Это ужасное поместье

Но продумывать такой план требовалось со всей тщательностью. Следующие два дня прошли в подготовке, это дало Альманаху даже слишком много времени на то, чтобы снова и снова прокручивать в голове подробности, гадая, не упустил ли он чего. Огонь решили разводить в месте, где не было никого из призраков – в оранжерее, тем более что там было полно всего легковоспламеняемого, а стояла она чуть в стороне от основной части дома. Таким образом, если получится разрушить заклятие, сам дом вряд ли выгорит дотла. Альманах не хотел уничтожать дом, хотел лишь создать убедительную угрозу.

Этта потребовала, чтобы портрет зеленоглазой девочки перенесли в какое-нибудь безопасное место – на случай, если что-нибудь пойдёт не так. Она не могла вынести мысли, что «Пермилия Стормлей» погибнет после того, как столько лет следила за парадной дверью особняка.

А вот призраков обезопасить было никак нельзя. Могут ли они сгореть? Ещё один вопрос, ответа на который доктор Митили не знала. Оставалось только надеяться, что ей не придётся проверять это экспериментальным путём.

Опасения на этот счёт Альманах решительно выбросил из головы. Они обсуждали другие варианты, но ни один не сулил такой капитальной проверки чар на прочность.

План сработает, непременно… просто потому что должен сработать!

Наблюдая, как Альманах перетаскивает картину в конюшню, Этта вдруг подумала о проблеме, которую они ещё не обсуждали. Оставив его заканчивать начатое, девочка понеслась по стенам особняка к Восточному чердаку.

Доктор Митили за своей ширмой возилась с каким-то приборчиком, состоявшим, похоже, из сплошных линз. Как она пояснила Этте, все они предназначались для измерения магического эфира – хотя каким образом и для чего его измеряют, оставалось загадкой.

Увидев в стене Этту, доктор засунула карандаш за ухо.

– Да? В чём дело?

– Что, если у заклятия есть силы, которых мы ещё не видели?

– Без сомнения, есть.

Спокойствие доктора Митили резко противоречило чувствам самой Этты.

– А вдруг оно способно на что-то похуже, чем просто запереть нас? Оно же может лишить нас голоса, или слуха, или вообще самого существования, уж какое ни есть… или ещё что-то, чего я даже представить не в состоянии!

– Ты права. А вдруг. Мы не в состоянии ни предсказать, сбудутся ли какие-либо из твоих опасений, ни подготовиться к ним.

– И это вас не тревожит?

– Ну, конечно, тревожит. Лично мне хочется исчезнуть не больше, чем тебе, так что, если заклятие нас уничтожит, меня это сильно раздосадует… но, подозреваю, найдётся немало и тех, кто был бы благодарен за милосердное избавление. Для них это было бы всё равно что выйти на свободу после долгого заточения. А если с нами станется что-нибудь похуже забвения, что ж… – Она пожала плечами. – Мы будем знать, что сделали всё, что могли, и приобрели информацию, которая поможет нам в следующей попытке.

– Если она будет, эта следующая попытка…

– Ни учёным, ни чародеям не дано предсказывать будущее, так что давай считать эту возможность открытой.

Не удовлетворённая полученными ответами и лишь самую капельку успокоенная, Этта вернулась к себе в судомойню, где тоже по второму, третьему и четвёртому кругу проверила и перепроверила детали плана перед тем, как заговорщики собрались в последний раз.

– Думаю, мы готовы, – сказал Альманах.

Близнецы кивнули, призраки забормотали в знак согласия.

– Когда начнём? – спросила Этта. – Прямо сейчас?

– Нет. Будем исходить из предположения, что у заклятия имеется хоть сколько-то мозгов…

Альманах улыбнулся, вспоминая, как попечительница приюта предостерегала кого-то из посетителей: «Никогда не считайте сироток глупенькими, а не то глазом моргнуть не успеете, а на вас уже одежда горит».

– Застанем его врасплох, – продолжал он. – Илси, Хаккет и я. Чтобы оно не успело подготовиться. И никаких сигналов подавать не станем. Просто смотрите в оба глаза. Поймёте, когда пора.

– Мы выставим часовых, – заявил лорд Найджел, подкручивая усы. – Совсем как в мои армейские деньки. Передай юноше, мы будем готовы к бою!

Этта передала общий смысл его комментария.

– Кто-нибудь ещё хочет что-то прибавить? – спросила она собравшихся призраков.

Один из самых прозрачных силуэтов выступил из тени. Совсем молоденькая девушка, от силы лет восемнадцати. Кожа у неё была такая чёрная, что почти светилась.

– Меня зовут Лакита. Я пришла сюда работать гувернанткой, только детишки Даггетов к тому моменту уже почти совсем истаяли. Не думаю, что меня кто-то помнит. Я просто хотела представиться… перед тем… на всякий случай…

– Рада знакомству, Лакита.

Этта улыбнулась выцветшей, древней обитательнице дома, выглянувшей из тени в одиннадцатом часу.

– А я Ездра, – сказал ещё один еле заметный призрак, мужчина средних лет в старомодном фраке. – Лакей.

– Родерик. Кучер.

– Эбигайль. Гм, просто Эбигайль.

– Ной. Привратник.

Задолго до того, как этот печальный парад окончился, во лбу у Этты угнездилась тянущая противная боль. Теперь, когда девочка знала всех в лицо и по голосу – всех, чьи имена складывались в название поместья, ей было куда сложнее выносить мысль о том, что что-то пойдёт не так. Возможно, скоро они все будут уничтожены… или сама она через сотню лет будет выглядеть совсем так же – истает почти до прозрачности.

– Вы ещё тут? – спросил Альманах.

– Мы… мы – да. – Этта кашлянула, прочищая горло. – Мы все здесь. Ты ведь ничего не испортишь, правда?

Он сжал кулаки так сильно, что даже испугался, как бы не сломать пальцы. Небо и шоколад. Или огонь и смерть.

– Мы ничего не испортим. Обещаю.

Глава 36

Посреди ночи, когда часы пробили четыре, Альманах сел на постели. Пора приводить план в действие. Каким-то образом вся ответственность легла на него, причём без каких бы то ни было его сознательных усилий. В приюте он никогда не стремился быть заводилой всевозможных проделок и выходок. Его вполне устраивало следовать общему примеру. А вот теперь он руководил планом, которому суждено было изменить жизни всех обитателей особняка. Как бы ему хотелось, чтобы главной была Этта, а не он. Как бы хотелось, чтобы у него было побольше времени. Но вдруг Этта уже начала таять? Мысль о том, что его бездействие может оказаться роковым для неё, была совершенно невыносима.

Рядом с его постелью лежала записка.

«Дражайший Альманах,

Мы все на тебя надеемся. Ты смельчак!

Мистер Паркер, дворецкий».

Живот Альманаха сводило от нервов. Мальчику вспомнилось сердитое письмо, полученное после того, как он попытался найти мадам Ирис: «В обязанности младшего лакея не входит создание переполоха в полуночные часы». Это была очередная попытка не подпускать его к Ирис. Теперь же все они понимали: переполох – именно то, что им нужно.