тогда я решил для себя, что стану для нее тем, на кого она всегда сможет положиться, самым верным другом и незаменимым помощником. Для начала.

Маша

Сердце без любви – холодное

Крылья от тоски – опаленные

Трудно каждый день, нести в гору

Этот крест...

Планы и мечты – разбитые,

Слезами глаза, умытые,

Только наизусть молитвами

Манифест...

Николь, «Лети»

Как-то так само собой вышло, что Миша начал везде носить меня на руках: передвигаться в инвалидном кресле было неудобно и не везде на нем можно было проехать, но, по правде сказать, я просто ненавидела чувствовать себя в нем беспомощной. Миша говорил, что ему это совсем не тяжело, а мне было приятно, когда он прикасался ко мне своими большими ладонями, прижимал к своей широкой груди, мне нравилось ощущать под своими пальцами его крепкие мускулы, горячую кожу и жесткие волосы, по которым я украдкой проводила руками. Я смотрела на него и удивлялась, каким близким и незаменимым он для меня стал за каких-то два месяца. А ведь, при первом знакомстве он показался мне мрачным и недалеким типом, грубым и неотесанным мужланом, который тяготится своей ролью «няньки». Кто же знал, что за внешней угрюмостью и нелюдимостью прячется внимательность, отзывчивость и доброта. Ясное дело, он с самого начала решил, что избалованная папенькина дочка не заслуживает его времени и внимания. Да, я его за это предубеждение и не виню. Откуда ему было знать, что я никогда ничего не получала просто так. Даже свою учебу в университете я оплачивала сама, работая у папы.

Я и не заметила, в какой момент отношение Миши ко мне изменилось. Просто мы были вместе и днем, и ночью (ему даже поставили раскладушку в моей палате, хотя папе это не очень нравилось), много общались. Я никогда не любила, чтобы меня жалели, а тем более, считали немощным инвалидом, поэтому старалась всегда все делать сама. Вот и от него я не торопилась принимать помощь. Он не лез напролом, постепенно приучая меня к своему присутствию, к тому, что он всегда рядом.

Меня подкупило то, что он не пользовался своим положением, чтобы получить какие-либо привилегии, как поступили бы многие другие на его месте, не распускал руки и не отпускал «сальных» шуточек. Миша относится ко мне как к обычному человеку. Даже не удивился, когда я попросила научить меня приемам самообороны и подобрать оружие, которое всегда могла бы носить с собой. Он просто принес мне небольшой армейский нож, рассказал и показал, как им пользоваться и куда прятать. Каждый день мы с ним по часу отрабатывали приемы, которые были доступны в моем положении.