Если небо молчит
Шрифт:
– Сильный человек, – констатировала Сонечка, записывая в журнал показания компьютера. – Любой другой давно бы умер.
– Он – не любой, – буркнула Нонна Карловна.
Растрепанная, с красными воспаленными глазами, она сидела на банкетке у стены, уронив на колени руки и поджав сухие, потрескавшиеся губы. Маргарита стояла рядом, понурив голову.
В дальнем конце коридора за окном брезжил рассвет. Там, в холле, возле основного сестринского поста о чем-то оживленно беседовали дежурный врач Щевьев и поднятый среди ночи молодой ординатор. Возле служебного лифта старший оперуполномоченный
– Возле палаты интенсивной терапии выставить круглосуточный пост! О состоянии подозреваемого докладывать каждые полчаса лично мне! Кроме того, понадобятся письменные показания врачей «скорой помощи», а также протоколы допроса матери и дочери Байкаловых.
– Они обе задержаны? – поинтересовался один из сотрудников.
– Только старшая. – Корж встряхнул запястьем и взглянул на часы. – Думаю, что уже не задержана, а арестована.
– А эта?.. – Милиционер кивнул в сторону Маргариты.
– С нее возьмете подробные объяснения, и пусть сидит дома и носа никуда не кажет.
В коридоре царило заметное оживление. Каждую минуту распахивались двери лифта, и в отделении появлялись все новые и новые лица. Кроме работников милиции – в форме и в штатском – сюда прибыли несколько врачей, испуганных и помятых со сна, толстолицый коротышка в синем кителе прокурора, худой, вертлявый журналист из местной газеты, а также тучный пожилой господин в очках – мэр Сырого Яра – в окружении свиты. Щелкали дверные замки, хлопали двери кабинетов, тревожно гудели голоса.
Мать и дочь, казалось, не обращали никакого внимания на царящую вокруг суматоху. Нонна Карловна сидела неподвижно, устремив взгляд на мерцающие мониторы ПИТа, а Маргарита стояла у стены, закрыв глаза и беззвучно шевеля губами – словно молясь.
– Ну что? – Перед ними выросла коренастая фигура Коржа. – Не удивляюсь тебе, Марго! Даже где-то понимаю тебя. – Оперативник хмыкнул. – Ножницами орудуешь, из ружья палишь – достойная дочь своих родителей.
Маргарита открыла глаза и с болью посмотрела на своего бывшего друга.
– Не надо, Саша… Прошу тебя…
– Отчего же – не надо? – удивился тот. – По-моему, перед нами – логичный итог всего, что годами происходило в твоем доме, Марго.
– Я не знаю, что происходило в моем доме, – пробормотала она.
– Еще бы! – воскликнул опер. – Ты вообще ничего и никого не видишь вокруг! Ни людей, ни зверей… Ни друзей. – Он поморщился. – Живешь в своем узком, инфантильном мирке, как в скорлупе. Просишь у Бога счастья, любви, покоя и не замечаешь, что рядом льется кровь, страдают люди, ломаются жизни. У тебя под носом резвятся «псы» – любятся, милуются, делят добычу, а ты ходишь как в сомнамбула и размышляешь, кто у тебя похитил с полки эфедрин и когда к тебе, наконец, вернется Танкован!
Нонна Карловна моргнула, словно очнувшись от тягостных мыслей, и повернула голову.
– Никогда не вернется! – На ее губах мелькнула кривая усмешка. – Кастрированному жеребцу уже нечего делать ни в Сыром Яру, ни вообще – в жизни.
– Что ты сказала? – обомлела Маргарита.
Мать подняла на нее красные глаза:
– Ты думаешь, твой отец – грабитель? Разбойник? Подлый убийца? – Она прочертила пальцем в воздухе знак,
похожий на латинскую «Z». – Ему незачем было воровать. Он не нуждался в чужом золоте. Твой отец – вершитель справедливости! Он наказывал зажравшихся негодяев, отбирал у нуворишей награбленное, нажитое обманом и подлостью.– Одним словом, сыроярский Робин Гуд, – презрительно вставил Корж.
– А при чем здесь Максим? – нахмурилась Маргарита.
Мать насмешливо поманила ее пальцем.
– Помнишь, я восхитилась, когда узнала, что ты хотела кастрировать этого вашего врача-насильника? – Она цокнула языком. – Я поняла, что в тебе течет правильная кровь! А Гриша наказал другого твоего обидчика – подонка Танкована. Он отправился в Москву, нашел этого смазливого мерзавца и оттяпал ему его жалкое достоинство. – Нонна Карловна победно сверкнула глазами: – Это лишний раз доказывает, что твой отец охотился не за золотом, а за справедливостью!
Корж удивленно вскинул брови:
– Танкована кастрировали? Вы ничего не путаете, уважаемая? Насколько мне известно, он целехонек и даже успел это доказать.
– Максим не пострадал, – подтвердила Маргарита. – Жертвой стал его ни в чем не повинный друг.
– Откуда ты это знаешь? – нахмурилась мать.
– Знаю… – вздохнула девушка. – И все это лишний раз доказывает, что человеческая справедливость не только слепа и жестока, но и бессмысленна.
– Где-то я это уже слышал, – хмыкнул Корж. – Совсем недавно.
– Прости меня, Саша. – Маргарита покачала головой. – Я ведь думала, что это ты мстишь Танковану.
– Вот как? – скривился тот. – Жаль, что это был не я… Тогда бы точно не случилось осечки и этот хмырь пел бы сейчас на клиросе, а не развлекался с молодой женой.
– Что? – Маргарита побледнела.
– Не хотел тебе говорить, – Корж небрежно стряхнул с плеча пылинку, – но твой физик женился. Больше того: он катит сюда со своей избранницей.
– Этого не может быть… – Она замотала головой. – Полнейшая чепуха…
Опер пожал плечами:
– Не веришь – спроси у Танкованов. Старики ожидают прибытия сына с невесткой сегодня утром.
– Но это ведь неправда! – закричала Маргарита. – Зачем ты дразнишь меня? Зачем мучаешь? – Она без сил опустилась на танкетку, рядом с матерью.
Та бросила на нее усталый взгляд и отвернулась.
– Я правда сочувствую тебе, – сказал Корж. – На тебя в последнее время свалилось столько открытий! Лучшая подруга оказалась завистливой стервой. Родные мать с отцом – самыми страшными бандитами в городе…
– Это еще не доказано! – зло бросила Нонна Карловна.
– А жених – полным ничтожеством, – невозмутимо продолжал опер. – Сочувствую тебе, Марго. Но хочу напомнить собственные слова: ничего просто так не бывает. У каждого в этой жизни – своя роль. Какой путь выберешь, по такому и пойдешь до конца! Я говорил тебе: жизнь мстит тому, кто на нее не похож! Попрошайка Антиох до конца дней останется неудачником, а наивная дурочка вроде тебя обречена тащить ворох проблем и напастей.
– Значит, у меня такая судьба, – глотая слезы, пробормотала Маргарита. – Значит, ничего не изменить… Человеку не под силу тягаться с небом. Он может только молить его о милости и… верить в чудо.