Это Америка
Шрифт:
Алеша с Лилей были подавлены ужасной новостью и удивлены переменой в Римме, но задуматься было некогда — их ждала встреча с Августой. Она кинулась к ним, плача от радости.
В стороне стояли смущенные Александра с Надюшей. Девочку Алеша и Лиля видели впервые и заметили, что Августа очень привязана к ней. Да она и сама сразу сказала:
— От Александры и Надюши ко мне идут оживляющие лучи молодости.
На другой день Алеша с Моней должны были ехать в издательство, где готовился к печати третий том его романа. По дороге Алеша рассказывал:
— Монька,
— Ну спасибо, старик. И как ты меня характеризуешь? — улыбнулся Моня. — Как психопата?
— Изображаю таким, какой ты есть, — обладателем больших запасов задиристого юмора и здравого смысла. И развернул сюжет вокруг твоей бурной поддержки диссидентства.
— Да, эпоха диссидентства — это было наше лучшее время, — вздохнул Моня.
Когда они уехали, Августа предложила Лиле:
— Пойдешь со мной в церковь, как ходила после смерти Павлика? Я хочу свечку поставить.
Лиля помнила темный храм возле метро «Сокол». Но подходя, с удивлением увидела, как преобразилась церковь — отреставрированная, светлая, даже ухоженная. Внутри тоже было светло, среди молящихся было много молодых. В одном из альковов Лиля с удивлением увидела Римму. Она стояла боком к главному залу, Лилю не замечала, явно молилась и крестилась на иконы. Возле нее стоял молодой священник и вполголоса наговаривал какую-то молитву. Лиля застыла от удивления, не захотела подходить и смущать подругу, а потому отошла в сторону и спряталась. Чуть позже она увидела, как священник подобострастно провожает Римму к выходу. «Наверно, она дает деньги на церковь», — подумала Лиля. Потом священник подошел к ним: он знал о юбилее Августы и поздравил их, косясь на Лилю. Августа представила ее:
— Батюшка, это моя доченька из Америки приехала меня поздравить.
Лиле все то, что она наблюдала, казалось очень странным: ее Римка, такая умная и независимая, стала верующей. И эти молодые молящиеся, им же не больше двадцати, — как и почему они стали верующими? Что за процессы идут в новой России?
Главный сюрприз был на следующий день — Моня с Риммой привезли их к себе в особняк. Дом был окружен высоким сплошным забором, ворота открыл охранник. Моня с усмешкой объяснил:
— Приходится скрываться, на всякий случай, а то «красные» придут и все отнимут.
Внутри все тоже выглядело роскошно: расписные потолки, лепные проемы, хрустальные люстры, картины в богатых рамах, дорогие шторы и антикварная мебель. В банкетном зале накрыт стол на двадцать персон. Блюда подавали две нанятые официантки.
В этой обстановке все почувствовали себя слегка подавленно, только нарядная и радостная Августа не удивилась, воскликнула:
— Как это все напоминает мне мое детство!..
Моня подмигнул Алеше:
— Слышал, что мама сказала? Живем теперь — как при царе — батюшке.
Уселись за стол, прислуга разлила шампанское, и Алеша встал, чтобы произнести первый тост.
Какими словами, какими словами Мне обратиться сегодня к маме? Маме, которой девяносто лет, И лучше которой на свете нет. С твоею любовью, с твоим обаянием, Я рос под твоим, дорогая, влиянием, Умом направляла ты каждый мой миг, Тебе я обязан всем тем, что достиг. Будь, мама, здорова, как прежде была. Спасибо тебе, что меня родила.Августа расплакалась:
— Я так давно не слышала твоих стихов в твоем исполнении, пусть даже шутливых!.. Это такая радость для меня…
После застолья Римма водила Лилю по комнатам особняка и делилась:
— Знаешь, ведь когда я была молодая, нищая и мечтала о московской прописке, моя душа к чему-то стремилась. А теперь вроде как и стремиться не к чему. Я как та старуха из «Рыбака и рыбки»: сначала хотела корыто, потом дом, дворянство, царство, а в результате и хотеть больше нечего.
В ее богатой спальне стояла громадная кровать с пологом.
— Лилька, а ты помнишь, какая я была в молодости? Мужикам проходу не давала. Теперь кровать у меня огромная, а поиграться на ней не с кем. Один Монька, да и тот… — И Римма махнула рукой.
В углу Лиля увидела несколько икон в дорогих серебряных рамах. Римма улыбнулась:
— Почему я стала религиозной?.. Наверное, что-то все же должно там быть… — и указала пальцем вверх.
А Моня усадил Алешу в своем обширном кабинете:
— Богато живу, а? Думаешь, это радует? Вот ты писатель, в тебе живет эта таинственная страсть к творчеству, в творчестве всегда есть куда идти. А у меня богатство, и — точка. Скажи мне, когда человек бывает счастлив: когда он уже достиг или когда достигает? Иногда я вспоминаю время, когда мы с тобой были диссидентами, ты писал стихи, я их распространял, мы горели, мы шли вперед. Вот это действительно было героическое время.
Вернувшись домой, довольная Августа с улыбкой говорила:
— Хорошо-то как отпраздновали! Спасибо им! Вот ведь как долго живу — Россия снова становится такой, какой я знала ее до революции. Появились богатые, как баре в старину. Интересно, как Сеня и Павлик посмотрели бы на такое. Они же боролись против всего этого…
Ложась спать, Лиля рассказала Алеше о Римме в церкви и о ее иконостасе:
— Знаешь, они тут все с ума посходили, и Римка тоже. Она, кажется, верит в загробную жизнь. Это уже не та Римка. И вообще, богатая Россия, которая так обрадовала Авочку, показалась мне еще более чужой, чем нищая Россия, которую я запомнила в мои прежние приезды.
— Да, религия может стать водоразделом даже между старыми друзьями, это правда… А насчет России… Она все равно уже чужой дом для нас, ты же понимаешь…
Перед отъездом Августа позвала Алешу с Лилей в свою спальню и начала важный для себя разговор:
— Ну, дети, вы должны понимать, что я скоро умру.
Лиля тут же перебила ее:
— Авочка, зачем говорить об этом?
— Это разговор деловой. Смерть стариков надо обговаривать, надо обсудить наследство. Денег у меня осталось мало, но квартира дорогая, вещи в ней тоже хорошие. Это же все вам останется.