Естественное убийство – 2. Подозреваемые
Шрифт:
–Материться, материться! Чего прицепились со своим «материться»? Это у меня, между прочим, детская травма. От бабушки! Как-то летом, годков семь мне было, я соседскому пацану проорал: «Иди к чёрту!» Бабушка как услыхала, как ко мне подскочила: «Ты зачем, тля, – орёт на меня, – нечистого поминаешь?!» Я ей: «Не, ну а как я ему, тупому, объясню, чтобы свалил отсюда?» Бабка строго так: «Ты ему скажи: “Пошёл на хуй!”, а нечисть лишний раз не поминай!» – и перекрестилась. А вы мне – не матерись, не матерись! Ханжи! – Сеня насупился.
Северный с Соловецкой переглядывались, еле сдерживая смех. Долгой паузы Сеня не выдержал.
–Не, ну а чего вы, а? Целый день там как дурак скачешь с Георгиной и блокнотом, изображаешь из себя, пока они тут любовь крутят в своё удовольствие. И что в благодарность? «Не неси чушь, не матерись!» Злые вы, уйду я от вас! – Сеня сам хихикнул. – Не радуйтесь! Не дождётесь!
–Знаем, что не дождёмся! – притворно-несчастно вздохнула Алёна Дмитриевна. – Сеня, зря ты мучился, записывая эту фигню в блокнот. Хотя,
–Ну, «ранние культуры» – не так уж и красиво звучит, дорогая моя Алёна Дмитриевна, – подал голос Северный. – В ранних культурах был вполне себе распространён инфантицид. Благополучно процветавший с глубокой древности до четвёртого века после Рождества Христова. Да-да, – обратился Всеволод Алексеевич к удивлённо вскинувшему брови Соколову, – лишь в 374 году детоубийство стало считаться человекоубийством. А до этого так – плюс-минус пара килограммов мяса или столько же – проблем.
–Ну, наши, современные отечественные сторонники естественного родительства иногда занимаются самым настоящим что ни на есть инфантицидом. Он, что правда, не прямой, а скорее опосредованный. Неоказание помощи, например. Там, где нужны мощнейшие антибиотики, желательно из брандспойта, – они мажут детям попу календулой и проводят сеанс ингаляции парами кофе, – вставила ремарку Алёна Дмитриевна.
–Друзья мои, вы меня сейчас совершенно лишаете веры в человеческий разум! – чуть не взвыл Сеня.
–Они очень хорошо умеют промывать мозги. Ещё на пару занятий сходишь – нам и тебя придётся лечить, так ты уверуешь в их идеи. Вот увидишь! – скептически нахмурилась Соловецкая. – В общем, короче, пока не сильно далеко ушли… На деле таковой подход означает, что дитя все двадцать четыре часа в сутки привязано к матери. А она – привязана к нему. Днём младенца таскают в слинге, куда бы мать ни пошла, а хоть бы и в туалет. Ночью он спит вместе с родителями…
–Всегда? – перебил Сеня.
–Всегда!
–А как же секс?
–Какой секс, Соколов?! Ты что, ополоумел? Естественно совокупляться только для того, чтобы размножаться! Вот мы сейчас с Северным совокуплялись неестественно!
–Да? Ах, какие затейники! – прошипел Семён Петрович.
–His colour mounted [13] ! – несколько деревянным голосом произнёс Всеволод Алексеевич.
–Чего? Ах, да… Покраснел. Сева, но ты не покраснел!
–Ты так наблюдателен, мой юный друг, что даже в этом полумраке, в котором мы парим на этой лоджии над ночным городом, смог разглядеть цвет моих кожных покровов? Ну да, не покраснел.
13
Он покраснел (англ.)
–А чего вдруг на английском заговорил?
–От смущения. И, кстати, в английском языке есть чудесная замена и интернациональному чёрту, и русскому мату. Теперь, если что, говори бабушке о соседском пацане: «I will see him somewhere first!» [14]
Алёна Дмитриевна явно получала удовольствие от нелепости диалога Всеволода Алексеевича и Семёна Петровича. Северный уже начинал понимать, что по-детски забавная и трогательная Алёна, нежная и трепетная наедине с ним, на публике становилась едкой на язык провокаторшей. Но ещё не знал, что с этим делать. И позволит ли она ему что-либо вообще с этим делать. Раз уж почти до сорока одна… Одна ли? Он даже этого не знал.
14
I will see him somewhere first! (англ.) – Пусть он идёт к чёрту!
–Не в том смысле, болван! А в том, что мы с Северным занимались этим не с целью воспроизведения себе подобных.
–А эти… естественные… что, в перерывах между деторождением вообще не занимаются сексом?
–Ну, за всех не скажу, возможно, кто-то и сидит на абстиненции как на противозачаточном методе, но многие и многие этим самым делом очень даже занимаются. Вот вам, парни, история из первых уст, так сказать… – Алёна Дмитриевна снова подскочила и стала изображать: – Ах, девочки! Это такой кайф! Он меня сзади, а малышка грудь сосёт – прямо дополнительная стимуляция!!!
–В смысле? – опешил Сеня.
–В прямом! – Алёна снова опустилась на пол и жестом попросила Северного обновить её порцию виски. – Спят они все вместе, в одной кровати. Тут мужу захотелось. Он её – сзади, а спереди на груди ребёнок навечно повис. Вот и получается…
–Не говори! –
тут уже вскочил Сеня. – Даже не говори мне, что получается. Я, конечно, матерщинник и вообще, что называется, ничего святого, но то, что ты рассказала… Это я такому названия не придумаю. Это какое-то… Это какая-то… – Сеня запустил руки в волосы. – Это инцестопедогруппофилия. А-а-а!!!–Сеня, сядь и успокойся! – властно прикрикнула на друга Соловецкая. – Кто-нибудь следит за нитью повествования? Хотя… У нас тут ночные посиделки под вискарик, всё можно… Так вот, днём ребёнок в слинге, ночью – в родительской кровати, питается исключительно грудным молоком, причём – по первому требованию и пока сам не откажется. В среднем – два-четыре года. Но бывает, что и до семи кормят. А то и до двенадцати. Некоторые собираются до армии. Или до замужества. От пола ребёнка зависит. Это в русских сёлах и прежде бывало, от голодухи. Много прежде. В общем, все сторонники и последователи этих сект стоят на позиции эдакого гнездования…
–Это уже не гнездование. Птица – та из гнезда вылетает без птенца. Червячков поискать… Снискать, так сказать, хлеб свой насущный. Кстати, откуда эти естественники берут хлеба насущные, если они по двадцать четыре часа вместе с птенцом кукуют?
–Ну, двадцать четыре часа – только мать. Так что отец вполне может себе полетать. И за хлебом заодно.
–Да какой мужик такое выдержит?
–А я думала, ты спросишь, почему все бабы дуры. Не все и выдерживают. «Благорожана» вообще считает, что отцы только вредят после рождения. Отцы вредят, а если что с ребёнком не так – виновата мать. «Благорожана» и «Люлька» – самые опасные из всех. Другие ещё хоть как-то с мозгом дружат. А эти – агрессивные, самоуверенные. И, подозреваю, нормальных счастливых и довольных женщин просто-напросто ненавидят. Хотя, надо признать, не матерятся, – Алёна Дмитриевна вздохнула, – всё у них сюсеньки-пусеньки, ребёночки-солнышки, какашечки-пузики, беременяшки-молитвочки. Твари! А если что – в кусты. Одна недавно своего ребёнка уморила с прямой трансляцией в Интернете. Они же ещё и в сообществах гнездятся. И прямо с ребёнком, примотанным слингом к сиське, из кровати в Сеть заходят. Сеть им почему-то неестественной не кажется, хотя у наших бабок такого счастья не было, – Алёна Дмитриевна скривилась. – Так вот, одна недавно в одно из этих тематических сектанских сообществ пост настрочила, где сообщила подельщицам, что малышка её посинела, грудь выплюнула, плачет, сопит и температурит. В общем, все симптомы пневмонии перечислила подробно. А они ей давай советы советовать в комментариях. Молитесь, дорогая мама, а там как бог даст. К врачу ни в коем случае – сразу начнут колоть богопротивные антибиотики и вообще прервут вашу эзотерическую связь отлучением от слинга. Это ж у них прям джедайский меч, а не просто удобная тряпка для переноски младенца. Слинг – сосредоточение эманаций посильнее сисечных. У них же, если кто из сообщниц, бывало, грудью не может кормить, по объективным причинам, – они на такую всей сворой и давай грызть. Гнойный мастит? Корми! Рак молочной железы? Корми! Детские смеси – адские смеси… Простите, понесло сивку-бурку по любимому полю. В общем, через четыре часа прямо вот так вот, on-line, малышка и загнулась. Что и понятно, при такой дыхательной недостаточности. Пневмония у новорождённых и младенцев – страшная штука. Если не лечить.
–И что? Ей ничего за это не будет?
–Скорее всего, нет. Даже наверняка ничего не будет. Средства массовой информации пошумели, что там дальше – не знаю. Кто-то их научил ещё и на участкового педиатра в суд подать, мол, патронаж на дому недостаточно осуществлял. А то, что они ему дверь не открывали, – дело десятое. Адвокат научит. Не двери не открывали, а гуляли. Что ж он, петрушка, приходит каждый день именно тогда, когда мама с малышом на прогулке! Педиатру, конечно, тоже ничего не будет, кроме нервов. Никому ничего не будет. А девочка умерла. От пневмонии. В начале второго десятилетия двадцать первого века, – Соловецкая глубоко вздохнула. – А ты, Сева, говоришь, что инфантицид отменили почти тысячелетие назад. И бабы дохнут. На дому, на диванах, в ваннах. Недавно в Новосибирске одну нашли. Совсем сама рожала. Ну полные соло-роды! Так в кровавой ванне и нашли. И ребёнок на полу себе лежит. Живой, отходили. Хорошо недолго. Мамаша покойницы разволновалась. Знала, что у чокнутой дочурки такая идея – дома рожать. Жили отдельно. Каждый день звонила отговаривать. Дочь трубку бросала. А в тот день даже не взяла. Мать через пару часов к ней – не открывает. Мать поколотила-поколотила в двери, да и вызвала милицию. Милиция поначалу на мать нашумела. Та им поплакалась, рассказала, что у дочери на сносях – ни мужа, ни ума. Менты соседей в понятые – и дверь выломали. А там… Роженица уже окоченевает в стылой водичке, а новорождённый на старом прабабушкином грязном битом кафеле отдыхает, зато – безо всякой внутрибольничной инфекции. Мамаша поплакала, малыша в больницу увезли, тело – в морг. И всё. Преступление в отношении новоявленного крохотного человека есть, а виновных уже нет. Преступница самостоятельно привела в исполнение высшую меру наказания. Каждый сам себе идиот. Я бы на месте Минсоцздрава разрешила, к такой-то матери, роды на дому. Хочешь что-то развалить? Организуй и возглавь! В роддомах – палаты специальные – естественные – вагонкой обшитые, мухи летают, птички чирикают, говнецо там-сям по углам разбросано для натуральности… Всё надёжнее. Хоть «Скорые» наши многострадальные, откатами по тендерам донельзя усушенные, не мучить, когда припрёт кого под летальный исход себя подвести…