Это! Моя! Земля!

Не срослось. Живых на дороге оказалось всего двое и те, как бы это повежливее… В общем, относительно живые были. Способные только кровавые пузыри ртом надувать да ногами по асфальту скрести. Толку от них… В общем, добили, потом подождали немного и окончательный «контроль» в голову провели, когда тела шевелиться начали. К слову, не так уж много пришлось возиться, почти всех, кого накрыла первая серия взрывов и наш обстрел, горцы сами и дострелили. Учёные уже, видать. Но тупые: про то, как и на чём (или, скорее, на ком) морфы откармливаются — явно не в курсе. С другой стороны — откуда бы? Кто с такими отморозками на контакт пойдёт да информацией делиться станет? Так что — ничего удивительного.

Пока добивали поднимающихся мертвецов, да собирали трофеи из искореженных до состояния совершенно неремонтопригодного металлолома внедорожников, внезапно порадовал оставленный возле Лесхоза тыловой дозор. Те, получив от Зиятуллина чёткие указания, сначала предупредили нас о приближении колонны, а потом, когда бандиты проехали в сторону Осинников, перекрыли им путь к отступлению. И не прогадали. Видимо, наши оппоненты выводы из первого сегодняшнего боестолкновения сделали правильные и снова назначили что-то среднее между тыловым дозором и посыльным на случай проблем. Да не подфартило им с рельефом местности: от Осинников, а вернее — от поворота на Молотково, возле которого мы свой «тарарам с блинами» и учинили, до самого перекрёстка деваться с дороги просто некуда — слева и справа лес стеной, ни единого просёлка, ни единой «пьяной» дороги. Там даже на танке проломиться не вышло бы, не то что на «Ниссан Патроле». Вот и у пошедших «на рывок» бандитов ничего не вышло — влетели аккурат в нежные объятия нашего дозора. Без стрельбы не обошлось, но, не так давно я сам «тамани» нашей объяснял: против толково засевших в кювете на обочине пехотинцев пассажиры, и, уж тем более, водитель движущейся машины — не пляшут. Не успеют ни отреагировать толком, ни изготовку к бою принять, ни, тем более, прицелиться и стрелять начать.

Так оно и вышло. Стреляли, по большей части, наши. Бандиты едва-едва огрызнуться успели куда-то «примерно в том направлении», как их сосредоточенным огнём из трех стволов задавили. И вытащили из сильно побитого пулями «Патрола» два трупа и слегка подраненного в правую руку заросшего жёстким курчавым волосом по самые брови горца. И притащили его к нам.

— Так, и кто будет с «языком» общаться? — обводит стоящих кучкой омоновцев Зиятуллин.

— М-да, Миша-то сегодня в Мытищах, работяг, что там стену разбирают, охраняет, — вспоминает нашего обладателя чёрной банданы кто-то из парней. — Он по этому вопросу умелец. Разведчик…

— Погоди, Борь, ты ж тоже в разведке служил? — смотрит Сергей на меня. — Как, сможешь?

— А куда деваться? Больше всё равно некому…

Действительно, никуда мне от этой «почётной» обязанности не деться. Не учат бойцов ОМОН технике экспресс-допроса в полевых условиях, а вот в войсковой разведке — вполне. И меня учили. Правда, на практике мне те знания применять приходилось всего пару раз, да и то, больше на подхвате был, но хотя бы теоретическая база есть. У остальных нет и того. А главное — нет настроя на то, прямо скажем, весьма грязное и поганое дело, которым сейчас придётся заниматься.

— Вот только с матбазой напряженно, — продолжаю я. — Никакого подходящего инструментария нету…

— Это решим, — начинает рыться в карманах разгрузочного жилета Хондрук.

Буквально через несколько секунд он извлекает на свет божий небольшой чехол из кордуры на «липучке», из которого вытягивает стальной мультитул.

— Блин, Валер, боюсь, попачкаю я твой девайс. Допрос — штука грязная…

— Ничего, брат, лишь бы польза была. А отмыть — я его опосля отмою… Кстати, у меня еще и репшнура [31] тонкого немного есть. Нужен?

31

Репшнур — применяемый в альпинизме и скалолазании тонкий (от 4 до 8 мм) и чрезвычайно прочный шнур в оплетке.

— Нет, Валер, думаю — и так управлюсь, — с задумчивым видом кручу я в руках блестящий инструмент. — Думаю, управлюсь…

Интермедия третья. Евгения Воробьева

Когда за спиной у Женьки, вошедшей в ангар последней (замыкающей, как наверняка сказал бы Николай Николаевич, вообще словечко «последний» не жаловавший) хлопнула закрывшаяся дверь, оказалось, что в «кондейке» за крупной решеткой никого нет. Настольная лампа тускло светит, отбрасывая на стены резкие тени, тихонько ворчит кулером ноутбук на столе, а хозяина нет…

— Дядь Коль, ты тут?! — громко крикнула девушка.

— Ага, здесь, — донеслось откуда-то из глубины склада, а затем что-то внушительно и гулко грохнуло по полу — видно, что-то тяжелое с полки свалилось.

Не успело под сводчатым потолком ангара отгулять эхо, как из-за полок послышались едва слышное, но очень экспрессивное и явно матерное шипение. Правда, Женька разобрать не смогла ни слова, хоть и прислушалась.

Буквально через минуту на освещенный настольной лампой пятачок вышел, слегка прихрамывая на левую ногу, хозяин всех здешних смертоубийственных «сокровищ» — старший прапорщик Грушин.

— Дядь Коль, вы в порядке? — наперебой загомонили девушки.

— Нормально, красавицы, — только отмахнулся кладовщик. — Старею, наверное. Раньше я такие коробки по три штуки за раз таскал — и даже дыхание не сбивалось, а тут — поползла и не удержал.

Женька тихонько хмыкнула, решив про себя, что к этой самой коробке Грушин последний раз, наверное, в те героические и весьма далёкие времена прикасался — уж слишком густо его плечи и неприкрытая кепкой макушка были усыпаны крупными хлопьями светло-серой пыли. Словно подтверждая ее догадку, прапорщик громко чихнул. Правда!

— Так, девчонки, особо не располагайтесь, сегодня у меня для вас особое задание, — огорошил Грушин девушек, уже было начавших снимать с плеч полученные у него же самозарядные карабины Симонова.

— Серьёзное? — озадаченно наморщила нос Женька.

— А то! — поднял вверх указательный палец кладовщик. — Можно сказать — вопрос жизни и смерти. Ну, может, и приврал слегка, но только самую малость.

— А мы потянем? — как-то испуганно пискнула одна из Женькиных соседок.

— Вы? — Грушин сурово сдвинул брови к переносице. — Должны потянуть! Иначе я решу, что сильно в вас ошибся. Всё, Зухра-Лейла-Гюльчатай, закончили разговорчики в строю… За мной шагом марш, барышни.

Ошарашенные и слегка напуганные столь серьезным вступлением девушки послушно двинулись за пожилым спецназовцем. Далеко идти не пришлось: выйдя через по-прежнему незапертую калитку, по обе стороны от которой торчали на узкой полоске разровненной граблями земли суровые треугольные таблички с надписью «Мины!», они обошли еще один ангар, в котором размещался, судя по табличке на воротах, овощной склад, и вышли на довольно просторную площадку. «Караульный городок» — прочла про себя Женька на стоящем буквально в нескольких метрах стенде. Так, а что там еще? Ага, «Устав гарнизонной и караульной службы…», «Обязанности разводящего…», «Часовой есть лицо неприкосновенное…». Понятно, что-то вроде учебного класса, только под открытым небом.

Одна из девчонок сдавленно фыркнула и ткнула пальцем в сторону.

— Детсад, песочница…

Надо же, и правда, похоже. Действительно, почти такой же «грибочек», что в детских садах над песочницами стоят. Разве что там они, обычно, под мухоморы раскрашены, а тут — темно зелёный. И песка нет, зато есть приколоченная примерно на середине столба-«ножки» полочка. Вспомнив услышанную в институте от кого-то из однокурсников не совсем приличную поговорку про то, что армия — тот же детский сад, только… кхм… с некоторыми отличиями, Женька захихикала.