Этот большой мир. Тайна пятой планеты

— Стажёром, говоришь?.. — Валерка задумался. — Как-то это слишком… внезапно, что ли?

— И что с того? После истории с японским «обручем», ей какое-то время лучше вообще не появляться на Земле. Ещё и из универа отчислят, она ведь числится в прогульщиках… А если ты пошлёшь запрос на персональную практику, то пока она будет сидеть на «Лагранже», тема как-нибудь да рассосётся.

— Либо ишак сдохнет, либо султан… — пробормотал астрофизик. — А если откажут?

— Не откажут, не в их интересах. Из группы ЭВРовцев, которой она руководила, половина — студенты МГУ, и чем меньше шума будет вокруг этой поганой истории, тем лучше для университетского начальства.

— Звучит разумно. — Леднёв вытащил из кармана огрызок карандаша, задумчиво покрутил в пальцах и засунул обратно. А она-то сама согласится?

— А куда ей деться? На Земле у компетентных товарищей к ней накопилась масса вопросов, но это сейчас. А за год, который она проведёт в системе Сатурна, большинство этих вопросов утратят актуальность. Да и тебе самому… — я игриво подмигнул собеседнику, — сдаётся мне, не помешает симпатичная помощница?

Дверь каюты за астрофизиком задвинулась — как всегда, с лёгким шорохом и перемигиванием лампочек возле блестящего ситечка интеркома. Я откинулся на койке, вытянув ноги — наконец-то один! На экране ноутбука светился загрузочная табличка бортовой информационной базы. Ну вот, снова не выдернул сетевой шнур — а ведь сколько раз давал себе слово отключаться при работе с дневником! Сомнительно, конечно, что кто-то полезет ломать мой ноут — но если так и дальше пойдёт, то неосторожность может войти в привычку… Я ещё раз обругал себя за легкомысленность, извлёк дискету из приёмника и полез в раздел новостей.

Прибывший вчера с Земли «Тихо Браге» привёз в числе прочих грузов, и свежую прессу. Технологии, которые в наше время принято называть цифровыми, не стоят на месте и здесь — газеты и журналы доставили на «Зарю» в виде пачки гибких дисков и загрузили в информационную базу корабля. Теперь любой желающий мог узнать, чем живёт и родная планета, и Внеземелье — в списке изданий значатся и специальные журналы, выпускаемые Проектом для своих сотрудников.

Так, посмотрим, что в мире творится? На днях собирается Генассамблея ООН — собираются принять запрет на любые исследования «батутных» технологий вне Проекта «Великое Кольцо», а заодно и все без исключения исследования инопланетных «обручей» на «Земле и Луне. Что ж, этого следовало ожидать — особенно если вспомнить о страшной судьбе Фаэтона, как и о том, что стало причиной катастрофы на Японских островах. Совет Безопасности уже дважды собирался по этому вопросу, но каждый раз Великобритания пользовалась своим правом 'вето». Но на этот раз терпение остальных членов Совбеза лопнуло — СССР, США и Франция при осторожной поддержке Китая намерены поставить зарвавшихся альбионцев на место.

Параллельно развивается другой скандал, не менее громкий — руководство Проекта обвинило Японию в применении во Внеземелье ядерного оружия. Японцы, разумеется, всё отрицали, требовали доказательств — но после того, как регистрационные ленты аппаратуры с «буханки», были доставлены на Землю и опубликованы, им пришлось сдаться и признать свою вину. А вот британцы, как всегда, вывернулись, объявив, что были не в курсе — да и японцы не так уж и виноваты, поскольку ответственность за всё, включая катастрофу со «звёздными обручами», целиком на безумце Гарнье и его сообщниках. Интересно, как они запоют, когда Стивен поведает журналистам о роли, которую сыграл в этих событиях липовый английский астрофизик Ричард Хадсон? Насколько я знаю, Стив намерен собрать пресс-конференцию на батутодроме Королёва по прибытии с «Гагарина» — и уж постарается устроить из этого незабываемое шоу! Ничего личного, как говорят американцы, просто бизнес — уверен, наш артековский друг постарается содрать с японцев три шкуры за причинённый моральный, материальный и прочий ущерб…

Главная новость Внеземелья: новый планетолёт, младший брат «Зари» ушёл в свой первый рейс к Урану. Ему дали имя «Дискавери», в честь корабля из «Космической одиссеи-2001», отказавшись от названия «Тантра», которое кто-то счёл чересчур уж двусмысленным. Опять же, реверанс в сторону американцев — первый-то тахионник получил название в честь советского «кинематографического звездолёта…. А вот французы же, у которых с космической кинофантастикой неважно, собираются назвать свой строящийся планетолёт 'Сирано» — в честь Сирано де Бержерака, первым из французских литераторов описавшего в книге «Иной свет или империи и государства Луны» полёт в космос.

— Всё сидишь за компьютером? — раздалось вслед за шорохом втягивающегося в переборку люка. — Лёш, я же просила не тянуть!

— Тянуть? Кого? За что? — пробормотал я. — Слушай, тут Валера заходил, жалобился, что ты его покидаешь. Ни за что не угадаешь, кого я ему присоветовал взамен!

— Даже пытаться не буду! — Юлька гневно тряхнула своими двумя каштановыми хвостиками. — И вообще, это свинство: корабль отбывает через полтора часа, а у тебя ещё конь не валялся! Упаковывай свои игрушки, а я пока займусь одеждой. Да, и «Скворец» не забудь, а то ведь Сернан ждать не будет, улетит без нас!

— Сернан? Кэп Сернан? Ну да, капитан «Тихо Браге»… Юлькины слова с трудом пробивались сквозь туман, окутывающий мой мозг. — А куда мы летим, на Землю?

— Нет, на Альфу Кассиопеи! — голос подруги сочился ядом кураре. — Лёш, хватит уже валять дурака, собирайся!

Она бесцеремонно сбросила меня с койки (что при половинной силе тяжести, установленной на «Заре», было не так уж и сложно) и вытряхнула из рундука сначала чемодан, а потом и сложенный гермокостюм. Я тяжело вздохнул — подчиняюсь грубой силе! — и принялся собирать вещи. А ведь действительно пора, пора домой! Отдохнуть, перезарядить аккумуляторы души, поваляться на зелёной травке, съездить с дедом и Бритькой в Запрудню, постоять на утиной тяге… Ну и семейная жизнь, конечно — обустроить своё гнездо, и не в родительской квартире а где-нибудь за городом, в лесу, чтобы дом из толстенных брёвен и высоченные сосны прямо у крыльца, и камин, у которого можно устроиться с книжкой и глиняной кружкой, полной обжигающего, пахнущего корицей и кориандром глинтвейна… А ещё — взять в кои-то веки нормальный отпуск, месяца на полтора, и поколесить вволю по планете. В Новую Зеландию, к примеру, съездить — ещё в той, прошлой жизни мечтал…

Нет уж, права Юлька: нечего тянуть, а то, и правда, опоздаем… Я решительно тряхнул головой, сбрасывая дремотное оцепенение этих дней, и потянулся к чемодану.

Конец четвёртой части

Эпилог

(6)

В парке было пусто. Лишь маячила в перспективе мемориальной аллеи пожилая пара, спешили по своим делам двое пацанят в юниорских курточках и пилотках — кажется, что в таких ходит половина местной детворы. Середина сентября, бабье лето, и хоть ветерок ещё теплый и листья на деревьях не торопятся желтеть, подступившая осень чувствуется во всём. И сильнее всего — в пронзительно-прозрачном небе над городом, в его бледной голубизне, отражающейся в полированном чёрном мраморе вертикальной плиты, на которой тонкими бороздами обозначены силуэты людей в скафандрах. Их двое, на лицах отпечаталось горе; один указывает другому на фигуру, вытянувшуюся ничком на неровной, изъязвленной метеоритными кратерами поверхности — человек застыл навсегда в попытке проползти ещё один, последний дюйм.

На боковой грани плиты на трёх языках высечена надпись: «Проложившим путь к звёздам». Она — тем, кто вернулся на Землю в запечатанных гробах или урнах с тонким прахом. Тем, кто навсегда остался на чужих планетах и в металлических скорлупах мёртвых кораблей, и тем, у кого нет даже подобия могил — их тела развеяны на молекулы, атомы, кварки… Их много, а будет ещё больше — а потому списка погибших во Внеземелье нет на скорбной плите. Но другие, те, кто приходит сюда, читает на гладком камне имена друзей. Они все тут, смотрят с гладкого камня, словно говоря: «пока вы помните нас, пока идёте проложенной нами дорогой — мы живы…»

Я положил перед фигурой три красные гвоздики и замер, отдавшись воспоминаниям. Шарль… его бюст стоит в приделе собора, в его родном городке Тёмно-серый минерал, из которого высечен бюст, доставлен из Пояса Астероидов — планетолог Пьявко, руководивший ловлей обломка, уверяет, что это габбродиабаз, вулканическая порода, обломки погибшей в древнем катаклизме планеты Фаэтон.

Месяц назад мы с Юлькой побывали в этом городке, поставили привезённые из Москвы церковные свечи. Старенький кюре, настоятель собора, не возражал — как не возражали отец Шарля, и Лена Титова, ныне мадам д’Иври, мать наследника древнего гасконского рыцарского рода. В генеалогическом древе, висящем над склепом, где покоятся многие поколения рода д’Иври, значится теперь и капитан космического корабля. Тот, что и в Дальнем Внеземелье не уронил славы, добытой поколениями предков на полях сражений Святой Земли, при Рокруа, в окопах Вердена, в рядах «Сражающейся Франции» и в сотнях других битв, отгремевших за тысячу земных лет. Как и его предки, Шарль не раз смотрел смерти в глаза, когда, словно необъезженного жеребца, приводил к покорности новый десантный бот, когда нырял в кипящую углеводородную атмосферу Титана, когда прорывался с потоками кипящей магмы сквозь «звёздный обруч» — и вот, погиб от рук таких же, как ты сам, людей, землян. Глупо, нелепо, обидно до слёз, но, наверное, неизбежно. Мы, человечество, только делаем первые шаги по тропе, уводящей нас от убийства себе подобных — и остаётся надеяться, что за пределами Земли для этой черты человеческой натуры не найдётся питательной среды…

Персональный браслет (с некоторых пор я ношу его и на Земле) дважды пискнул, напоминая о предстоящем совещании в Центре Подготовки. Присутствие обязательно, да я и без этого напоминания ни за что бы его не попустил — единственный пункт повестки это доклад Валеры Леднёва, всего пару дней, как вернувшегося с Энцелада на Землю, имея в багаже ворох идей, гипотез, теорий, и всё на тему «звёздных» обручей'. И если хотя бы половина из них подтвердится и в таинственных символах действительно зашифрована схема, подобная галактической сети «Звёздных Врат» из неснятого ещё сериала что ж, тогда я точно знаю, чем нам, бывшим «юниорам» — мне, Юльке, Вите Середе, Юрке-Кащею и ещё многим другим предстоит заниматься в ближайшие несколько десятков лет…