Это лишь игра - 2

Я замолкаю — что тут скажешь?

На кухне Герман выгружает контейнеры из пакетов, я перекладываю еще горячую еду в тарелки. Отбивные на гриле, хрустящие баклажаны, печеный картофель, салат один, второй…

— Боже, ты столько всего заказал! На целую роту… — ворчу я, а у самой слюнки текут. Еще бы — такой запах!

— Детей надо кормить как следует, — заявляет он.

— Ты меня старше всего на полгода, — напоминаю я.

На мою ремарку он отвечает лишь снисходительным взглядом. Мол, не в годах дело.

Я хочу возразить, уже и рот открываю, но почти сразу отказываюсь от этой затеи. Да, пожалуйста, пусть себя считает взрослее, умнее и так далее. Жалко, что ли?

К тому же я и в самом деле голодна. Так что накладываю себе всего понемногу. Герман же почти не прикасается к еде. Подперев щеку рукой, сидит напротив меня и с благодушной улыбкой за мной наблюдает.

Немного утолив голод, я завожу беседу. Спрашиваю его о чем угодно, но только не о том, что меня действительно беспокоит. Хотя осторожно, издалека, я все-таки подбираюсь к волнующей теме.

Герман отвечает на мои вопросы, но с затаенной смешинкой в глазах, словно догадывается, что меня гложет.

— … поздно ложусь, рано встаю, не высыпаюсь совсем… то работа, то практика… — жалуюсь я и заодно закидываю удочку: — А ты как спишь? Высыпаешься?

Но он лишь пожимает плечами.

— По-разному.

Что значит — по-разному? Иногда не высыпается? Почему? Потому что Вика не дает? А внутри уже тихонько свербит не то ревность, не то страх, не то обида.

— А ты бывал когда-нибудь на Мальдивах? — интересуюсь как бы между прочим. Почему-то мне стыдно спросить его в лоб, правда ли, что он скоро туда отправится с Викой, правда ли, что у них вот-вот свадьба.

Герман качает головой.

— А собираешься? В смысле есть в планах… как-нибудь… туда…

Герман протягивает руку через стол и берет мои пальцы. Сжимает их легонько, гладит, а сам смотрит на меня.

— Что тебя интересует, Леночка? Сплю ли я с Викой?

— Да нет… — смущаюсь я, но все же преодолеваю себя. — Ну, вообще-то, да. И это тоже.

— Не сплю, не переживай. С тех пор, как пообещал тебе, что порву с ней, у нас ничего не было. Она вообще сейчас в больнице лежит. Но в любом случае я уже не стал бы ни с ней, ни с кем-то еще…

— А как же свадьба?

— Ну я же тебе говорил, что свадьбы не будет. Так что даже не думай об этом.

— Но… — я замолкаю. Сказать ему или не сказать про Славу? Про Юльку? Про всё?

— Что, Леночка? Спрашивай, не бойся. — Он так ласково смотрит сейчас, что все страхи и сомнения стихают. И я решаюсь.

— Я хочу тебе кое-что рассказать… — начинаю я, слегка волнуясь.

Но тут Герману снова кто-то звонит. Вот сейчас — уж точно не вовремя! Герман выпускает мою руку и берет телефон со стола. Но я успеваю прочитать: Леонтьев.

35. Лена

Герман смотрит на экран с явным раздражением и нехотя, но все-таки принимает вызов. Я разочарованно вздыхаю: так долго сомневалась, наконец решилась и тут этот звонок заткнул мне рот…

Отворачиваюсь к окну, пытаясь показать, что не слушаю их разговор. Хотя на самом деле очень даже слушаю. Напрягаю слух до предела.

Да, это нехорошо, и мне стыдно, но я должна знать, правда ли у Леонтьева и Германа сейчас дружба и полное взаимопонимание, как сказал Слава. В конце концов, если там что-то секретное, Герман мог бы выйти. Но раз говорит при мне, значит, ничего такого.

— Да, Игорь Юрьевич, — отвечает Герман абсолютно ровным тоном, что и не поймешь, какое у него к губернатору отношение.

Голос губернатора звучит тихо и глухо, но кое-какие слова я все же разбираю: ты где… нарисовалась проблема… этот идиот… в гроб вгонит… выборы скоро… приезжай… срочно нужен…

Я сразу догадываюсь, о какой проблеме речь, и ощущение блаженной радости быстро сходит на нет.

Герман выслушивает его тираду со скучающим выражением. Потом отвечает:

— Не могу, я сейчас занят.

Леонтьева такой ответ, наверное, не устраивает. Потому что он снова заводит всё то же самое по второму кругу. А еще я улавливаю, что он называет Германа сынком. Это меня откровенно расстраивает. Но больше всего напрягает одна фраза, сказанная в самом конце: «Ты же понимаешь, что это нужно нам всем…».

— Угу, — соглашается Герман. — Приеду, когда освобожусь.

Я цепенею. Выходит, не соврал Слава, они действительно нашли общий язык и сейчас в одной лодке. Только, наверное, Герман пока не в курсе, что я тоже в некотором смысле причастна к этой «проблеме». Иначе что-нибудь да сказал бы об этом.

— Что-то случилось? — стараясь не выдать чувства, спрашиваю я.

— Славик случился. Это сын Леонтьева. Опять вляпался в какую-то мутную историю.

— А ты при чем?

— Ни при чем.

— А почему он тогда тебе звонит?

— Ну, видимо, хочет, чтобы я помог ему утрясти эту проблему.

Меня коробит. Поруганная Юлька, ее сломанная судьба — это у них всего лишь «проблема, которую надо утрясти».

— Как именно?

— Без понятия. Я пока не особо вникал, что там у него приключилось.

— И ты… — Голос у меня дрожит. — Ты будешь помогать?

— Возможно.

У меня все внутри опускается.

— Но зачем? Зачем тебе ему помогать? Ты же его ненавидишь.

Герман равнодушно пожимает плечами.

— У меня нет к нему ненависти. Да и к кому-либо вообще.

— Но ты говорил, что он — твой враг.

— Так и есть.

— Судя по вашему разговору, этого и не скажешь, — я не пытаюсь язвить, но получается как-то едко.

Герман на это лишь с улыбкой отвечает:

— Держи друзей близко, а врагов — еще ближе.

— Но ведь твоего отца уже освободили. Ты же сказал, что они уже отыграли всё назад… Тогда зачем тебе это?

— Не освободили, а лишь выпустили до суда. Отца прижали с подачи Леонтьева. И отпустили сейчас — тоже благодаря его вмешательству. Но что будет в суде — неизвестно.

— И ты готов им помогать, чтобы они думали, что ты с ними заодно? Чтобы потом суд прошел гладко и твоего отца не посадили? Нет, я всё понимаю… понимаю, что ты это делаешь ради отца, но… если этот Слава совершил что-то… что-то очень плохое… противозаконное… мерзкое? — от волнения я запинаюсь и с трудом подбираю нужные слова. — И ты ради достижения своей цели готов… в этом участвовать?