Если не наступит завтра
Шрифт:
Начальник школы, прочитав подробный рапорт ин-структора и выслушав его собственные комментарии, счел необходимым заметить: «Курсант действовал пра-вильно, нам его упрекнуть не в чем. По крайней мере, я теперь могу быть уверен, что в обстановке, когда под угрозой срыва окажется важное задание или его соб-ственной жизни будет угрожать опасность, он поступит не менее решительно».
***
Между тем венская командировка завершилась для Волка совсем не так безоблачно и внесла в его душу смяте¬ние. Среди трех людей, с которыми ему, по заданию школы, необходимо было завязать знакомство, оказалась аспирант¬ка одного из ленинградских вузов Эльвира Уфимцева. В це¬лях совершенствования диалектов немецкого языка, она приехала в Австрию вместе со своей ближайшей подругой и коллегой Натальей Лариной по так называемому обмену, жили обе в семье преподавательницы Венского универси¬тета, целыми днями бродили по улицам и музеям, охотно при этом
«С какой стати?» – вспыхнула Эля. «С удовольстви¬ем», – откликнулась Наташа. Они были такими разны¬ми, но обе – такими милыми и непосредственными. Волк представился подругам начинающим радиоинже¬нером из Гамбурга, который в полном восторге от кра¬савицы Вены и уже подумывает о том, чтобы навсегда перебраться в этот дивный город. Подруги были весьма привлекательными девушками, если не сказать больше. Обе светловолосые, что называется, яркие. Наташа ему очень понравилась, высокая, стройная, что струна зве-нящая, но очарован он был Элей. Она чем-то напомнила Волку соседку-балерину, что жила в их ташкентском дво-ре, – такая же статная, с густой копной ржаных волос. Он даже пошутил однажды, что все Эльвиры отличаются красотой, на что Эля отреагировала тут же: «А вы многих Эльвир знаете?» – отчего заставила парня смутиться и пробормотать в ответ нечто невразумительное.
Эля притягивала взгляды всех. Открытая улыбка, ис-кренний взгляд не оставляли сомнений, что эта девушка любит и воспринимает окружающий мир во всем его ве-ликолепии и во всех его проявлениях. А может быть, мо-лодому человеку, влюбившемуся в Элю с первого взгляда, все это привиделось, сочинилось? Кто знает… Ведь даже самый мудрый из царей – Соломон изрек однажды, что, познав многое, не понимает всего трех вещей: дви¬жения орла в небе, движения змеи по скользкой скале вверх и движения от сердца мужчины к сердцу женщи¬ны. Волк был парнем, мало сказать, эрудированным. Он вполне доходчиво мог объяснить, как летает в небе само¬лет и движутся вверх и вниз любые предметы. Но третий постулат царя Соломона был ему неведом так же, как и гениальному правителю древнего необузданного пле-мени иудеев – сибаритов и сластолюбцев.
Наташа оказалась подругой верной и понимающей. Она без ревности и капризов восприняла тот факт, что молодой человек отдал предпочтение не ей. Лишь по-зволяла себе подтрунивать над Элей, когда та чересчур старательно наводила макияж перед свиданием да вместо неизменных джинсов надевала так шедшее ее стройной фигурке легкое черное платье с кружевной отделкой.
То ли очарование тихой ранней осени, то ли дивные Элины волосы, в которых то и дело вспыхивало солныш-ко, а может, ее ласковый взгляд так подействовали на
Волка, но ему вовсе не хотелось собирать установочные данные на эту нежную и такую доверчивую девушку. Но-чами, оставшись в гостинице один, он корил себя за не-уместную сентиментальность, а на следующий день спе-шил к Эле, брал ее за руку, и уже вдвоем они бродили по городу, сидели в неправдоподобно красивых его парках, забредая в самые укромные уголки.
– Когда ты приедешь в Ленинград, я покажу тебе Петродворец и Эрмитаж, – мечтала Эля и неожиданно спрашивала. – А ты знаешь, какой единственный из ле-нинградских мостов не разводится?
– Поцелуев мост, – отвечал он, не задумываясь.
– Ну, конечно, ты же все на свете знаешь. А вот Ната¬ша просила задать тебе вопрос, как было отчество сестер Лариных в романе Пушкина «Евгений Онегин»?
– Они были Ольга и Татьяна Дмитриевны. У Пушки¬на в одном-единственном месте это упоминается, когда сестры приходят на могилу отца, то читают высеченную на надгробном камне надпись: «Здесь похоронен Дми¬трий Ларин».
«Ну откуда ты все-все знаешь, о чем тебя ни спро¬си?!» – снова восхищалась пораженная его эрудицией Эля, а Волк корил себя за легкомыслие. И вправду: отку¬да простой радиоинженер из Гамбурга мог знать об отче¬стве сестер Лариных из романа русского поэта Пушкина, о том, что из всех ленинградских мостов не разводится только Поцелуев мост, где узнал он о последних раскоп-ках древней Трои и о том, что находится на холсте под изображением Джоконды, и еще об очень многом, о чем они бесконечно и беспечно говорили с Элей, и он забы-вал, что должен фиксировать, беспрестанно контроли-ровать каждый свой жест, каждую не только произнесен-ную, но еще лишь задуманную фразу. С этой девушкой ему хотелось быть самим собой, и чтобы она называла его тем именем, которое он и сам уже начал забывать…
***
Когда в его номере раздался телефонный звонок, он решил, что звонит кто-то из гостиничной обслуги – больше этого номера никто не знал. Но хорошо знако¬мый
голос человека, имеющего право отдавать Зэеву команды, произнес: «Вылетай завтра, утренним рейсом».– Один или с Галем? – задал он от растерянности во-прос, чтобы хоть как-то потянуть время, но в трубке уже звучали короткие гудки.
Еще неделю назад курсант Волк даже и представить бы себе не позволил, что осмелится задать вопрос, столь грубо нарушающий инструкцию. Эк он расслабился. Но корить себя было некогда, Волк поспешно собирался, набирал номер телефона дома, где жила Эля, заклиная, чтобы она оказалась на месте. Она не стала переспраши-вать, какой причиной вызвана столь экстренная встреча, просто коротко ответила, что приедет через полчаса. Ему невероятно трудно было врать ей о той неотложной при-чине, что заставляет его срочно вернуться в Гамбург. Эля даже успокаивала, говорила, что ничего страшного не произошло, жизнь есть жизнь, и в ней полно неожидан-ностей, но по ее глазам Волк видел: девушка не верит ни единому его слову, так ему во всяком случае казалось. Он проводил ее до дому, а когда они прощались, Эля достала из сумочки плотный листок бумаги, сложенный вдвое: «Здесь мой ленинградский адрес и телефон».
– Я даже не заметил, когда ты успела это написать, – удивился Волк.
– А я сделала это перед выходом из дому, – спокойно ответила Эля. – Я же знала, что ты уезжаешь.
– Откуда? Я сам только что узнал и по телефону не говорил тебе об этом.
– Знала, и все, – она поцеловала его, надолго приль-нув к плечу, потом отстранилась и тем же ровным голо-сом добавила: – Иди первый.
Волк ушел, не оборачиваясь и не произнеся больше ни слова. Да и что он мог сказать этой чудной, такой чи¬стой и все понимающей девушке, прекрасно зная, что ни на письма, ни на телефонные звонки у него права не будет?!
***
От его отчета о знакомстве с ленинградскими аспи-рантками Элеонорой Уфимцевой и Натальей Лариной инструктор школы агентов-нелегалов не оставил камня на камне. «Кроме самого факта знакомства я не увидел в твоем рапорте ни конкретных людей, ни их характеров, ни даже толком изложенных биографий», – отругал его инструктор, а потом, помолчав с минуту, счел все же нужным добавить:
– Послушай, парень, в эту школу никто никого силой не загоняет. Ты сам выбрал свой путь. Я не знаю, можешь ли ты свернуть с этого пути сейчас, это решать не мне, но я свои соображения руководству доложить обязан.
Волк ждал вызова к начальнику школы, а сюда, как всегда неожиданно, приехал бригадный генерал.
– Рассказывай, – категорично потребовал он от кур-санта, но Волк упрямо молчал, не сводя с него своего не-мигающего взгляда. Молчание затянулось надолго, пока его не прервал сам Волк:
– Это будет мой первый и последний (на этом слове он сделал ударение) секрет. Если такой вариант непри-емлем, я готов принять любое ваше решение.
Повидавший на своем веку много жизненных колли¬зий генерал понимал, вернее, догадывался, что происхо¬дит в душе курсанта. Такое рано или поздно происходило со многими разведчиками, которые сознательно обрека¬ли свою жизнь на вечное одиночество. Он практически не сомневался, что причина кроется в одной из двух женщин (вот только какой? – все ломал голову генерал, так и не находя ответа), о которой Зэеэв не пожелал сообщать ка-кие-либо подробности в своем отчете. Умудренный опы-том генерал практически не сомневался, что речь идет не о мимолетной интрижке, а о внезапном, но от этого не менее глубоком чувстве. Но генералу предстояло принять решение, и решение непростое. Слишком высокую цену придется заплатить многим, если этот парень так и не на-учится управлять своими чувствами и эмоциями.
– Я отстраняю тебя от практических занятий до особого распоряжения, – приказал генерал. – Только общефизическая подготовка и читальный зал – это пока все, – генерал ждал, что курсант, на которого он возлагал столько надежд, захочет добавить что-то еще, но Волк молча удалился из кабинета.
Через две недели ему разрешили вернуться к заняти¬ям в полном объеме.
***
Прошло еще три года. Он занимался упорно, не давая себе послаблений ни в чем, и был, безусловно, самым лучшим курсантом. С Галем они почти не расставались, их даже переселили в одну комнату, и обоим теперь уже было понятно, что их целенаправленно готовят к выпол-нению какого-то совместного задания. Количество дис-циплин с каждым разом все прибавлялось и прибавля-лось. И они как должное воспринимали, когда их обучали взрывному делу и физическому устранению противника при помощи бытовых предметов, доводили уровень во-ждения автомобилей различных марок до виртуозности гонщиков, заставляли изучать строение самолетов и ма-териальную часть теплоходов, совершенствовали знание языков, в первую очередь диалектов арабского, и учили даже многостраничные тексты запоминать с первого раза, постоянно тренируя и развивая память. Частенько им приходилось уезжать в командировки, иногда коро-тенькие, на два-три дня, иногда долгие – на месяц.