Этрусское зеркало
Шрифт:
Чем больше Смирнов говорил, тем спокойнее становился Альберт Демидович. Он превосходно умел держать себя в руках.
– Забавляетесь?
– скривился он.
– А убийца на свободе гуляет!
– Недолго ему осталось… В моей версии имеется одно шаткое звено - картина! Зачем было ее красть?
– Ваши домыслы оригинальны, но лишены всякого смысла, - высокомерно произнес Фарбин.
– Я люблю Алису… для этого чувства не существует прошедшего времени. С ее смертью ничего не меняется! Я не успел стать для нее тем, кем хотел. И что теперь остается мне?.. Савва Рогожин написал «Нимфу», предвосхитив события с величайшим прозрением гения! Прекрасная
– Ваше самомнение не имеет границ!
– заметил Всеслав.
– Образ Аполлона написан не с вас, судя по телу. Вы и ростом пониже, и мышцы у вас пожиже.
– При чем здесь тело?
– удивился господин Фарбин.
– Картина выражает идею - неукротимый дух, застывший в вечном порыве… такова природа богов! Алиса понимала это. Люблю тебя, но не земной любовью… Так она говорила. А я возжелал от нее любви земной… и теперь буду ловить только ее тень в быстротечных снах…
Телефонный звонок прервал его исповедь.
– Это мне!
– сказал Смирнов.
Услышанное вызвало на его лице плотоядную улыбку хищника.
– Полагаю, вы получили «благую весть», - съехидничал Фарбин.
– И теперь готовы сделать сенсационное заявление.
Глеб приоткрыл глаза… откуда-то сверху на него смотрели небесные пряхи. Клото сидела за прялкой. Лахесис, «дающая жребий», определяла длину нити жизни. Атропос, «неотвратимая» - самая старшая из сестер, - обрезала нить в том месте, которое указывала Лахесис…
– Так они все же существуют, - удивленно прошептал Глеб.
– Алиса была права! События заранее предопределены неумолимой судьбой. Что ж, это даже лучше. Нужно просто плыть по течению…
В голове шумело и кружилось, тело было вялым, обмякшим. Он попытался встать… резкая боль в ногах напомнила о недавнем происшествии. Вот оно что! Его закрыли здесь после неудавшейся попытки убить ненавистного Фарбина. Он не сумел! Проклятие…
Небесные пряхи равнодушно взирали на него с потолка. «Они же нарисованы!
– догадался Глеб.
– А я уже решил, что оказался в этрусском раю. Вместе с Алисой… Черта с два! Моя нить жизни оказалась крепче, чем я думал».
Дверь в комнату открылась, и на пороге показался Всеслав Смирнов - предатель, обманщик и фарбинский прихвостень. Глеб демонстративно отвернулся. Собственная участь была ему безразлична - только грызла обида на себя, что не расправился с Фарбиным. Попался, как идиот, в расставленный капкан!
– У меня к тебе дело есть, - как ни в чем не бывало заявил Смирнов.
Наглость некоторых людей не поддается описанию. Он еще смеет предлагать Глебу какое-то дело?!
– Пошел вон… - пробурчал Глеб, не поворачиваясь.
– Ты, парень, не кипятись попусту. Выслушай, а потом решай.
Глеб понял, что выбор у него небольшой - либо слушать, либо… Впрочем, второго варианта Смирнов ему не предоставит. Он настырный.
– Чего тебе?
– нехотя повернулся Конарев.
– Давай, выкладывай.
– Нужно позвонить одному человеку и кое-что сказать.
– Что?
– Я
написал… - Всеслав протянул Глебу листок из блокнота.– Скажешь только это. Ни одного лишнего слова. Понял?
– Ну…
Конарев хотел отказаться, но текст заинтересовал его. Он прочитал, вопросительно поднял глаза на сыщика. Тот отрицательно покачал головой:
– Никаких объяснений не будет. Ты согласен?
Глеб колебался. Его втягивают в странную игру… А, можно и рискнуть! Терять ему нечего.
– Ладно. А когда?
– Прямо сейчас. Зачем тянуть? Альберт Демидович!
В комнату бесшумно вошел Фарбин - при его немощи он двигался довольно легко и даже грациозно. А сокрушительный удар кочергой по ногам Глеба говорил о том, что в теле этого господина скрыта недюжинная сила. Он принес телефон.
– Дайте сюда!
Смирнов сам набрал номер, вручил трубку Глебу.
– Это Глеб Конарев, - выпалил тот без приветствия.
– Я вам звоню по поводу денег. Мне нужно много… сто тысяч долларов. Алиса написала мне письмо. Она все видела… Я могу обменять письмо на деньги. Срочно! Мне необходимо скрыться, вы знаете, почему. Жду вас в полночь возле дома в Васильках. Того самого… Все!
Глеб опустил руку с трубкой, посмотрел на застывших в ожидании мужчин.
– Он согласился…
Фарбин судорожно вздохнул, выпрямился.
– Вынужден покинуть вас, господа, - учтиво произнес он, чуть наклоняя голову.
– Мне нужно побыть одному, подумать. Вечер перед дуэлью! Весьма впечатляюще…
Он хмыкнул, откланялся и удалился.
– Странный тип… - пробормотал Глеб.
– У него это… «башня» не рванула?
Смирнов промолчал. Он перезвонил Еве и предупредил, что задержится.
Альберт Демидович заперся у себя в кабинете. Ему стало нехорошо. Мысли - то мрачные, то безумно-восторженные, вспыхивали и гасли, как догорающие огни. Они несли на себе отпечаток его любви к Алисе - запоздалой, горькой и пронзительной, подобной свету осеннего солнца. Прощальные лучи его оставляют в душе неизгладимый след какого-то непонятного, бессмысленного раскаяния, которое не приносит облегчения. Этот отпечаток его любви несло теперь на себе все - и дом, в котором целых шесть дней жила, дышала и смеялась Алиса, и лес, который окружал его, и небо, и ночная луна… и даже смерть приобрела ее непостижимые, загадочные черты.
Алиса первой прошла тот путь, который едва ли не с детства стал проклятием Фарбина… висящим над ним дамокловым мечом. И этот путь смерти теперь перестал пугать Альберта Демидовича. Там… на том берегу, стояла Алиса и звала его.
– Все изменилось… - прошептал он, ни к кому не обращаясь.
– Все прошло. Она ждет - нимфа, убегающая от своей судьбы.
Пока господин Фарбин предавался раздумьям и переживаниям, Смирнов сидел напротив Глеба, нехотя отвечая на его вопросы.
– Что за дуэль?
– допытывался у него Конарев.
– О чем говорил этот чертов старикан? Он собирается стреляться со мной? Или биться на кулаках?
– Мне самому хотелось бы это знать, - вздохнул сыщик.
– Что у него на уме?
– А кому я звонил?
– Чрезмерное любопытство вредно для здоровья, - отмахнулся Всеслав.
– Тебе, парень, о душе подумать не помешает, а ты все - кому? куда? кто? зачем? О суете мирской печешься!
Глеб насупился, замолчал. Но ненадолго.
– Алиса мне никакого письма не писала!
– выпалил он, бросая на Смирнова злобный взгляд.
– Это все твои выдумки!
– Ага…
– Что значит - «она все видела»? Что она могла видеть?