Это не любовь...
Шрифт:
«Виктория…» – тут же рождается в моей голове образ, и я улыбаюсь, прикрывая глаза.
– Идеально…– шепчет он, продолжая освещать меня вспышками. – Давай еще… Ты спишь… Тебе снится что-то… Может быть кто-то… Кто тебе снится, Аня?– шепчет он.
«Может быть, ты?» – я отвлекаюсь от его голоса, потому что он сейчас так близко! Я могу протянуть руку и коснуться его. Мне хочется…
Он опустил камеру, и я впилась взглядом в его лицо.
– Сколько тебе лет?
– Что? – удивленно улыбнулся он, – Двадцать восемь. Почему ты спросила?
–
Его улыбка стала на мгновение шире, и он сверкнул белыми зубами, то ли закусывая, то ли облизывая губу.
– Ну, хорошо… – посмеиваясь, медленно моргнул он. – Сколько лет тебе?
– Четырнадцать.
Улыбка резко исчезла, и он снова опустил только что поднятый к лицу фотоаппарат.
– Четырнадцать?!
Забавный…
– Какие-то проблемы с этим? – усмехнулась я.
Я знала, конечно, что выгляжу гораздо старше, а еще и яркий макияж... И реакцию тоже предвкушала… Но это оказалось вкуснее, чем я думала…
– Эм…Я… Кажется – да. Хотя… Черт! Ну давай попробуем. – он в задумчивости проехался рукой по коротким выгоревшим на солнце волосам.
Мне показалось, что они должны быть жесткими… Мне захотелось потрогать, также пробежавшись пальцами, чтобы подтвердить мою догадку.
И еще мне очень понравился контраст между его светлым цветом волос и черными бровями и загорелая, натянутая на мышцы, кожа с виднеющимися веревками вен. Казалось, если ткнуть иголкой, она просто порвется от натяжения! Совершая новые открытия в его внешности, я, не стесняясь, разглядывала все её детали, пока он молча щелкал меня у стены.
– Аня... Ты в курсе концепции фотосета, – через некоторое время, пощипывая пальцами нижнюю губу, спросил он.
– Немного. – кивнула я, – Это реклама туалетной воды – невинность, нежность, страсть, желание, томление … – вспоминаю я описание пиарщиков.
– Дааа… – протянул он, – Невинность и нежность мы отсняли. А дальше и ума не приложу…
Он нечаянно задел ботинком рампу, и я резко обернулась, напугавшись звука и снося себе ноготь на среднем пальце о столешницу стоящего рядом драпированного стола.
– Черт! – зашипела я, тут же засунув палец в рот, и начала посасывать пульсирующую от боли фалангу.
Он замер.
Вскинув фотоаппарат, он сделал несколько снимков под мои замедляющиеся от удивления посасывания.
– Вытащи палец… – медленно и властно сказал он и, уже мягче, добавил, – Ты смажешь грим.
Хныкнув, я с громким чмоканьем резко вытащила палец изо рта. Илья захлопнул глаза и через пару секунд резко распахнул.
– Повернись спиной. – приказал он, – Руки на стену. Прогнись… Обернись сейчас. – вспомнив выражение его лица, когда он услышал мой возраст, я повернула лицо, оглядываясь через плечо, – Прекрати улыбаться… – пробормотал
он, продолжая меня фотографировать, но от этого стало еще смешнее, и я закусила губу, чтобы удержаться. – Еще раз так сделай… – тихо выдохнул он.– Как? – повернулась я, чтобы уточнить, что именно он хочет.
– Проехали… – качнул он головой и опустил взгляд на мою грудь.
Я перевела свой следом. Мои соски затвердели и ярко выделялись под белой тканью. Я на секунду накрыла грудь ладонями, чуть сжав и пытаясь согреть, и тут же отпустила. Он нахмурился и громко сглотнул, но почти сразу вернул своему лицу невозмутимое выражение.
– Холодно… – захихикала я, просверливая его глазами.
Он смущается и … мама дорогая! Краснеет?!
– Ты покраснел… – улыбнулась я, – Почему? Ты же фотограф…
Вздохнув, он опустил фотоаппарат и опять закрыл глаза.
– Сосредоточься на процессе… – немного раздраженно кивнул он на камеру в своей руке.
– Процессе чего…? – закусила я губу, провоцируя его еще сильнее.
Мне понравилось, как он нервничает и краснеет.
Хочу еще!
Он что-то там невнятно пробормотал и тяжело вздохнул, опять принимаясь за камеру.
Злится…
На меня?!
– Голову ниже… Из-под ресниц на меня посмотри… Не так… Глубже… Черт… – опускает камеру и смотрит в сторону.
– Скажи КАК, – попросила я.
– Страстно… – со стоном развел он руками. – «Страсть, желание, томление»…
Страстно?
Он произносит это так, что мне хочется прикоснуться к его губам и потрогать пальцами, как они двигаются в этот момент. Они немного обветрены… И я пробегаюсь пальцами по моим, пытаясь представить себе ощущения обветренных губ.
– Что. Ты. Делаешь. – завис он, рассматривая мои игры с губами.
– Твои губы… обветрены… – объяснила я.
– Что..? – почти не слышно.
– Объясни мне, как это… – попросила я еще раз. – Как это «страстно»?
– Аня… – его челюсти сжались, и губы немного вздрогнули.
Он не в себе уже...
Интересно, от чего именно?
Мне нравится. И я, определенно, хочу еще!
– Покажи! – пожала я плечами, не отводя от него глаз. И, пробуя каждое слово на вкус, уточнила: – Страсть, желание, томление…
– Туше… – прошептал он, сглатывая. – Дай-ка мне пять минут.
Повесив на стену камеру, он подошел к коммуникатору на другом конце павильона.
– Вика… – негромко начал он, но акустика была такая, что я слышала каждое слово, – Ты прикалываешься надо мной?... Она справляется, я не справляюсь… Смешно!?... Страсть… желание, томление … Мхм… Четырнадцать, Вик!!!... Расслабить?... Она достаточно расслаблена, поверь мне! Хорошо… давай.
Пока он разговаривал, я присела на стол, под тепло осветительного прожектора. Закончив разговор и немного помедлив, он вернулся ко мне и присел в паре метров от меня на корточки, опираясь спиной о стену. Я посмотрела на него сверху вниз.