Эта сладкая голая сволочь
Шрифт:
Как говаривали мои монашки-недоноски: «Сделай усилие, и усилие тебя вознаградит». Чего мне стоило научиться увиливать от их духовных вивисекций, они же спали и видели, как бы меня задрючить до смерти! Я отбилась от них, я выскочила, перемазанная их манной кашей, их манной небесной, их манией любви к Господу! Можно подумать, я не поняла на раз, что они любят своего Боженьку, как любят мужика. На ИХ любви к Богу я училась, как можно любить себя. Я Господь Бог. Я пригрела в своем мозгу Дьявола и он поддерживает там огонь, как в аду. Чтобы я не забыла, зачем я здесь мудохаюсь.
Да насрать я хотела на все
И людей верующих надо побаиваться, ибо у них есть боги, которые им все прощают. Это ведь так удобно, когда за тебя кто-то отвечает.
А мужики? Бог тоже мужик, а я вот влезла в него, прямо внутрь, в кишки, и ничего. Только воняет.
Впрочем, от мужчин нет большого вреда – в этом их маленькая польза.
Мы, женщины, функционируем гораздо сложнее и интереснее. Даже веселее. Хотя бы потому, что можем поставить все с ног на голову, и не по одному разу. В этом я настоящая артистка.
Главное – успеть поступиться принципами, иначе они могут перезреть и превратиться в смирительную рубаху. Как с девственностью – то ли святая наивность, то ли нет желающих. А девственность без охотников до нее – словно бездомная собака, ее и жалеют, и пинают. Я-то потеряла свою при помощи пылесоса, когда мне поручали убираться в монашеских кельях: снимала щетку, приставляла трубку шланга к своему бесценному влагалищу-вместилищу и включала засос на полную силу – то-то было радости. И монашки хвалили мое усердие – я без конца вызывалась пылесосить их каморки.
И вот что я вам скажу: соблюдать принципы, законы, Божьи или человеческие, – только портить себе удовольствие.
Моя нехитрая хитрость, мой щит: несчастная сирота, брошенная матерью, которая не нашла ничего лучшего, чем привязать дитя за ногу к ограде обители слабоумных монашек и оставить на память потрепанный паспортишко какого-то кретина. И этим щитом я прикрываю самые уязвимые места – от трепещущего сердечка до нежного розового бутончика. Надо отметить, что последний интересует всех гораздо больше первого.
Я – свое собственное творение. Поэтому могу быть такой, какой захочу. Научилась, например, выделять из себя субстанцию, которой никто не может противостоять, – она заставляет жертву соблазняться во второй, и в третий, и в десятый раз. Пока объект не втюрится до умопомрачения – так, что не сможет жить в разлуке.
Но окружающим идиотам этого не понять – они во всем ищут промысел Божий. За это и заслуживают наказания.
Планчик я разработала неслабый.
Этот кретин даже не поменял фамилии, в Интернете о нем – куча всего. Найти и выследить его – детская забава.
Бело-синяя виллочка на берегу океана отлично просматривалась с того места, где я нашла пристанище. Его маршруты – адвокатская контора, которую он держит на пару с партнером, психоаналитик, спортивный клуб, рыбный ресторан, антикварные развалы и книжные магазины. Не слежка – сплошное удовольствие. А уж прогулки с собакой каждый день,
в одно и то же время (хоть часы сверяй), – самое подходящее для случайных знакомств.В глаза ударяло, как старый хрен одинок. Значит, моя задача предельно упрощалась.
Я выбрала вариант, который должен был напомнить ему кое-что из прошлого. А именно кроткую невинную девушку, жертву грабителей в ближайшем парке, потерявшую на какое-то время память (правда, мамаша чаще теряла память от коктейля из наркотиков, чем от чего-то другого).
Так я оказалась в его доме.
Мы, человеческие существа, – визуальные ребусы. Если подольше и попристрастней понаблюдать за объектом, можно понять, на чем его проще всего подловить. Мой оказался падок на жалость. Сам сноб-одиночка, он жалел еще более одиноких.
Это для меня. Прикинуться брошенной, несчастной, никому не нужной сиротой, ищущей родственную душу? – тут и напрягаться особенно не пришлось.
Поняв, что идти мне некуда (я отказалась дать адрес пансиона, из которого якобы сбежала, так как со мной там плохо обращались), он с радостью поселил меня у себя, отведя целый этаж. Дальше – дело техники.
Моя полнейшая наивность давала ему возможность долгого и трудного завоевания. Я была крепостью, брать которую следовало не с помощью силы, а с помощью хорошо спланированной осады. Зато когда я пала завоевателю в руки, мало ему не показалось. Ведь чем дороже платишь за любовные услуги, тем больше это похоже на любовь.
Через какое-то время он по уши влюбился и мечтал о моей дымящейся мохнатке будто голодный о куске хлеба. Но вел себя при этом по-джентльменски. Осыпал подарками, причем заставлял брать их силой – «ведь мне ничего не нужно, кроме него самого». Он же все время приговаривал, что может дать мне так мало, тогда как от меня хочет взять все, все, все...
Да на, пожалуйста, бери! Не жалко, тем более что это все, все, все умещается у меня между ног и еще немножко в мстительном сердечке.
Скоро с ним и разговаривать будет не обязательно – выть, лаять и кусаться вполне достаточно. Со свирепой ласковостью.
Мужик – распущенный совокупленец и за это должен поплатиться.
А что, трахать мою мамочку, которой не было и семнадцати, подло воспользовавшись ее опьянением, и потом бросить на произвол судьбы плод насилия, по-вашему, это должно оставаться безнаказанным?! Ну уж нет! Я, сколько себя помню, живу предвкушением мести.
Сначала я устроила ему сладкую сказочку про милую девочку, от природы сентиментальную и чувственную, с маленьким вулканчиком, беспрестанно извергающим огненную лаву на радость вяловатому пестику. А потом превращу эту короткую рассказку в долгий мучительный кошмар.
Первый этап будет заключаться в том, что он узнает, что налаживает собственную доченьку. С его теперешними принципами!.. С верой в Боженьку!.. И с регулярными посещениями психоаналитика... Ха-ха-ха... Да стоит ему только увидеть мое дымящееся отверстие, как все его принципы улетучиваются... «Хочешь запустить лапку в улей, Папашенька? Не бойся, пчел там нет, только мед. А может, хочешь язычком – полакомиться? Я не против...» – вела я свою музыкальную линию. То, что я звала его Папашкой, раззадоривало еще больше.