Это было в Коканде

Дом, изнутри казавшийся розовым, вдруг исчез, утонув в темноте (Варя задула свечу). Юсуп разделся, лег, десятки раз переворачивался с одного бока на другой, хотел заснуть и никак не мог.

Обычно Варя спала на террасе, но в эту ночь она нарочно пошла в дом. Спалось ей тоже плохо. Она поднялась, чтобы пойти к Юсупу в сад. Но потом ей захотелось продлить это состояние взволнованности и тревоги. Варя снова легла, немножко поплакала. «Я люблю Юсупа», - подумала она.

Варя стала вспоминать свои уроки с Юсупом, когда она еще служила в бригаде, и любовь свою к Сашке в то время (как будто сейчас она его уже не любила) - любовь большую и невероятную… И она думала при этом, что эту любовь, конечно, разрушил Сашка. Он виноват! И как бы она смеялась, если бы тогда в бригаде кто-нибудь мог сказать, что она полюбит Юсупа! Что же с ней сегодня? Но разве известно, когда любовь начинается, когда кончается, ничего ведь в жизни не бывает сразу. Нет, все это выдумка. «Я блажу…» Ничего не было, они гуляли по городу, вот и все. Он молод и красив. И тут она стала мечтать: а что, если действительно все случится так, что она полюбит Юсупа, и как у них тогда сложится жизнь? Они, конечно, поедут в Москву, потому что Юсуп должен непременно учиться дальше. Какая у них будет комната? Где? Будут ли дети? Кто (мальчик или девочка)? Только об одном ей совсем не думалось: нравится ли она Юсупу? Ведь он может полюбить так же внезапно, как и она, - здесь она вспомнила о Лихолетове. «Бедный Сашка», - искренне сказала она. И вдруг, сообразив, что все это вздор, она заплакала, жалея теперь себя. Она долго плакала, она вспоминала при этом все, что ей приходило на ум (и жизнь в Бухаре, и порубленную щеку Сашки, шрам на которой он «прикрывал» теперь бородой, и мальчишку-узбека, бегавшего когда-то к Зайченко в комендантский флигель)… Все спутывалось в этих воспоминаниях. Это была совсем не та Варька, решительная и суховатая, которая сумела поставить в тупик даже Сашку Лихолетова. Она долго плакала, желая любви, ясности, а не путаницы, - так в слезах она и заснула.

…Утром она напоила Юсупа чаем. Они почти ни о чем не говорили. Оба торопились: Юсуп спешил на вокзал, Варя - в больницу. Утром все было другим, и Варя тоже была другая. Она посмеивалась совсем иначе, чем вчера ночью, и глаза у нее были утренние, будто вымытые мылом.

Расставаясь с Юсупом возле больницы, Варя сжала Юсупу руку.

–  Я все-таки напишу Сашке, - сказала она.
– И спасибо вам за то… она не докончила фразы.
– Хороший вы человечина! Ну, желаю вам счастья! И хорошо, что вы не любите болтать.

Она крепко поцеловала его и скрылась в подъезде.

Всю дорогу, пока он шел до вокзала, и по пути в Беш-Арык, пока ехал в поезде, мысли о Варе не давали ему покоя. Он жалел (ничего не зная о мыслях Вари), что эта душная ночь миновала и что она не повторится.

33

После разгрома Иргаша Джемс ушел в горы, на Гиссар. Все сводки, полученные им об Юсупе от разных агентов, сообщали одно: «Прямой человек, с каждым днем становится опаснее, догадлив…»

Прежде всего Джемс решил рассчитаться с Юсупом за ликвидацию Иргаша. Но ему не хотелось, чтобы Юсупа убили в Шир-Абаде. Надо было создать видимость случая. Для этой цели Джемс надеялся сговориться с Хамдамом и обязать его найти убийц, которые следили бы за Юсупом. По плану Джемса, убийцы должны были подстеречь свою жертву в одном из больших городов, в Самарканде или в Ташкенте, чтобы нападение выглядело обычным городским налетом. Джемс предполагал, что совершение этого акта может состояться не ранее чем через полгода, даже позднее, в зависимости от обстановки.

Для окончательного выяснения всего этого дела он спустился в Фергану и поехал поездом в Коканд. Хамдам даже не подозревал, что его ждет. Он забыл о Джемсе.

Несколько лет тому назад Хамдам еще боялся ареста, теперь же он обнаглел. Однако осторожность приучала его проверять каждый свой шаг, она же воспитала в нем дерзость. Он не выглядел тихоней. Он понял, что жить в открытую и веселее и безопаснее, и перестал стесняться. Хамдам проникал на партийные собрания; он добивался того, чтобы его выбирали на советские съезды; он говорил от имени народа; он всегда устраивался в президиум, носил ордена, был на виду. И всем казалось, что его жизнь каждый может прощупать, как товар, лежащий на прилавке.

Хамдам тоже решил убить Юсупа. Он опередил Джемса. Целую ночь он обдумывал это убийство. Решение покончить с Юсупом возникло в нем самостоятельно, вне всякой связи с Джемсом. Оно родилось в ту самую минуту, когда он узнал от Алимата о приезде Юсупа в Беш-Арык.

Сперва он думал, что Юсупа можно будет подкараулить в поезде или на станции. Но потом отказался от этого плана, как слишком опасного. «Юсупа надо убить в центре Беш-Арыка, неподалеку от милиции, среди дня, на базарной площади. Это самое удобное место. Чем откровеннее - тем лучше!» решил он.

Чтобы отвести от себя возможные подозрения, он взялся устроить чествование Юсупа. Он сговорился с беш-арыкскими властями; все они были приглашены на встречу с победителем Иргаша. Хамдам понимал, что и без этого чествования даже тень подозрения не может коснуться его. Он ведь не приглашал Юсупа в Беш-Арык! Да и потом, какой дурак может подумать, что сам начальник милиции устраивает своими силами это убийство?

То, что Юсуп должен быть убит, не вызывало в нем никаких сомнений. Он чувствовал, что в конце концов все может распутаться и этот человек доберется до него. Хамдам боялся, что Юсуп держит его под прицелом. «Не зря же он сюда едет, наверное хочет меня закопать, - думал Хамдам.
– Так уберем его с дороги!» Одиночные, неизвестные выстрелы случались и раньше, им не придавали особенного значения. «Ну, еще один случай, какая разница?
– решил Хамдам.
– Хотя впоследствии я могу найти какого-нибудь уголовника и примажу его к этому делу. Отличусь. Мне опять будет польза».

Он вызвал Сапара и обо всем с ним условился. Джигит, обязанный ему всем и преданный ему точно раб, даже не удивился этому поручению. Он принял его как необходимость, как долг.

Хамдам, чтобы подкрепить свою просьбу, сказал:

–  Я тебе все время оказывал услуги. Теперь ты должен сделать мне услугу.

–  Хорошо, сделаю, - сказал Сапар.

–  Если будет неудача, если ты попадешься, - молчи. Я тебя освобожу.

–  Освободи, пожалуйста!
– с благодарностью проговорил Сапар.

34

Ранним утром Юсуп прибыл в Беш-Арык. Встречные на дороге не узнавали Юсупа, да и он никого не узнавал. Очевидно было, что за эти годы здесь многое переменилось. Переменились и люди. Кто умер, кто исчез… Менялись и дома: Рядом с глинобитными, глухими, старыми домами Юсуп увидел новый, высокий, с окнами на улицу. Двое рабочих, взобравшись на гребень стены, подводили ее под крышу. Возле дома стояли серые штабеля кирпича-сырца.

Юсуп, поздоровавшись с узбеком-рабочим, спросил его:

–  Что строишь?

–  Школу, - ответил тот.

–  Это очень хорошо, - сказал Юсуп.

–  Да, школа - не тюрьма. Скоро люди перестанут кричать: «Мануфактуры, мануфактуры!» А будут кричать: «Просвещения! Просвещения!»

–  Совет строит?
– весело спросил Юсуп.

–  Нет, Хамдам.

Юсуп посмотрел на рабочего. Рабочий, очевидно, заметил изумление в глазах Юсупа, но, ничего не объясняя, отвернулся.

Юсуп зашагал дальше в том бодром, восторженном настроении, когда достаточно мелочи, чтобы на душе стало еще радостнее и веселее.

Пройдя квартал, он наткнулся на другую постройку. Здесь тоже успели возвести только стены. Здание делали по-восточному, глухо, с крошечными окнами и небольшими стрельчатыми арками. Рядом стоял глиняный временный сарай. Возле него какой-то старик рубил ножом ветки. Юсуп спросил у старика, для чего предназначается здание.

Старик подозрительно взглянул на Юсупа и нехотя ответил:

–  Мечеть.

–  Мечеть? Кто же ее строит?

–  Хамдам, - сказал старик и ушел, согнувшись под вязанкой хвороста.