Это не любовь

– Да…

После бесконечной череды гудков его голос прозвучал так неожиданно, что Юлька в первый миг растерялась. Но затем взяла себя в руки и выпалила буквально на одном дыхание всё, как продумала заранее:

– Я вчера погорячилась! Повела себя так глупо! Просто я опоздала не специально, там такой ужас вчера был! Пришла расстроенная, ну и поэтому так сильно обиделась... Я всю ночь не спала, переживала. А теперь понимаю – не надо было обижаться и так злиться, ну или хотя бы надо было выслушать тебя. Мне теперь так неудобно… Но я не со зла, то есть со зла, конечно, но не всерьёз...

Юлька перевела дух. Ну вот, сказала…

– Далеко пойдёте, – после недолгой паузы произнёс Анварес. Почему-то на «вы».

– Куда пойду? – не поняла Юлька. Но Анварес уже нажал отбой.

Она сразу же перезвонила, но он, очевидно, вообще выключил телефон. Юлька недоумённо таращилась на экран телефона и не понимала: что значит пойдёте? Куда это – далеко? Это он послал её так или что? И почему вдруг на «вы»?

В полном смятении Юлька спустилась в холл. Там её поджидала Алёна.

– Ну что? Поговорили? Выяснили всё?

– Да если честно, – пробормотала Юлька, – ещё больше запутались. Во всяком случае, я ничего не поняла. А теперь он и вовсе недоступен, отключил телефон…

– Попробуй позже, – неуверенно предложила Алёна. – А даже если и не получится сегодня, завтра у нас же его семинар. Вот и поговорите…

110

Лариса почти и не соврала Анваресу, когда сообщила ему, что больна.

Возможно, она бы и так придумала повод не пойти в институт, только бы с ним встречаться. Но она и чувствовала себя действительно прескверно. Правда, не оттого, что простыла, а после вчерашнего полусухого.

Никогда она так много не пила, а тут явно перебрала. Утром еле голову от подушки оторвала, а потом ещё и вывернуло её в придачу. Правда, после обеда стало понемногу отпускать, и она даже заставила себя добраться до поликлиники и взять больничный.

Но похмелье – это полбеды. Самое страшное ещё предстояло впереди. Анварес был настроен решительно, если уж узнав про её болезнь, он не стушевался, а всё равно сказал, что вечером приедет. И хотя Лариса понимала, что этот разговор неизбежен и отсрочка ровным счётом ничего не даёт – лишь растягивает агонию, но всё равно ждала вечера с тяжестью на душе. Про вчерашний же разговор с Толей Жбанковым старалась не думать.

Сегодня, чуть успокоившись и протрезвев, она, конечно, корила себя за эту выходку. Ну а с другой стороны, говорила себе, Анваресу будет полезно получить втык от Волобуева. Тот, насколько она знала, души в Анваресе не чаял, вечно его восхвалял и всячески продвигал. Даже какие-то гранты выбивал. Вот пусть посмотрит, что из себя представляет его высокоморальный протеже.

Серьёзно декан его, конечно, не накажет. Поорёт от души и всё. Тогда как другого, к слову, мог бы вполне выгнать взашей. Однако поездка в Сиэтл накроется, уже хорошо. И ещё, почти не сомневалась Лариса, Волобуев, скорее всего, поставит перед Анваресом выбор: либо карьера, либо эта халдейка. И Анварес – тут даже гадать не надо – выберет карьеру. Помучается, конечно, как следует угрызениями совести, погрустит над фото этой выдерги, но предпочтёт её бросить. Его Лариса знала, как облупленного.

Однако в среду он не приехал и даже не позвонил, что на него совсем было не похоже. В другой раз Лариса непременно бы поинтересовалась, но сейчас боялась. И даже в глубине души испытала облегчение, что он не объявился.

Но четверг вновь начался с тягостного ожидания…

Чем бы Лариса ни занималась – посуду мыла, лежала на диване с книгой, готовила обед – она непрерывно ждала, что Анварес вот-вот позвонит. Это ожидание изматывало, лишало сил, сводило с ума. То ей казалось – уж лучше бы всё скорее закончилось, то наоборот – накатывали отчаяние и страх.

Звонок раздался ближе к вечеру. Вздрогнув, она взяла телефон. Уверена была – это Анварес. Сейчас он ей скажет, что приедет и всё…

Но звонила Нина, коллега, которая преподавала на той же кафедре, что и Лариса. А в последнее время они ещё и сдружились.

– Ларочка, – защебетала Нина, – я в таком шоке! Только сегодня узнала… Хотела раньше позвонить, но пары были… Слушай, Ларочка, если тебе нужна моя поддержка или помощь, ты только скажи…

Лариса озадачилась.

– Спасибо, конечно, но помощь в чём?

– Ну не помощь – поддержка. Я же понимаю, как тебе сейчас трудно.

Лариса молчала, соображая. Какая поддержка? Про что она вообще? Неужто она тоже в курсе, что Анварес её бросить решил? Откуда? Неужто Жбанков растрепал? Так быстро?

Лариса, если уж честно, не хотела, чтобы все думали именно так. Потому что одно дело, когда расстаёшься с обоюдного согласия – тут ничего такого нет, обычная ситуация, не сложилось, бывает. Но совсем другое – когда тебя бросают. Это так унизительно! Лариса надеялась, что дальше деканата эта история не просочится.

– Видела сегодня его, – процедила Нина. – Приходил в институт перед первой парой. Вышагивал с таким видом, будто кронпринц, не меньше, а не обычный извращенец. Так хотелось высказать ему всё…

– Нина, – прервала её Лариса, – ты сейчас о чём?

На том конце воцарилось молчание. Потом Нина осторожно осведомилась:

– Ларочка, дорогая, ты… про Анвареса знаешь?

– Что, например? – Лариса сглотнула. Сердце вдруг сорвалось в безудержный галоп, колотилось так, что в ушах стоял грохот.

– О-о, не-е-ет, – простонала Нина. – Вот же гад он! Он тебе даже ничего не сказал? Вы же столько лет вместе!

– Нина, что случилось?!

– В общем, такое дело… Короче, Анварес, оказывается, шантажировал какую-то студентку оценками. Короче, требовал с неё секс за зачёт. Может, он и раньше этим промышлял, но никто не жаловался. А вот сейчас всплыло…

– Господи, Нина! Какой шантаж?! С чего ты это взяла?

– Анечка из деканата сообщила.

– Но это неправда! То есть... не может быть правдой.

– Я тоже так сказала, когда только услышала. Но он, вроде как, сам сознался.

– Сознался?

– Ну да. Анечка говорит – сознался. Слушай, я понимаю, как тебе неприятно! Таким подонком он оказался. Но ничего, Анечка говорит, что его не просто уволят, а даже, скорее всего, посадят. Дело-то подсудное.

Ларисе совсем подурнело. Она беззвучно открывала и закрывала рот, но с губ срывался только свист.

– Но ты знай, у нас все на твоей стороне. Мы все за тебя. Ну там Сумароков только вякнул, мол, не верит… А так – все его осуждают. И все тебе сочувствуют.