Это было в Коканде

–  Все это так, - с усмешкой сказал Юсуп, - но на дороге хорошая палка лучше неизвестного друга.

Мулла, ласково улыбаясь, разъяснил Юсупу, что любой головорез может совершенно безнаказанно расправиться с ним, так как для кочевника убить человека легче, чем примять сапогом траву.

Юсуп, выслушав всех, внимательно оглядел каждого из присутствующих (он заметил, что есаулы молчали). Он остановил свой взгляд на мулле и спросил его:

–  Вы боитесь за меня?

–  Да, конечно, - ответил ему мулла.

Муллу поддержали все остальные.

–  Вы подчиняетесь мне?

–  Подчиняемся.

–  Молодцы, - сказал Юсуп.
– Тогда вы знаете обычай: если сдаются командиры, сдается и войско. Завтра день серьезный. Надо, чтобы завтра все катилось как по маслу. И я не хочу слышать ни о каких головорезах. Вы командиры. За каждую каплю крови вы будете отвечать своей головой. Ясно вам?

Курбаши нахмурились.

–  Ну?
– прикрикнул на них Юсуп.
– Поняли?

–  Поняли, - ответили они.

–  Тогда идите!
– сказал Юсуп.

Курбаши, взволнованные неожиданным для них приказом, удалились.

Юсуп спросил джигитов, стоящих тут же на дворе:

–  Вы все слыхали?

–  Да, - ответили они.

–  Приготовьте комнату Иргаша! Я буду спать у вас.

Джигиты не осмелились ослушаться. Среди них пошли разговоры, что комиссар принял над ними командование. Уверенность и настойчивость комиссара понравились басмачам.

Всюду пошли толки об Юсупе. Джигиты толкались возле курганчи, где остановился на ночлег Юсуп, и заглядывали к нему в окна.

В комнате Иргаша все оставалось по-прежнему, как будто Иргаш был жив. Свернутые в одеяло постельные принадлежности лежали на маленьком толстом коврике; тут же стоял чемодан и лежали походные сумки. И всем казалось, что Юсуп действительно заменил умершего.

Через час возле курганчи выстроился отряд джигитов. Они отогнали от окон любопытных.

К Юсупу явился есаул отряда и доложил, что он явился для охраны. Юсуп посмотрел на высокого босого юношу и спросил:

–  Что говорят в лагере?

Юноша осклабился:

–  Всех не переслушаешь!

–  В бригаду ко мне хочешь?

Есаул покраснел и принялся благодарить Юсупа.

–  Я возьму тебя. Позови ко мне русского офицера!

Есаул ушел.

На дворе джигиты опять разожгли костры и расселись возле них. Эти люди, оборванные, исхудавшие, впервые сели к огню спокойно. «Что случится завтра - грабеж, смерть или казнь?» - так думали они всегда. Сегодня об этом никто из них уже не думал.

Ночь выпала холодная. Звезды застыли в небе.

На дворе кричали и ругались раненые. Среди них ходил какой-то рваный бродяга, которого они называли табибом. Он прямо из бутыли поливал им раны йодом. Они скрипели зубами, как будто желая стереть их в порошок. После йода каждый из раненых бинтовался сам либо марлей, либо тряпками, или затыкал рану хлопком. Нашлись и такие, которые заставляли собак вылизывать им раны.

26

Когда Зайченко появился в дверях комнаты, Юсуп сидел на полу около низенького столика и писал донесение. Он сразу узнал вошедшего, бросил карандаш и пригласил Зайченко сесть. Зайченко сел на пятки, поджав ноги, и приветствовал его, произнеся обычный селям.

–  Здравствуйте, Зайченко!
– сказал по-русски Юсуп.
– Вы стали настоящим мусульманином.

–  Да?
– Зайченко усмехнулся.
– Во всяком случае, я не похож на коменданта Кокандской крепости.

Юсуп сделал вид, что не слышал этой шутки. Юсуп смотрел на него и думал: «И это - тот, первый, воспитавший во мне человека? Какая судьба!»

–  Простите, я не осмелился явиться днем. Все произошло так неожиданно… - забормотал Зайченко, перебивая мысли Юсупа.

–  Очевидно, вы надеялись скрыться в массе? Все равно, гражданин Зайченко, мы бы вас обнаружили. Мы знали, что вы тут.

–  Да, да… - Зайченко закивал.
– Я и не скрываюсь. Я просто… - Он запнулся.
– Я не знал, как мне начать с вами разговор. Скажите, что со мной будет?

–  Ваше дело решит Особая комиссия по борьбе с басмачеством. Мы передадим вас трибуналу.

–  Да, да… - опять перебил Юсупа Зайченко, - я понимаю, что я - не обыкновенный басмач.
– Он сказал это таким тоном, будто объяснения Юсупа вполне удовлетворили его.
– Вы теперь прекрасно говорите по-русски, заметил он Юсупу.

–  Я больше двух лет прожил в Москве.

–  Что же там, в Москве? Изобилие? Магазины, женщины, рестораны? Все это есть? Это верно, что там танцуют фокстрот?

Юсуп отклонил беседу на эту тему, заявив, что в Самарканде Зайченко все узнает из газет.

–  Скажите, - опять спросил Зайченко, - я могу надеяться на какое-либо снисхождение или нет? Я совершил ошибку, я готов работать где угодно, как угодно. Мои знания могут пригодиться в разведке.

–  Это решаю не я.

–  Да, да… Конечно, конечно… снова забормотал Зайченко.

Он думал, что посещение сложится иначе, и сейчас чувствовал себя совсем раздавленным. Сегодня на погребении он впервые встретился с Юсупом.

В широкоплечем комиссаре, одетом по-басмачески, Зайченко не сразу узнал старого знакомца, мальчишку с кокандского базара. Зайченко, естественно, не мог думать, что теперь Юсуп будет держаться с ним как босоногий кучеренок. Это было бы наивно. Но все-таки в нем тлела какая-то надежда на то, что комиссар Юсуп заинтересуется им, начнет расспрашивать, захочет узнать до конца все его приключения. «И может быть - чем черт не шутит, - подумал Зайченко, - облегчит мою участь».

Юсуп же принял его спокойно, не вспоминая о прошлом. Сейчас, кончая беседу, Зайченко почувствовал, что Юсупу действительно не о чем с ним говорить, а ему нечего ожидать от него каких-нибудь послаблений. «Зачем же тогда он меня звал?
– подумал Зайченко.
– Чтобы удостовериться, что ли?»

Зайченко встал. Встал и Юсуп. Зайченко хотел протянуть ему руку, но вовремя догадался, что этого делать не следует. Он поклонился Юсупу.

–  Разрешите идти?

–  Пожалуйста!
– ответил Юсуп.