Есть во мне солнце

– Похоже, нас погружают в сон и скоро навсегда перенесут в сонное царство.

Мы посмотрели вниз: первые ряды партера спали. Кто-то уронил голову на грудь, кто-то, напротив, откинулся на спинку кресла. Спала почтенная публика, как зачарованная. На нас опять напал смех. Вот органист доиграл и встал. И все только что спавшие захлопали, как бешеные. Каждый старался хлопать как можно громче и активнее, чтобы доказать другим: он-то не спал. Он как раз слушал с полным погружением в стихию музыки. Партер завел себя так, что все хором принялись скандировать: «Бис! Бис!»

Это означало, что теперь музыкант снова выйдет на сцену и продолжит услаждать слух собравшихся. И сколько раз он будет выходить на бис, никому не известно. Но и тут нашелся большой плюс. Ведь можно было орать на законных основаниях. Хлопать, вопить… Мы и орали: «Браво! Бис! Ура!!!» На нас даже стали оборачиваться и поднимать головы. Мы втроем работали слаженно, как будто всю жизнь выступали клакерами.

В итоге голландский исполнитель сыграл в тот день девять бисов! Из-за нас. Успех у него получился небывалый. Мы вышли из зала совершенно вымотанные. И есть еще хотелось. Смеяться сил не осталось совсем. Переоделись в гардеробе. Ташка помогла Вове напялить галоши на его блестящие ботинки. У выхода нас ждал благообразный дядька, как оказалось, шофер знатной Вовиной семьи. Мы уселись в просторную машину с белоснежными шторками на окнах и поехали, хотя что там ехать было? Мы бы и пешком прекрасно дошли от консерватории до Моховой, свернули бы налево, мимо «Националя», и вот она, улица Горького. Недалеко от станции метро «Проспект Маркса» жила Ташка. А в соседнем доме – Вова со своими родственниками. Зачем эта машина, шофер, шторки? Чтобы страху нагнать?

Я не понимала тогда, что это были их будни: машина со шторками, шофер… Они привыкли к этому в третьем поколении и другого не представляли. И было это ни хорошо, ни плохо, просто как у птиц и рыб: рыбы жили в воде и не могли без воды, а птицы носились в небе, как им и было положено.

Мы оказались в огромной квартире, комнат семь или восемь в ней было. У Ташки квартира тоже была большая, но эта просто поражала воображение своим простором. Тамара Николаевна, Ташкина бабушка, была аскетом, это проявлялось во всем: в ее седом пучке, мышино-сером костюмчике, простой мебели. Вовина бабушка была из другого теста. Настоящая гранд-дама. Я почему-то сказала про себя: «Графиня Потоцкая». Эту графиню мне всегда ставили в пример, говоря о величии поведения, каким обязана обладать каждая женщина. Что бы ни происходило, надо было оставаться невозмутимой, величественной и недоступной. Графиня Потоцкая, как мне говорили, прославилась тем, что однажды открывала бал, идя в торжественном танце с императором всея Руси. И в этот момент развязались подвязки на ее панталонах. (Несчастные знатные дамы: у них штаны были не на резинках, а просто с подвязками, которые, если плохо завяжешь, могли опозорить свою хозяйку на веки вечные.) В общем, у графини Потоцкой подвязки развязались на редкость коварно!

Вот что бы лично я сделала в такой ситуации? Иду я, например, с главой государства в торжественном танце, а у меня спадают штаны? Да я бы – вообще не знаю что… Сбежала бы на край света… А все смотрели бы мне вслед и давились бы от хохота. Прославилась бы, конечно. Но уж после этого на балы я бы и носа не показала.

А графиня Потоцкая была такая величественная и уверенная в себе дама высшего света, что она просто и невозмутимо переступила через собственные панталоны и продолжила танец с царем. Заставила себя уважать! Конечно, ей с ее панталонами стесняться было нечего. У графинь, ясное дело, панталоны были из тончайшего кружева и нежнейшего полотна. Пусть завидуют. Но наши фланелевые штаны с начесом – уродливые и страшные изделия – знаки нелюбви к девочкам, девушкам и женщинам любых возрастов – нельзя было терять ни в коем случае, ибо ничего величественного ждать от предъявления их миру не приходилось.

И вот Вовина бабушка оказалась графиней Потоцкой! В жизни бы не сказала, что именно у Вовы будет такая бабушка! Какие странные игры устраивает судьба.

– Девочки, идите с Вовой в детскую, он покажет вам свои игрушки, – милостиво произнесла бабушка.

Меня стал разбирать смех. Какие игрушки? Какая детская? Мы были уже вполне взрослыми и самостоятельными людьми, нас в пионеры должны были принять в этом учебном году. А тут – детская, игрушки! Я незаметно взглянула на Ташку. Та отвела глаза, явно боясь рассмеяться. Вова же не промолчал:

– Баб, ну ты что, какая детская, какие игрушки? – лицо его постоянно сводило тиком, из-за этого порой казалось, что он корчит кому-то рожи, совершенно невпопад.

Но бабушка уже гордо удалилась в свои покои. А мы проследовали в детскую.

В Вовиной комнате никаких игрушек не было. На полках стояли модели самолетов, спутников и ракет. Папа его, как оказалось, был секретным академиком. Секретным потому, что занимался космосом, а все, что касалось освоения бескрайних просторов Вселенной, держалось у нас в глубокой тайне, потому что вокруг были шпионы и враги, которые только и ждали, как мы оплошаем и проговоримся о своих главных секретах. Папа-космический академик бывал дома довольно редко, все ездил в командировки, в те самые-самые тайные места, откуда в космос запускали спутники и ракеты с собаками на борту. Но в тот день папа как раз был дома, и нам предстояло его увидеть на семейном обеде. Вова показывал нам свои книги. Мы рассматривали альбомы с карикатурами Бидструпа и Жана Эффеля, очень при этом веселясь. Вова выглядел совершенно счастливым в нашем обществе, шутил искрометно, и я вскоре совершенно перестала замечать судорожные движения его лица – он был такой, и все тут. Втроем мы прекрасно понимали друг друга.

Оказавшись в большой комнате с несколькими окнами, которая называлась «столовая», я затосковала: убранство обеденного стола вызвало смятение чувств. Хрусталь, фарфор, ножи-вилки-ложки разных размеров у каждой тарелки – где уж тут получить удовольствие от еды, если не умеешь управляться всеми этими инструментами.

В шестидневном детском саду моего детства мы знали два прибора: большая алюминиевая ложка для первого и второго плюс маленькая алюминиевая ложка для компота. Все. Дома меня пытались учить есть ножом и вилкой. Вилку я, конечно, освоила, но нож! Да и времени не было на всякие церемонии. Показали мне один раз, как управляться столовыми приборами в приличном обществе, а дальше дело было мое: хочешь – следуй приличиям, не хочешь – оставайся свиньей. Точка. Вообще-то я предпочитала оставаться свиньей, так было проще и быстрее.

Но вот – не везде получается остаться свиньей. Этого я не учла. Решение пришло быстро: я съем большой ложкой суп. А от второго откажусь. Скажу, что больше не хочу есть. Вернусь домой и уж как следует пообедаю. Еду на стол подносила домработница в белом фартуке и в чепчике. Это тоже невероятно меня стесняло. У нее был такой строгий вид, что я боялась даже смотреть в ее сторону. Как бедный Вова все это терпит?

Суп с фрикадельками оказался невероятно вкусным, но аппетит от него только разыгрался. Вова, замотанный огромной салфеткой, расплескивал суп, не всегда донося ложку до рта. Замечаний ему никто не делал. Нас не торопили. «Ешь давай, скорей давай», – ни разу не прозвучало за обедом. Видимо, они приспособились к Вове и давали ему время самому справиться с едой, принимая во внимание его возможности. За столом сидели все члены семьи: бабушка – «графиня Потоцкая», ее сын, Вовин отец, космический академик, на которого Вова был невероятно похож, только у отца не было тика, он прекрасно и ловко обходился со столовыми приборами, ведя при этом чрезвычайно занимательную беседу с дамами: своей матерью и худенькой, бледной, ничем не примечательной женой, Вовиной мамой.

Разговор шел об удивительных вещах: инопланетянах. Мы, конечно, читали всякие фантастические книги, в которых фигурировали жители иных планет, но это все было так же далеко от реальности, как, допустим, путешествие в Австралию на океанском корабле. Мечты о несбыточном. Впрочем, можно в будущем и поиграть в пришельцев из космоса – на эту тему мы еще не фантазировали. Однако Вовин папа-академик говорил о них очень буднично, приводил примеры контактов землян с ними, предполагал, что когда-то планета наша будет перенаселена, и нам придется тоже искать планету, подобную Земле. Или – есть другой вариант – постепенно мутировать, стать бесплотными, не материальными и тогда населять планету в качестве невидимых духов, которым будет доступно все, даже любовь (он так и сказал), при этом потребности в материальном у человечества аннулируются.

– А когда это будет, дядя Капа? – поинтересовалась практичная Ташка, – Мы это увидим?

– «Жаль только, жить в эту пору прекрасную Уж не придется ни мне, ни тебе…» – с улыбкой повернулся к ней Вовин папа.

«Дядя Капа», повторила я про себя. Что же это за имя такое? Потом оказалось, что имя это – Капитон. Так что Вова получался Владимир Капитонович. Солидно! Вот подходящее слово. В их доме все было солидно. И мебель, и посуда, и угощение. Даже имена, не говоря уж о знаменитой фамилии.

– Но думать о новом пространстве мы должны. Придется. Начинать надо сейчас, чтобы ваши внуки могли стать жителями новых планет, – добавил дядя Капа.

– А если за это время нас самих завоюют? – с ужасом спросила я.

– И об этом стоит подумать. Во всяком случае – к нам интерес есть. И доказательства этого интереса есть тоже. Если не принимать во внимание свидетельства умалишенных, есть вполне вменяемые люди, чьим словам можно верить, и они…

Вовин папа вполне доступно рассказал о гуманоидах – существах, похожих на людей, но не людях, прилетавших к нам из глубин Вселенной. Я слушала его повествование, голос его был прекрасно поставлен, он увлекал, вел за собой…