Это лишь игра - 2

Я подавленно молчу, чувствуя, как лицо предательски наливается краской. Она, конечно, все сразу понимает. И в ее лице тут же проступает явное огорчение или даже разочарование.

— Эх, Лена, Лена… Ты же понимаешь, что он тебе жизнь опять сломает? Да и о чем тут вообще говорить, если у него невеста! И он тоже хорош, на два поля играет. Той ведь тоже мозги пудрит, как и тебе.

— Мне он не пудрит мозги. Он же мне все честно рассказал.

— Даже если так, сути это не меняет. И что он может тебе предложить? Встречаться с ним втихаря, тайком, как воры, за спиной у его невесты, у твоего Антона? Ты это считаешь нормальным?

Я качаю головой, а внутри тяжестью оседает горечь и тоска. Она права, сто тысяч раз права, да только мне от ее правоты взвыть хочется.

— Разве мужчина предложит такое девушке, если он ее хоть чуть-чуть уважает? Прости, я такое не приемлю… не понимаю… Я не полиция нравов, конечно, но это же грязь… Леночка, милая, ну ты же не такая. Я всегда говорила, что ты достойна лучшего. Настоящих, серьезных, честных и чистых отношений. С порядочным парнем, который будет тебя ценить…

— Да, конечно, — соглашаюсь я, медленно поднимаясь. — Спасибо.

— Я тебе желаю только добра, понимаешь? — повышает она голос, словно боится, что я ее не услышу. — Мой тебе совет: не марай себя, Леночка, этой постыдной связью, ничего хорошего из этого не выйдет. Ты сейчас домой?

— Да, — говорю, а сама отворачиваюсь и прячу глаза, чтобы она не увидела в них слезы.

— Поговори с подругой. Насчет огласки. И если что нужно — не стесняйся, звони, приходи в любое время.

— Спасибо, — выдавливаю я, направляясь к двери.

— Прошу: держись от Горра подальше, — напутствует она вслед.

Сама не знаю, что на меня находит, но я вдруг поворачиваюсь к ней и неожиданно для себя выдаю:

— Может, вы и правы. Может, мне и правда лучше с ним не связываться сейчас. Но Герман не циник и не подлец. Тогда он не бросил бы меня, если бы его не вынудил отец. Герман это сделал, чтобы спасти меня. Да! Это он упросил своего отца оплатить мою операцию… И уезжать он не хотел. Это его отец поставил ему такое условие. Но он меня спас, понимаете? Что бы Герман ни делал, я его осуждать не стану. Я просто не вправе.

— Разве это…? Но… как? Средства же выделил прошлый губернатор…

— Нет. Это всё Герман… и его отец. Олеся Владимировна, я вас очень уважаю… люблю даже, но, пожалуйста, больше не говорите мне про Германа ничего плохого. Я не собираюсь с ним заводить тайные отношения, но и слушать про него такое тоже не могу.

Я выскакиваю в коридор, пока она не остановила меня, и стремительно удаляюсь прочь. По пути, правда, заглядываю в уборную. Смачиваю лицо и веки холодной водой, смываю глупые слезы.

А когда выхожу из школы, то у ворот опять вижу машину Германа. На том же самом месте, где он высадил меня утром. Он приехал или не уезжал?

Господи, ну зачем? Я и так вся в раздрае!

Завидев меня, Герман выходит из машины и становится поперек дорожки, перекрывая мне путь.

— Отработала уже на сегодня? — спрашивает он. — Как ученики? Не обижали? А то ты какая-то вся… будто не в себе.

— Я и есть не в себе. Герман, ради бога, что ты от меня хочешь?

— Прямо сейчас хочу отвезти тебя домой, а вечером хочу с тобой встретиться. Давай куда-нибудь с тобой…

— Нет! — перебиваю его я. Но слышу в собственном голосе истеричные нотки и прикусываю язык. Заставляю себя выдохнуть и через силу продолжаю более или менее спокойным тоном: — Я не сяду к тебе, Герман. Ни сейчас, ни вечером, никогда. Не приезжай больше ко мне, пожалуйста.

Его насмешливая улыбка медленно сходит с лица, но теперь он смотрит на меня с выражением: ну что еще ты опять придумала? И, похоже, даже не воспринимает мои слова всерьез.

— Что на этот раз? — вздохнув, спрашивает он.

— Всё то же. У тебя есть невеста, у меня — Антон. Герман, может, для тебя это так… пустяки. А для меня это недопустимо!

Я оглядываюсь, и в этот самый миг из школы выходит Олеся Владимировна. Я вижу, как она останавливается, встретив на крыльце кого-то из учеников, и теперь стоит с ним разговаривает.

Правда, она нас не видит. Пока не видит.

Я без всяких объяснений поспешно обхожу Германа, сама открываю дверь и сажусь к нему в машину. Он разворачивается вокруг своей оси, провожая меня оторопелым взглядом.

— Поехали скорее, — прошу его.

— Эм… неожиданно, — взметнув в изумлении брови, произносит он.

Но, слава богу, на месте не топчется, быстро обходит машину сзади, садится рядом.

— Да у тебя семь пятниц на неделе, — усмехается он. Заводит двигатель и, выезжая, бросает случайный взгляд в сторону школы.

— Что, вдохновительница твоя? — кивком показывает он туда, где все еще стоит Олеся Владимировна. — От нее скрываешься? Понимаю. Эта кого угодно достанет своими плакатными речами.

Я в ответ лишь молчу, глотая воздух ртом, как рыба без воды. Сердце опять иступленно колотится, оттого и дышится с трудом, и лихорадит изнутри. В голове же — полный хаос. Боже мой, что я делаю?

Откидываю голову назад и упираюсь затылком в спинку сиденья. Закрываю глаза и стараюсь унять нервозность.

Герман меня не дергает, но, когда я открываю глаза, вижу, что едет он отнюдь не к моему дому.

— Ты куда? — сразу выпрямляюсь я. — Куда ты меня везешь?

— В одно хорошее место, — невозмутимо отвечает Герман.

— Ты же сказал, что домой меня отвезешь!

— Планы слегка изменились, — пожимает он плечами. И улыбается краешком губ.

— Но ты же сказал… — начинаю я, но почему-то замолкаю на полуслове. Нет сил с ним спорить. Устала я. Будь что будет.

33. Лена

Герман ведет машину плавно, мягко и уверенно. Его подрезает красный седан, выскакивает почти перед самым капотом. У меня вырывается испуганный вскрик, а он даже бровью не ведет. Невозмутимо выруливает и едет дальше.