Это Америка
Шрифт:
Ему явно понравилась ее реакция.
Хирургия — тонкое ремесло, освоение нового метода не бывает без трудностей и ошибок. Расстроенная Лиля рассказывала Алеше:
— Первая наша операция с Френкелем получилась неудачной. Я беспокоюсь за состояние этого пациента. Но знаешь, Алешка, после тех операций, которые мне показал Френкель, я еще яснее поняла, насколько мы отставали в Союзе. Да и резидентура в Бруклине тоже дала мне недостаточно. Там было много общей хирургии, но мало костной.
В результате рекламы илизаровских операций поступало все больше больных, и Лиля уже ассистировала Френкелю два — три раза в неделю.
— Вот, нога отекла и почернела. Что же это? Я поверил в русский метод, считал, что он поможет мне. А стало еще хуже. Жалею теперь, что поверил.
Стюарт или не понимал, или не хотел признавать своей ошибки. Но Френкель понял, что Лиля была права, и стал больше прислушиваться к тому, что она советовала. Теперь он регулярно обсуждал с ней новые операции. Накануне операции она дома рисовала схемы и утром показывала их. Ему нравились эти ясные схемы, он вешал их на стене в операционной и по ним учил молодых:
— Будем делать так, как нарисовала доктор Берг.
4. Американская стамина
Лиле надо было заниматься вместе с резидентами, ходить на их утренние занятия. На это требовалось разрешение Френкеля, а она стеснялась беспокоить его просьбами. Дверь в его кабинет почти никогда не закрывалась, сотрудники заглядывали туда и, если никого не было, заходили к нему почти запросто. Она тоже выждала, когда вышел очередной посетитель, и вошла в кабинет.
— Доктор Френкель, можно?
— Конечно, Лиля, вам всегда можно.
— Я хочу попросить у вас разрешения ходить на утренние конференции резидентов. Вы разрешите мне приходить на занятия?
— О чем вы спрашиваете? Я сам собирался предложить вам это. Вы наш сотрудник и можете ходить на любые занятия и конференции, какие вам интересны.
Теперь Лиля опять вставала в 5 утра и начинала день в 6:30 вместе с резидентами. Ехала она на метро, которое к тому времени хорошенько обновили: многие станции привели в порядок, стало чище, запретили курить и включать громкую музыку; вагоны пустили новые, более удобные, не испорченные граффити. В ранние часы пассажиров было мало, почти все чернокожие, но не те, которых Лиля боялась в Бруклине. Это были рабочие люди.
От дома до госпиталя она доезжала за полчаса. И идти по улицам Манхэттена тоже было спокойно, она уже не опасалась нападения и выбросила шприц с большой иглой, который носила на случай самозащиты.
Конференции вел сам Френкель или другие старшие доктора — аттендинги. К началу занятия в аудиторию вкатывали столики с сэндвичами, бэйглами, кока — колой, соками и горячим кофе — на все вкусы. Никакой толкучки вокруг еды, как в Бруклинском госпитале, не было, все выстраивались в очередь и спокойно ждали. Френкель и другие доктора тоже становились в очередь, дружески переговаривались с резидентами, шутили. Молодые резиденты вели себя с ними совершенно свободно, на равных. Потом все рассаживались, и начинались занятия: читали лекции, демонстрировали слайды на экране, делали короткие сообщения о лечении больных.
Всего было тридцать парней — резидентов и одна девушка все американцы. Соотношение ясно показывало Лиле, как мало в Америке женщин — хирургов, и она благодарила судьбу за то, что попала в этот госпиталь. Эмигрантов в него не принимали, в резидентуру отбирали лучших выпускников лучших медицинских факультетов
страны, как говорится — creme de la creme (лучшие из лучших). Некоторые были из состоятельных семей, дети врачей — медицина часто становилась семейным делом, — половина ребят — евреи, но нерелигиозные. Работали они много и всегда были бодрыми, веселыми, держались очень дружелюбно и непринужденно.Атмосфера занятий тоже отличалась непринужденностью: докладчиков, включая Френкеля, перебивали, задавали им вопросы, спорили с ними. Лилю поражали глубокие познания молодежи. Они не задумываясь отвечали на любой головоломный вопрос. Видно было, как крепко сидят в них эти знания — сказывалось качество подготовки. Френкель говорил про них:
— Разбуди любого среди ночи и задай любой вопрос — ответит без запинки.
Он проводил занятия в приподнятом, бодром тоне, всегда перемежал шутками, приводил интересные примеры. И резиденты тоже часто шутили, не стеснялись при случае отпустить острое словцо в адрес старших, не исключая Френкеля. При этом смеялись все, никто не обижался.
Сначала Лиле казалось, что молодежь будет коситься на нее — русскую эмигрантку, по возрасту равную их матерям. Она садилась в верхнем ряду, чтобы быть менее заметной, и стеснялась брать еду. Но резиденты легко приняли ее в свою среду, и она чувствовала себя с ними намного свободней, чем с эмигрантами в Бруклинском госпитале. Скоро она уже становилась с ними в очередь за кофе и бэйглом, шутила и смеялась так же, как они. Ребята относились к ней приветливо, иногда в шутку спрашивали:
— Вы приехали from Russia with love, «из России с любовью»? [100]
100
Популярная в 80–е годы цитата из книги Яна Флеминга.
Они проявляли живой интерес к илизаровскому методу, интересовались уровнем хирургии в Советском Союзе.
Лиля рассказывала о сложностях, тяжести условий работы, но им, выросшим в богатой Америке, много казалось непонятным.
— Как Илизарову пришла в голову идея этого аппарата и как он разработал такой интересный метод операций?
— Он работал в сибирской глуши, оборудования было мало, он стал искать новые пути.
— А почему не было оборудования?
— Ну, это была бедная маленькая деревенская больница.
— Почему же он не перешел в большую больницу?
— Он не мог, его туда распределили после медицинского института.
— Как «распределили»?
— В России надо отработать несколько лет там, куда послало государство.
— Почему? Ведь врач — это независимый специалист.
— Да нет там независимых! Обучение бесплатное, и каждый должен работать там, куда пошлют.
Бесплатное обучение поражало их воображение.
— А вот мы все в больших долгах за обучение. Как это получилось, что в России обучение бесплатное?
— В России вся медицина бесплатная.
— Почему?
— Ну вы же знаете, наверное, что Советский Союз считается социалистической страной… А вот знаете еще, что изобретение Илизарова долго не хотели признать и всячески тормозили?
— Почему?
— Потому что он из провинции, у него были мощные завистники в Москве, от них все зависело.
— Почему он не мог основать свою фирму?
— Ну что вы! В России же нет частного предпринимательства…
— Почему? А вы тоже работали с ним в глуши?