Этим займется ОСС 117

– Вы не можете уйти сейчас, – сказал он вдруг. – Вам надо ждать следующей смены охраны.

– Да, она будет в полночь.

– Я приготовлю ужин. Мы поедим вместе.

– Охотно соглашаюсь. Признаюсь, я умираю от голода.

– Оставайтесь здесь, я схожу на кухню.

Юбер сделал движение, относительно смысла которого нельзя было ошибиться.

– Вы мне не доверяете?

Юбер посмотрел ему прямо в лицо, потом решил сыграть ва-банк.

– Да, теперь доверяю.

10

Они сидели за столом на кухне, напротив друг друга. Юбер посмотрел на настенные часы, показывавшие час ночи, потом на "Голиафа", клевавшего носом. Он ушел от Монтелеоне в момент смены охраны в полночь, и ученый объяснил ему, как через соседние сады выйти на другую улицу. Этот маршрут избавлял его от необходимости проходить мимо милиционера, дежурившего перед домом.

Еще до того как уйти от Монтелеоне, Юбер решил принять его идею: в ней был некий юмористический аспект, соблазнявший его. Но он и сам не очень понимал, почему он ушел, не сказав об этом итальянцу.

"Голиаф" пожал худыми плечами; глаза его покраснели от усталости.

– Надо определиться, – пробурчал он. – Вчера вы хотели уехать немедленно, теперь решаете остаться. Вы не знаете, чего хотите.

Юбер улыбнулся.

– О! Я прекрасно знаю, чего хочу. Просто произошло нечто, что побуждает меня остаться... Старина "Голиаф", теперь вам придется переправлять на ту сторону не одного, а двоих. У меня есть гость.

Маленький еврей-сапожник застыл. Он посмотрел на Юбера поверх очков и решительно ответил:

– Невозможно!

– Невозможно? Что это такое? Не понимаю.

Тот упрямо возразил:

– Зато я понимаю. Моя комбинация срабатывает только для одного человека одновременно, и это уже слишком хорошо.

Юбер отмел возражение небрежным движением руки.

– Ну что же, старина, придется вам выкручиваться. У меня есть один тип, и я должен непременно вывезти его.

"Голиаф" провел пальцами с черными ногтями по редеющей, полной перхоти шевелюре. Он надолго задумался. Юбер терпеливо ждал.

Наконец маленький человечек спросил:

– Тип согласен или нет?

– Согласен. Это легче, нет?

"Голиаф" с сомнением поморщился.

– Как сказать... Несогласного всегда можно усыпить и тащить, как сверток. Сверток заметен меньше, чем человек.

Юбер засмеялся.

– Если действительно нет другого выхода, мы его усыпим и спрячем в сверток; это не так страшно.

Маленький человечек разъяренно почесал голову.

– Я жил так спокойно, и надо же вам было свалиться на меня с вашими историями.

Юбер перестал смеяться. Его суровое лицо стало твердым, как камень.

– Уважаемый, – сказал он ледяным тоном, – вам бы следовало знать, что когда входишь в наше дело, то выйти из него уже нельзя.

– Я знаю, – ответил сапожник тоскливым тоном. – Иногда и хотел бы остановиться, но это невозможно. Надо продолжать только, чтобы попытаться спасти свою шкуру; как пловец, который не должен переставать грести, если не хочет утонуть.

– Удачное сравнение.

Маленький еврей по-прежнему скреб затылок, но с меньшей силой.

– Но и это не спасает от несчастных случаев, – заговорил он вновь с горечью. – Потому что пловец всегда может стать жертвой судороги.

– Или акулы? – предположил Юбер, открывая в улыбке волчьи зубы.

– Или акулы, – согласился маленький человечек, глядя ему в лицо.

Он взял бутылку водки, стоявшую на столе, и наполнил стакан.

– Вы правда не хотите выпить?

– Нет, спасибо.

Юбер внимательно смотрел на него, пока тот пил. "Голиаф" не был алкоголиком, но время от времени нуждался в стаканчике, чтобы придать себе смелости.

– Вы должны будете вернуть мне форму, в которой я пришел.

Голиаф подскочил.

– Что вы хотите сделать?

– Надеть ее вновь. Я считаю, что она мне идет.

– Это очень опасно. Они знают, что вы бежали в ней.

– Вот именно. Поскольку я собираюсь сдаться, не нужно, чтобы они думали, что кто-то помогал мне после побега. Они обязательно подумают об этом, если найдут меня не в том виде, в котором потеряли.

Маленький сапожник выпучил испуганные глаза.

– Вы... Вы хотите сказать, что собираетесь вернуться в МВД?

– Совершенно верно.

– Но вы сошли с ума! Они быстро осудят вас и расстреляют.

– Об этом не волнуйтесь. Лучше слушайте меня внимательно. Надо, чтобы вы разработали план бегства в Афганистан на двоих и чтобы вы были готовы осуществить его в любой момент. Я не смогу вас предупредить. Все, что я могу сказать вам сейчас, – мы придем вечером, когда стемнеет, и у нас будет целая ночь впереди. Я думаю, вам надо быть наготове с завтрашнего вечера.

– Но, – запротестовал "Голиаф", – я вам сказал, что ничего нельзя сделать, пока не будут сняты повышенные меры безопасности, а они еще остаются в силе. Все дороги, все вокзалы, все аэродромы под строгим наблюдением...

– Мой дорогой друг, повышенные меры безопасности будут отменены сегодня же вечером, как только МВД возьмет меня. Понятно?

Маленький человечек замер с открытым ртом.

– Я считаю, что вы совершенно сошли с ума, – сказал он наконец, вновь яростно скребя свою голову.

– Ладно, – ответил Юбер. – Можем идти спать. Хороший сон пойдет на пользу нам обоим.

Он отодвинул стул и встал. Сапожник сделал то же самое; он выглядел более угнетенным, чем когда-либо.

* * *

Юбер в последний раз любовался собой в форме МВД.

– А все-таки она мне идет, а?

"Голиаф" пожал плечами с гримасой отвращения. Он больше уже ничего не говорил.

– Мне не хватает только бинтов, но, поскольку вы их выбросили, лучше их ничем не заменять. Они могли бы это заметить. Они сочтут, что я сам снял их, что, кстати, правда.

Он похлопал хозяина дома по тощему плечу.

– До скорого, старина "Голиаф", и не дуйтесь так.

Сапожник выключил свет, потом открыл окно и тихо раздвинул ставни. В маленьком дворике все казалось спокойным.