Естественное убийство – 3. Виноватые

– Будет. Поверь моему чутью.

– Зачем ему это сейчас?

– Не знаю. Знаю только, что будет выяснять. А я пока выясню что-нибудь о нём самом.

– Зачем?

– Знание – сила. Был такой забавный журнал.

– Я помню! – Алёна улыбнулась сквозь слёзы.

Слава богу! Человечество расстаётся с прошлым смеясь. Разве нет?

И – да! – Северному было неприятно. Мальчики такие мальчики, даже когда им полтинник и даже более того. Но мальчики не сообщают девочкам о том, что им неприятно. Это главное отличие мальчиков всех возрастов от девочек.

– Снимем номер в «Ореанде»? И ну её на сегодня, эту Балаклаву?

– Ну уж нет! Ты знаешь, сколько тут стоит люкс?

– Сколько?

– Неделю в Риме можно студию снимать!

– А ты откуда знаешь? – несколько шутовски прищурился Северный.

Алёна Дмитриевна густо покраснела.

– Ага! Значит, у нас были планы?!

– Я на тебя страшно разозлилась. За то, что ты…

– За то, что – я, – мягко прервал её Всеволод Алексеевич. – Ничего не объясняй. Я всё знаю про купить билет и назло кондуктору пойти пешком.

Соловецкая рассмеялась.

– Но я самец! И я страшно зол! Это так… чтобы ты знала! И ещё я хочу, чтобы ты знала, что мой текущий счёт переживёт люкс в «Ореанде».

– Нет, нет, не хочу! Анна Сергеевна – невыносимо пошлый персонаж [11] . И она неразрывно связана для меня с этой гостиницей!

– Если бы меньше читали, мы были бы глупее.

– Но, возможно, жизнь наша была бы ярче?

– Нет. Я, как и ты, всегда считал «Даму с собачкой» невыносимой пошлостью.

11

Алёна Дмитриевна вспоминает чеховскую даму с собачкой.

– А Чехова – помоечным котом душ человеческих?

– Да, как и любого писателя.

– Просто есть более талантливые помоечные коты. И от этого больнее.

– Не примеривай на себя всякую чушь.

– Забавно. Я ожидала скандала. Ревности. Возможно даже, мордобоя.

– Мечта любой девочки: последующий бьёт морду предыдущему.

– Глупо, да?

– Скорее смешно. Представь себе: два весьма себе презентабельных дяденьки замшелых годов вдруг лупят друг друга по лицам на белоснежной веранде «Ореанды». И за что? Я, напротив, благодарен господину Тихонову.

– За что?

– За то, что он упустил свой шанс. Всё, хватит. Идём прогуляемся.

– Я хочу в Балакалаву. Мне нравится мансарда нашего гостевого дома. И наша хозяйка мне нравится. И твоё… твоё небезразличие к её судьбе. Ты хороший человек, Северный.

– А тебя мотает от края до края. То ты сердишься на меня за небезразличие, то… то сама вмешиваешься в судьбу нашего Сени Соколова.

– Там, где есть слово наше, надо вмешиваться до последнего!.. Кстати, мы… приняли приглашение Тихонова на ужин?

– Тебе же интересно – так почему бы и нет.

– А ты?

– Что – я?

– Тебе же неприятно! Наверное…

– Не настолько, чтобы самцовость затмила пытливый ум исследователя.

– Всё смеёшься, Северный?

– Ну, не Сева – и уже хорошо.

– Нет, ты всё-таки смеёшься!

Всеволод Алексеевич расплатился по счёту.

Весь день они с Алёной провели в Ялте. Была и канатная дорога, и посиделки на морвокзальчике, и пешим ходом – по извитым улочкам, и кабачок с шахматными досками, и всё то, что было прежде поодиночке, но вдвоём обретало новый смысл. Незачем таскать за собой багаж из прошлого – всё его содержимое как минимум вышло из моды. Другое дело – солнце, море, горы…

Глава четырнадцатая

…И дела текущие вроде добычи хлеба насущного, удовлетворения банального любопытства, долгов чести по отношению к тем, кто честен с тобой. И всего такого прочего сиюминутного.

Алёна Дмитриевна крепко спала после всех треволнений. Северный вышел на балкон мансарды с лептопом и вошёл в почту. Пришёл ответ на его запрос. На Павла Петровича Левентова в соответствующих структурах имелось не так чтобы толстое, но весьма интересное досье.

Было уже два часа ночи, когда Всеволод Алексеевич позвонил в квартиру Маргариты Павловны.

– Извините, что я так поздно, но у меня к вам неотложный разговор.

– Я не сплю, Всеволод Алексеевич. Бессонница. К тому же завтра Васины похороны. Заходите. Тем более что я тоже хотела с вами поговорить…

На похоронах и поминках было очень много людей. Это в мегаполисах на похороны дай бог родня явится или соседи по лестничной клетке и офисному заточению. А в маленьких городках все друг друга знают. И как бы это кощунственно ни прозвучало, какое-никакое, а развлечение, и знаменитой кухней Фёдоровны можно насладиться. «Казашка» на поминки не зажалась.

Полковник Шекерханов пил то с теми, то с этими – за упокой души покойного, но не пьянел и только всё больше хмурился.

– Чую, Всеволод Алексеевич, толку не будет от наших оперативно-розыскных. Но одна маленькая зацепочка есть. – Шекерханов перешёл на шёпот. – Был он, поговаривают, любовником… – Александр Иванович многозначительно кивнул в сторону банкетного зала.

Они с Северным сидели во дворике.

– …кухарки. Знаю. Мне Фёдоровна сама сказала.

– Но я не могу представить себе, чтобы Маргарита Павловна из ревности всадила нож в своего мужа.

– Тем более что она давно знала.

– Да?

– Да.

– И тебе она тоже сама сказала?

– Да.

– Эх, Северный, тебе бы по следственной части пойти – цены б не было. Так и тянет баб тебе душу излить.

– Если бы я был следователем, они бы мне душу не изливали, Саш… – Всеволод Алексеевич мягко улыбнулся.

– Изливали бы, изливали. Красивый, элегантный, как рояль. Голос у тебя проникновенный. Взгляд пронзительный. Бабы таких любят. Доверяют…

– Кого только бабы не любят – голос, взгляд… – Северный чуть поморщился, как будто преодолевая лёгкую болезненность. – В любом случае ни Маргарита Павловна Фирсанова, ни Екатерина Фёдоровна Величко Василия Николаевича Фирсанова не убивали.

– Вот и я о том же! – вздохнул Шекерханов, как будто ему стало бы легче, воткни кто-то из этих двоих в Василия Николаевича нож. Как раз в этом случае ему, пожалуй, стало бы куда как тяжелее. Потому как обеих женщин он знал и уважал. – А у тебя какие предположения?