Это все нереально! (сборник)

Ночь… Время, когда бодрствуют плотоядные тени. Сейчас у них первый приём пищи; второй — ровно в полдень. Одна такая тень нависает надо мной, раззявив свою пасть. Я даю ей в зубы. Тень взвизгивает и валится на пол. Я беру тапок и стучу им наугад. Кажется, попадаю по голове. Тень скребёт по полу когтями и куда-то уползает. Куда — мне совершенно неинтересно. Обнаглели, не дают поспать.

Тапок мне теперь не нужен. Я бросаю его и сшибаю вазу с цветами. Ваза — очень красивая. Её мне подарила очередная подружка; она же рвала цветы. Тапок сбивает вазу, она перекувыркивается в воздухе и падает на пол. В ночной тишине звон разбившейся вазы звучит как залп осадного орудия. По ковру разливается вода.

«Может, мне ещё встать, вытереть лужу?» — проносится саркастическая мысль. Укрываюсь пледом, утыкаюсь носами в подушки и засыпаю.

Сплю я долго. Минут десять — не меньше. А просыпаюсь, когда меня расстреливают из бластера.

На самом деле, ничего такого не происходит. Просто Цербер играет в свою любимую компьютерную игру — «Звёздные баталии», или что-то типа того.

Я вваливаюсь в его комнату… и обнаруживаю, что она закрыта. Так что правильнее будет сказать, я НЕ вваливаюсь в его комнату. Я дёргаю дверную ручку и кричу Церберу, чтобы он прекратил буйствовать.

Цербер делает звук громче, заглушая мои вопли.

Сходить за ключами мне уже несложно. Я иду, возвращаюсь, отпираю дверь. Вырубаю компьютер и даю Цербу по шеям. Но снова опаздываю. Опередив меня, Цербер спрыгивает со стула и трусит на кухню. Там он включает ночничок, заваривает кофейку, открывает книжку, врубает радио. И, попивая кофе и слушая музыку, погружается в мир своего любимого романа — «Пёс Каскервилей».

Я понимаю, что это вызов, и принимаю его.

Цербер елозит, как уж на горячей сковородке, но я держу его крепко. Он пытается укусить меня, но только клацает в воздухе зубами. Я вкалываю Церберу шприц со снотворным, но ввести жидкость не успеваю. Церб всё-таки цапает меня, убегает в ванную и запирается там.

Ворча и матерясь, я подхожу к двери ванной и общаюсь через неё с Цербером. Я говорю, что прекрасно его понимаю. (Чёрта с два! Всё, что я понимаю, — это что адски хочу спать!) Время позднее, убеждаю я Цербера. И хотя мы оба трёхглавые, оба компанейские и оба «церберы», иногда и нам нужно спать. Я прошу Цербера открыть дверь. Я стараюсь говорить как можно мягче. Раза три я делаю акцент на том, что не собираюсь вкалывать ему снотворное. (Как бы не так. У меня в кармане лежат два полных шприца; один — запасной.) Елейным голосом, я увещеваю его, как могу (и сам себе становлюсь противен).

Но всё напрасно: Цербер плевать хотел на мои слова.

— Ну хорошо, Церб… — говорю я.

Фон стоит у меня на кухне. Я набираю номер Вельзевула и жду ответа.

Наконец, на экране появляется мой друг дьявол. Он выглядит заспанным, под глазами у него — два здоровенных мешища. Что же, он не одинок. Вельзевул бормочет в трубку что-то вроде:

— Алпртдх.

— Алло. Вельз?

— Дец… Децербер?

— Ты можешь мне помочь?

— Сейчас?

— Ты же не бросишь друга в беде?

— В какой беде?

— Может, тебе ещё объяснить, какого друга?

— Чего?

Мне первому надоедает общение вопросами.

— Цербер никак не угомонится.

— Но это же его естественное…

— Подожди, Вельз. У меня был тяжёлый день.

— Водка, бабы и блэкджэк?

— Что ты меня спрашиваешь? Ты же сам там был.

— Ах да. Вот только…

— Подожди, — говорю я, — я ещё не закончил.

— Это понятно, — бормочет Вельзевул. Его глаза закрыты, на нём пижама с медвежатами. — Но я ведь ничем не смогу тебе помочь.

— Я это знаю.

Вельзевул впадает в ступор. Он и в бодром состоянии не страдает от проницательности, а сейчас ему надо всё объяснять на пальцах, и лучше по два раза.

Я стараюсь говорить медленно и внятно.

— Цербер носится по квартире укушенной болонкой и всё громит. Я не могу заснуть. Он то рубится в компьютер, то включает на всю катушку хард-рок.

— Ты сам не лучше.

– Я знаю. Но сейчас я хочу спать.

— Ааа, — протягивает Вельзевул. — Это меняет дело.

— Я не знаю, как его утихомирить. И ты не знаешь.

— Нет, не знаю. Хотя…

— Что?

— Вырубить его? Помнишь тот молоток, что я подарил тебе на день рождения…

— Веэльз. Я бы вырубил его молотком, но Церб заперся в ванной.

— И не открывает?

— Не открывает.

— А почему?

Я пожимаю плечами.

— Наверное, потому, что я хочу вколоть ему снотворное.

Вельзевул кивает. Шапочка сползает ему на лоб.

— И правильно делает. Я бы на его месте так же поступил.

Я сдерживаю себя. Хотя очень хочется кого-нибудь поколотить. И у меня есть кандидатуры.

— Вельз, короче… свяжись с Некрономиконом. У него должно быть подходящее…

— С Некро?

— Да, с ним. Я бы сам связался, но он не говорит мне своего номера.

— И правильно де…

Я перебиваю Вельзевула.

— Пусть Некро запишет на магический носитель какое-нибудь заклинание усыпления.

— Ага. И что?

— Что — что! И пришлёт мне. Я использую заклинание на Цербере.

Вельзевул зевает и чешет щёку.

— Зачем?

Я НЕ выхожу из себя. Я НЕ ВЫХОЖУ ИЗ СЕБЯ.

— Чтобы заставить Цербера уснуть!

— Аах, вот оно что… Прости, кажется, спросонья я немножко торможу.

Да уж.

— О’кей, Дец.

Вельз вешает трубку, и я не успеваю сказать ему, чтобы он поторопился.

Я сижу на кухне и жду посылку, попивая Церберов кофе.

В моей ванной — как и во многих ванных — хорошая акустика. Цербер пользуется этим, чтобы вволю попеть. Он выступает с рок-группой, я не говорил? Вокалист. Цербер дерёт глотки. А я пью его холодный и несладкий кофе.

Проходит то ли полчаса, то ли полночи, прежде чем появляется посылка. Дзынь — оповещает почтовый сервис.

— Гррр… — отвечаю ему я.

Забираю заклинание и письмо. Гаснет зелёная лампочка, снова загорается красная. В приёмнике опять пусто.

Я разворачиваю письмо и пробегаю его глазами.

Если кому-то и не спится, то только Децерберу. — Некрономикон, Книга Мёртвых, в своём репертуаре. — Привет, собак. Вот заклинание. Прочтёшь, вдохнёшь и подуешь на объект. Понял? Заклинание проникает сквозь стены, двери… в общем, сквозь преграды. А теперь отстань, дай мне поспать. СаЯ — НорА!