Если завтра случится

— Оо, здорово, Малой. А мы тут привет снимает многоуважаемому губернатору, — останавливает съёмку и смеётся, обнажая зубы.

— Совсем крышей поехал? Это чё такое? Отойди отсюда, — пытаюсь дотронуться до Зарецкой, чтобы помочь, но беззвучно плачущая Настя сопротивляется.

Оттолкнув меня, проходит пару шагов, а потом чуть дальше оседает вниз, держась за стену.

Растерянно смотрю на битое стекло, которым усыпан голый, бетонный пол. Я не сразу заметил, что именно на нём Егор заставил её танцевать.

— Ты в своём уме? Какого чёрта? — перевожу взгляд на окровавленные ступни девчонки.

— Остынь, не бурагозь. Пошли, будешь объясняться.

Иду следом и уже за закрытыми дверями в нецензурной форме высказываю ему всё, что думаю по поводу увиденного.

— Чё завелся? — усаживается на стул и закидывает ногу на ногу.

— Ты обещал, что не тронешь её!

— Я и не трогал. Говорю же, видеопослание папочке записали. Сёдня скину на диск и отправлю.

— По-другому ты это сделать не мог?

— Ну почему же? Мог бы, к примеру, упаковать её мизинчик в конверт. Как тебе такие методы?

— Ты умом тронулся?

Кажется, я недооценил брата в этом отношении, а стоило бы почаще вспоминать, что он бывший сиделец.

— Расслабься, Данила. Выдохни, я ж шучу, — снова смеётся подобно гиене. — Эдика немного понервировать решил. Подёргать льва за усы, так сказать.

— Этот лев тебе при встрече голову откусит.

— А я не собираюсь с ним встречаться, — хитро прищуривается. — Ты, кстати, потихонечку думай куда мы с тобой рванём. Паспорта почти готовы.

Фальшивые естественно.

— Зачем звонил? Что такого срочного стряслось?

— Она заболела.

— И? — не понимающе хмурится. — Мокрый как псина. Где был? — осведомляемся сурово и лезет в аптечный пакет, брошенный мною на стол. — Ах, вон оно что… Ну ясно, — поднимает на меня недобрый взгляд. — Даня-Даня… Сердобольный ты чересчур. Весь в мать, — цокнув языком, качает головой. — Сказано было сидеть и не высовываться. Что ж ты такой непонятливый.

— Надо брать трубку, когда тебе звонят, — отзываюсь я ему тон.

— Но выглядит она и правда неважно, — не обращает внимания на мои слова. — Подлечи, раз уж закупился. А это… — встаёт и забирает связку моих ключей, висящих на гвозде, — пока побудет у меня.

— Ты попутал? — хочу забрать, но он не отдаёт.

— В воспитательных целях. Итак светанул сегодня, идиот.

— Егор, я на такое не подписывался, — преграждаю ему путь, когда он собирается уйти.

— Поздняк метаться, ты в деле и обратного хода нет. Так это не работает, Даня. Твоя задача по-прежнему максимально проста и незатейлива. Приглядываешь за нашей нежной принцессой.

— Егор…

— Я скоро появлюсь, не ссы, — хлопает меня по плечу.

Глава 7

Настя

В нашем хореографическом училище работал один преподаватель, Карина Викторовна Зоич, довольно строгая и легко выходящая из себя женщина. Когда она ругала нас по делу и без, частенько угрожала тем, что заставит танцевать на битых стёклах. Якобы в наказание. Мы же, в свою очередь, хоть и побаивались Зоич, но никогда не воспринимали её слова всерьёз. Не думали, что подобное произойдёт. Пугала и пугала вроде как…

Я даже и представить не могла, что однажды это случится. Причём не в хореографическом училище, а в чёртовом бомбоубежище…

Агрессивный появился внезапно. Подошёл к кровати, на которой я лежала, довольно грубо растолкал меня и велел идти в соседнюю комнату.

Я на тот момент чувствовала себя очень плохо. Жутко болела голова, дико першило горло, тело горело от повышенной температуры. Спросонья не сразу сообразила, чего он конкретно хочет. В итоге замешкалась, и в комнату бугай потащил меня чуть ли не за волосы.

Проорался. Разбил бутылку. Достал телефон и пистолет. Спросил, готова ли я станцевать для папы…

Козёл…

Кашляю и морщусь.

Ступни в крови. Мне очень больно. Поранилась о стёкла. Пострадали пальцы и стопы.

Тяну левую ногу к себе.

— Не двигайся.

Вздрогнув, замечаю присутствие того, второго. Вздыхаю с некоторым облегчением. Несказанно радует тот факт, что он вернулся без своего мерзкого подельника. Клянусь, я стала люто его ненавидеть!

— Дай посмотрю, — кладёт на пол потрёпанного вида аптечку и садится рядом.

— Не надо, уйди.

— Да подожди ты! Там осколки, по ходу.

— Я сама, — упираясь, шепчу хрипло.

Не успеваю среагировать. Горячие пальцы касаются моей лодыжки и поднимают стопу вверх, фиксируя её на коленке второй ноги.

— Твою мать.

— Оставь мою мать в покое! — пищу, разнервничавшись. — И ногу тоже! — снова захожусь в приступе кашля.

— Стой, Настя, надо достать стекло, — подсвечивает фонариком ступню. — Не двигайся! — недовольно командует, когда я всё же предпринимаю попытку воспротивиться. — Замри, я сказал!

Сказал он!

Господь милостивый! У меня нет сил драться. Всё, чего я хочу, это просто лечь в кровать под одеяло. Настолько отвратительно разбитой себя чувствую.

Оперевшись затылком о холодный бетон, молча наблюдаю за тем, как алая жидкость стекает по жилистому запястью, испещрённому венами.

Моё внимание снова привлекает шрам. Опять испытываю странное, необъяснимое чувство дежавю. Как будто где-то его уже видела.

— Терпи.

Вижу, как поливает ступню чем-то, напоминающим по запаху аптечный спирт, и, сосредоточившись, извлекает осколки. Один за другим.

— Ссс… — непроизвольно напрягаюсь всем телом и делаю глубокий рваный вдох.

Ай-яй-яй. Больно.

— Тут всё, — по новой поливает порезы той вонючей жидкостью, после чего достаёт из аптечки широкий пластырь и бинт.

— Я сама, — тянусь, чтобы забрать его, но парень, резко дёрнув рукой в сторону, лишь раздражённо цокает языком.