Эссеистика
Шрифт:
Полностью излечившийся курильщик, снова начавший курить, не испытывает недомоганий, как в первый раз. Помимо алкалоидов и привычки, существует некий дух опиума, особая неощутимая привычка, сохраняющаяся, несмотря на перестройку всего организма. Не следует принимать этот дух за сожаление опиомана, вернувшегося к нормальной жизни, хотя в этом сожалении есть доля зова. От умершего наркотика остается призрак. В определенные часы он бродит по дому.
Вылечившийся опиоман хранит в себе бессознательные механизмы защиты против яда. Если он принимается за старое, эти механизмы срабатывают и заставляют его принимать дозы более сильные, чем во время первой
Опиум — как время года. Курильщик больше не страдает от перемены погоды. Он никогда не простужается. Он страдает лишь от перемены наркотика, дозы, часов приема, от всего, что влияет на барометр опиума.
У опиума свои простуды, ознобы и жар, и они не соответствуют обычному холоду и жару.
Врачи хотят, чтобы опиум нас ослаблял и лишал нас шкалы ценностей. Однако если опиум и выбивает у нас из-под ног старую систему ценностей, он выстраивает другую, гораздо более высокую и изысканную.
(1930). Нельзя сказать, что опиум, освобождая от всякого сексуального влечения, истощает курильщика, поскольку он не только не лишает потенции, но заменяет относительно грубое влечение совершенно особым возвышенным влечением, неведомым организму с обычной сексуальностью.
Например, определенный тип сознания, несмотря ни на что, будет носиться в воздухе, привлекать, распознаваться через века и искусства и будет преследовать эту трансцендентную, невежественную сексуальность как определенный человеческий тип, невзирая на понятия пола и социальных границ (Даржелос, Агата, звезды и боксеры в комнате Поля).
Опиум завораживает всех животных. Курильщикам в колониях известно, насколько опасна его притягательность для хищников и рептилий.
Мухи вьются вокруг блюда и грезят, саламандры замирают на потолке над лампой, приклеившись коротенькими лапками в ожидании своего часа, мыши подходят на близкое расстояние и грызут дросс. Я уже не говорю о собаках и обезьянах, отравленных вместе с хозяевами.
В Марселе у аннамитов, где для курения используются подручные средства, чтобы ввести в заблуждение полицию (газовые трубы, сувенирная бутылочка от бенедиктина с проделанной в ней дырочкой, шляпные булавки), впавшие в состояние экстаза тараканы и пауки ходят кругами.
ГОРЕМЫКА. ТУСКЛАЯ ЛИЧНОСТЬ Клеймо, которое нередко ставится газетчиками или полицейскими на тех, кого мы любим, кем мы восхищаемся, кого мы чтим, например, на Леонардо да Винчи.
Но есть и особое высшее клеймо посвященных. Юные аннамиты теперь больше не курят. В Индокитае больше не курят. На корабле курят только в книжках.
Когда я слышу подобные фразы, я закрываю глаза и снова представляю мальчиков-боев, дежурящих на Х. — одном из самых больших теплоходов, курсировавших по маршруту Марсель-Сайгон. Х. стоял в ожидании груза. Офицер интендантской службы, курильщик и мой приятель, предложил некую авантюру. В одиннадцать часов вечера мы прошли мимо безлюдных доков и вскарабкались по трапу на палубу. Мы должны были во всю прыть бежать за нашим проводником, но так, чтобы не пересечь ни одной окружности. Мы перепрыгивали через свернутые кабели, огибали колонны и греческие храмы, пересекали городские площади, лабиринты машин, света и тени. Когда мы залезали не в те люки и сворачивали не в те коридоры, несчастный проводник был в растерянности, но в конце концов донесшийся до нас сильный необычный запах вывел нас всех на правильную дорогу.
Представьте огромные спальные вагоны, четыре-пять отделений, где шестьдесят боев курят на деревянных нарах. Посередине каждого отделения — длинный стол. На этих столах раздеваются опоздавшие, будто разрезанные надвое плоским неподвижным облаком,
горизонтально разделившим комнату пополам. Натянув веревки и по обычаю развесив на них свое белье, они нежно потирает плечо.Светильниками служат ночники над которыми потрескивает наркотик. Тела сплетаются. Никто нам не удивляется, мы никого не раздражаем тем, что устраиваемся там, где уже ни для кого нет места, и застываем в позе охотничьих псов, опершись затылком о скамеечки. Наша суета никак не тревожит одного из боев, спящего со мной лицом к лицу. Он содрогнулся от какого-то кошмара и погрузился в сон, который навалился на него, войдя через открытый рот, широкие ноздри, оттопыренные уши. Его опухшая физиономия напряжена, словно сжатый кулак, он весь в поту, вертится с боку на бок и рвет свои шелковые лохмотья. Такое ощущение, что достаточно сделать надрез, и его кошмар улетучится. Его гримасы поразительно контрастируют с растительным спокойствием остальных, спокойствием, мне что-то очень напоминающим… Но что? На досках лежат скрюченные тела, скелет, выступающий под бледной кожей — лишь тонкий остов сна. На самом деле, юные курильщики напомнили мне изогнувшиеся на красной равнине Прованса оливковые деревья, чья серебристая крона облаком повисла в воздухе.
В этом положении я почти уверен, что только концентрация глубинной легкости позволяет громадному пароходу держаться на воде.
Я предполагал вести записи по мере того, как проходило мое лечение в клинике, и, главное, противоречить самому себе, чтобы следить за каждым этапом. Важно говорить об опиуме без стеснения, без литературных описаний и без особых знаний медицины.
Специалистам, видимо, неведома пропасть, разделяющая опиомана от прочих жертв интоксикации этот наркотик от остальных прочих.
Я не собираюсь защищать этот наркотик, я пытаюсь различить что-то в полной темноте, коснуться запретных тем, взглянуть прямо в лицо проблемам, к которым подходили лишь со стороны.
Предполагаю, что новое поколение медиков начинает сбрасывать это иго, протестовать против смехотворных предрассудков и идти в ногу со временем.
Странная вещь. Наша физическая сущность мирится с докторами, похожими на актеров, с которыми не может смириться наша моральная сущность. Лечиться у Зима{184}, Эннера{185}, Жана Экара{186}!
Интересно, найдет ли молодежь активный метод дезинтоксикации (поскольку сейчас применяют пассивный) или диету, позволяющую совладать с пользой мака?
На медицинском факультете ненавидят интуицию и риск. Там практикующих врачей, но забывают, что они рождаются благодаря открытиям, которые сразу наталкиваются на скепсис — худшее проявление лени…
Некоторые возражают и считают, что у искусства и науки — разные пути. Это неверно.
Нормальный в сексуальном отношении человек способен заниматься любовью неважно с кем или даже с чем, поскольку биологический инстинкт действует вслепую и как попало. Этим объясняются свободные, считающиеся порочными, нравы простолюдинов и в особенности моряков. Важен сам акт совокупления. Скотину мало волнуют предшествующие ему обстоятельства. Я не говорю здесь о любви.
Порок начинается с выбора. В зависимости от наследственности, ума и нервной усталости субъекта этот выбор становится утонченным, а затем необъяснимым, смешным или преступным.
Мать, утверждающая: «Мой сын женится только на блондинке», не догадывается, что своей фразой отражает один из самых запутанных сексуальных клубков. Травести, смешение полов, терзания животными, цепями, оскорблениями.
Необычное равнодушие к сексуальности у одухотворенного поколения