Это не кино, или Вторник моей жизни
Шрифт:
– Здесь была всего одна лампочка? – спросил я, отсмеявшись до колики в боку.
– Кажется, да, – отозвался Рома. – Там вообще вроде люстра висела, ты осторожно, тут могут быть осколки. Есть фонарик?
– Нет, у меня вообще телефон увели. А твой где?
– Выбросил.
– Мы их торжественно утопили, – хихикнула Юля. – Чтобы нас никто не нашёл.
– А если вам друг с другом надо будет связаться?
Пока мы с девушкой общались, Жигалин встал и, чиркнув обыкновенными спичками, потащился куда-то в темноту.
– А мы не собираемся разлучаться, – прилетел
– А что вы вообще собираетесь делать? – потеряв огонёк из виду, спросил я.
Но мне так никто и не ответил. Спустя мгновения странной, внезапно повисшей молчаливой паузы, в комнате резко вспыхнул свет. Я зажмурился.
А открыв глаза, обнаружил стоящего на табуретке Рому, вкручивающего лампочку в матерчатый абажур с бахромой, на который я не успел обратить своё внимание. Бахрома на нём была такая же, как на ковре с оленями.
– Ты прям ворошиловский стрелок. Чётко в лампочку попал?
– Нет, – отрезал он, спрыгнув на пол. Кстати, никаких осколков там видно не было. – Это совпадение. Она просто перегорела. Просто прямо сейчас.
Мы снова проверили ковёр. Он оказался залит разбрызгавшимся шампанским, что так и стояло, ожидая своей очереди, но кроме того, в некоторых его местах, виднелись алые пятна.
– Рома, ты порезался? – ахнула Юля.
– Похоже, это я, – я вспомнил про оцарапанную о ветки ладонь и стал её осматривать.
На мне была тонкая чёрная футболка с длинными рукавами, и только сейчас я разглядел, что край одного из них пропитан кровью. Я сильно стесал кожу над правым запястьем и слегка рассёк ребро ладони.
– Дай обработаю, – Жигалин подсел ко мне, уже держа в руках откуда-то взявшийся пузырёк с перекисью и кусок ваты, и стал аккуратно промокать слегка запекшуюся кровь.
Однако убило меня даже не это, а то, как заботливо он подул на рану, будто я маленький ребёнок какой-то. Я перевёл недоумённый взгляд на вновь притихшую Юлю.
Она смотрела на своего Ромео так, как смотрят поклонницы на кумиров, глаза её горели благоговейным трепетом.
– Спасибо, – смущённо поблагодарил я.
А как только Рома понёс на место перекись, спросил:
– Он всегда такой… – и тут запнулся, подобрать подходящее слово, но девушка меня опередила:
– Это просто привычка, – пояснила охотно. – У него сестра младшая, он с ней с малолетства возится.
– С Новым годом! – внезапно заголосил Жигалин, прыгнув на прежнее место рядом с нами и приподняв шампанское над головой.
– С каким ещё новым годом? – поморщился я. – Вроде как октябрь на дворе.
– А какая разница? – он начал разливать полувыдохшийся шипучий напиток по кружкам. – Ты что, не любишь Новый год?
– Люблю, но при чём здесь это?
– При том, что раз все любят Новый год, то сейчас мы будем справлять Новый год, и никто нам запретить этого не сможет. Ребёнок, ты за? – он вскинул искрящийся взгляд на Юлю, и та, естественно, поддержала.
– Я люблю Новый год, – на щеках её обозначились милые ямочки.
Но меня потихоньку начинало бомбить.
– Бред какой-то, – буркнул я, однако тоже чокнулся огромной керамической кружкой со
сколотым краем. – А где тогда снег, дед Мороз, бенгальские огни, где это всё?– Ха! Я сейчас! – Жигалина снова сорвало с места.
На сей раз он вернулся с пачкой бенгальских огней.
– Держи, это тебе… – начал вручать их в наши руки.
Я принял, но без особого энтузиазма, а Юлька аж захлопала в ладоши.
– Всё равно. Даже снеговика не слепишь, – стоял я на своём.
– Мы грязевика слепим, – не отчаивался он.
И снова стал наливать нам шампанское.
– Слушайте! А есть же бокалы! – воскликнула девушка, подскочив на ноги, и обернулась на буфет. – Вот там, достать?
– Ну да, – сколотив печальную физиономию, тихо проговорил Жигалин, глядя в пол. – Давайте пить шампанское из бокалов, отмечать мой день рождения и ложиться спать после «Спокойной ночи, малыши».
– У тебя день рождения? – осторожно поинтересовался я.
Чем дальше общались, тем более странным мне казался этот парень. С одной стороны, он был чертовски обаятельным – его широкая улыбка и лучистые глаза как-то сразу же вызывали расположение. С другой – резкие колебания настроения и интонаций, порывистость и некая нелогичность поведения настораживали, а местами проскальзывающее высокомерие слегка раздражало. Словом, я не понимал, как к нему относиться.
– Сколько тебе исполнилось? – спросил на его кивок.
– Восемнадцать, – ответил он, подзывая жестом Юлю – и она почти мгновенно снова повисла у него на плече. – Так что, с Новым годом, братцы-кролики?
Глава 4
Бутылку мы осушили практически моментально. Кинув взгляд на старые настенные часы, я с удивлением обнаружил, что уже довольно поздно и пора бы, на самом-то деле, спать.
– А до станции здесь далеко, не знаете? – зевая, спросил неустанно целующуюся парочку.
Шампанское на голодный желудок сделало своё дело – меня слегка развезло, и стало не до такта. Хотя, возможно, будь я трезв как стёклышко, с этими двумя всё равно бы не церемонился.
Они миловались чуть ли не через каждые две минуты, причём, делали это до того открыто, словно сами жаждали внимания публики. Я уже успел заметить, что у Ромы проколот язык, а у Юли белые стринги, хотя никакого желания узнать такие подробности у меня не имелось.
Но влюблённые не оставили мне выбора. В какой-то момент я всё-таки подумал было спрятаться на кухню, но Жига предупредил мои поползновения каким-то дурацким вопросом.
В итоге я решил не париться. Хотят – пусть хоть ахаются здесь, их дело. А мне всё равно до утра идти некуда…
– Километра три, – отозвался Жигалин сквозь поцелуи. – Утром вместе пойдём.
Наконец, очередной романтический марафон был прерван, и Юля развернулась в объятиях Ромы, сев спиной к нему между его колен. Её щёки здорово горели. Она и до того периодически хваталась за них и повторяла, что это у неё такая реакция на алкоголь, но, если честно, выглядели такие оправдания как отмазка.