Это все нереально! (сборник)

— Так-так.

— Словно сам не свой.

— А поподробнее?

— Ну… Я не высыпаюсь, во сколько бы не ложился спать. Быстро устаю, что бы ни делал. Хожу, как варёная сосиска…

— Да что вы говорите?

— Я имел в виду, сомнамбула.

— Да-да.

— Мне ничего не хочется. Мне говорят: «Пойдём туда-то?» — а я отвечаю: «Нет». Мне говорят: «А ты видел то-то, ты читал это?» — а я отвечаю: «Отстань, мне это неинтересно».

— Очень распространённое явление, — сказал док Нац.

— Но раньше со мной такого не было, — сказал я.

— Что, никогда-никогда?

— Угу.

Док Нац спрыгнул с кресла (он был маленького роста) и стал вышагивать по кабинету. Он рассуждал вслух:

— Очень похоже на нервный срыв. Но вы говорите, что с вами никогда подобного не происходило?

— Так точно, док.

— Хм. И давно вы находитесь в таком состоянии?

— Уже дней 10.

— Долго…

— По мне, так чересчур.

— Скажите… — Док Нац замер посередине кабинета. — Раньше у вас настроение ухудшалось? Хоть когда-нибудь. Хоть на день, на два. На час.

Я покачал головами (тремя сразу).

— Не припомню такого, док. Я дружелюбное и весёлое существо, упадничество — это не моё. За этим обратитесь к Мастерику.

— Аа, это приятель, который вас сюда направил.

— Нет. Тот Вельзевул. А это Мастерик. Он мертвяк. Как это говорится… гениальный изобретатель. Хотя он терпеть не может свою профессию.

— Очень частое явление.

— Вельзевул сказал, вы специалист, вы что-нибудь придумаете.

— Мм-да, мм-да. — Док Нац о чём-то крепко задумался. — Никогда не было спадов настроения… Интересно. Тогда вряд ли это нервный срыв… Я должен задать вам несколько вопросов.

— К вашим услугам, док.

Док Нац помолчал секунду-другую — наверное, размышлял, — а потом начал допрос:

— Когда вы родились?

— Хрен знает когда, док.

— А чуть точнее?

— Я не помню. Наверное, из-за того, что жизнь в Нереальности бесконечна.

— А какое ваше первое воспоминание?

— Самое первое?

— Да-да.

— Я жую жвачку и запиваю её пивом.

— Неужели?

— Понимаю, док, вас это шокирует. Но водки в доме не нашлось.

— А ваши родители — они о вас заботились?

— Пелёнки-шестерёнки, вы хотите сказать? Мультики-кино-театр? Я не помню.

— Возможно, ваше сознание специально вытеснило…

— Доок, — позвал я. Он отвлёкся от размышлений. — Жизнь-то, — говорю я, — бесконечна. Я уже всё забыл.

— Но про пиво и водку вы помните…

— Они останутся со мной на всю жизнь. Женщины, рулетка, хорошее пивко…

— Вы алкоголик?

— Не знаю, никогда не страдал от алкоголизма.

Док Нац опять сделал какие-то выводы.

— Возможно, ваши привычки вызваны подсознательными склонностями и страхами, возникшими из-за определённых случаев в детстве.

— Каких случаев? — удивился я. — Я ничего такого не помню.

— А вы хоть что-нибудь помните из того, что происходило в детстве?

— Ну конечно…

– Не связанное с алкоголем, женщинами и азартными играми.

Теперь задумался я. Я покопался в своей голове и пришёл к выводу.

— Не, док. Сейчас ничего не могу вспомнить. Что это значит?

— Это значит, что через воспоминания причину ваше расстройства мы не найдём.

— Конечно, не найдём. Потому что расстройство мне несвойственно — от рождения. Вот это я прекрасно помню. Я рыцарь весёлого, а не печального образа.

Док щёлкнул пальцами. Он был гремлином, и достаточно высоким — для гремлина. Футов 5, не меньше.

Итак, док щёлкнул пальцами.

— Ага, — сказал он.

— А доктора разве так говорят?

— А не в этом ли дело?

— В докторах?

— В том, что вы никогда не расстраивались. Это чувство, чувство не удовлетворённого расстройства, копилось в вас годами. Копилось и копилось, копилось и копилось, копилось и копилось…

— Док, вы в порядке?

— …копилось и копилось — а потом вдруг, когда копиться было уже негде, всё выплеснулось. И волна получилась очень сильной. Метафорически выражаясь, она снесла вам крышу и унесла вас с собой. И сейчас вы тонете в ней…

— А вы очень интересный доктор, — сказал я.

— Вам нужно всего лишь пережить…

— Док, — сказал я. — У нас в Аду есть существа, которые всё время страдают. А есть такие, которые всегда веселятся. Я отношусь к последним. В этом нет ничего необычного. Если существуют гигантские, плюющиеся огнём ящерицы…

— …Или мутанты-ниндзя?

— Вот-вот. Что уж говорить о таких простых парнях, как мы с Мастериком. Он — хандрит, я — веселюсь. Он заряжен отрицательно, я — положительно. Равновесие, баланс, все дела.

Док ещё пощелкал пальцами, но ничего не придумал. Тогда он подошёл к шкафу, открыл его и вытащил громоздкий, жуткий на вид аппарат.

— Ан-2, — пояснил док. — Анализатор второй модели.

— А есть третья? — спросил я. Бороться со своим любопытством я не пытаюсь.

— Есть и четвёртая, — ответил док. — И пятая… И десятая.

— А какая самая последняя?

— 473-я.

Док дунул на анализатор, и на миг я ослеп от клубов взметнувшейся в воздух пыли.

— Но денег, — произнёс кто-то из пыли, — хватило только на вторую модель.

— Она лучше первой? — спросил я. Хотя не уверен, был ли это я: в такой пыли ничего не разглядишь.

— Как вам сказать, — ответили мне, судя по голосу — док Нац. — Первая модель была недоработана. Когда ей попытались проанализировать одного пациента, гнома, она сжевала его шапку, превратила его бороду в лягушку — та быстро ускакала, — покрасила его ботинки в жёлтый и коричневый цвета, а его самого…

— Не продолжайте. — Пыль залетала в нос, уши, рот, глаза. Я откашлялся — не помогло. — Скажите только, этот гном жив?

Пыль потихоньку оседала. Я увидел очки дока Наца и краешек его халата.