Ева и головы

Древесные грибы пахли так, будто хотели докричаться до всех и каждого в лесу. Ева обошла те, что росли на стволах деревьев по краям полянки, рассеянно говорила в эти огромные лесные уши какую-то чушь. Подобрала с земли и сунула в подготовленные для Мириама мешки несколько птичьих перьев — может, они хоть немного его порадуют? Не разоблачаясь, Эдгар шатался по поляне, вокруг повозки, бормоча молитвы и завывая иногда, точь-в-точь как призрак. Он смотрел на небо, и по мере того, как оно становилось из лилового непроглядно-чёрным, помешательство великана всё больше выплывало наружу. Эдгар сопел, хлопал руками, отчего одеяние плескалось, точно мантия. Клюв мотался вверх и вниз, великан походил на голубя, который пытается пропихнуть особенно большой комок пищи через зев.

Ева, предвидя момент, когда им придётся тронуться в путь, занялась делами. Она запрягла Мглу, проверила, как держатся подковы. Потом из заготовленного хвороста в заранее вырытой Эдгаром яме развела костёр, плеснув туда немного масла из лампы, чтобы быстрее загорелся. Раньше Эдгар пожурил бы её за расточительность, но сейчас ему было не до масла. Кроме того, денег и всяких менных вещей у них было достаточно, чтобы получить столько масла, сколько нужно. Проверила ещё раз мешки для Мириама, которая сама же чуть раньше собирала. Кусок копчёного свиного окорока будил в животе маленьких голодных зверьков. Несколько краюх хлеба, сытные плотные лепёшки, которые долго не портятся. Кочаны капусты. Небольшой мешок, набитый пшеницей. Девочка полагала, что Мириам будет доволен. С таким запасом в одиночку он продержится в лесу больше месяца. Она стащила всё это на центр поляны, отнесла лампу, под завязку заполненную маслом. Девочка могла быть собой довольна — всё, что нужно, она предусмотрела.

Наконец, среди руин показался огонёк, замелькал, прикрываемый рукой, пока его хозяин перебирался через останки стены. Ночные птицы смолкли на миг, а потом запели все разом, ещё сильнее, чем раньше, будто хотели замаскировать, скрыть присутствие троих человек в покинутом солнцем мире. Как только огонёк, точно большой светляк, выполз на поляну и стало возможно разглядеть фигуру Мириама в несуразном колпаке, на этот раз сдвинутом на лоб (тень от него была точно от тучи), Ева кинула в костёр первый пучок травы.

Мириам, кажется, с трудом удерживался от того, чтобы не броситься наутёк. Еве вспомнились его слова — «прокажённые тоже боятся». Но их самих, этих ходячих мертвецов, предназначенных для медленного исчезновения из мира живых и такого же постепенного появления в лимбе, в чистилище, так сказать, выцветания, боялись до колик. И всё-таки, до чего странно было видеть калечные пальцы свободной правой руки, которая, трясясь, то и дело осеняла владельца её крёстным знамением. Девочка хотела кликнуть Эдгара, но тот сам уже заметил фонарь и, тяжело ступая, двинулся в ту сторону. Ева, вытащив из костра лучину, чтобы поджечь лампу, присоединилась к Эдгару. Пока ещё возможно что-то разглядеть на расстоянии в несколько шагов, нужно поприветствовать гостя. Но он не двигался с места — как будто замёрз, увидев в свете костра спешащие к нему фигуры.

Позже Ева смогла себе в красках вообразить, что видел Мириам (конечно, ничего такого не ожидавший). Лоскуты эдгарова одеяния в полутьме вполне могли сойти за местами оборванные, местами встопорщенные перья, одетое в них существо о двух человеческих ногах и без передних конечностей отклонялось то вперед, то назад под весом могучего клюва. Ещё он увидел маленькую девочку, уцепившуюся за пучок перьев (или же демоническую карлицу?). Он завизжал, грохнулся на колени, выронил фонарь (слава Богу, тотприземлился на ножки и не прибавил к болячкам Мириама ещё и боль от ожога), причитая и пытаясь отползти, сдирая свои язвы о колючую траву и размазывая по щекам слёзы.

Эдгар и Ева остановились — великан был изумлён до крайности, он не мог соотнести свой внешний вид с реакцией Мириама, — переглянулись, не представляя, что делать дальше.

— Дорогой Мириам! — Ева сделала шаг вперёд и собиралась сделать ещё один, но поняла, что не может — Эдгар крепко держал её за воротник. Поэтому она продолжила с безопасного расстояния: — Милый Мириам! Это же мы!

Первый приступ испуга уже прошёл. Прокажённый сидел на земле и всхлипывал, не отрывая глаз от Евы. Ева видела, как двигался в его рту, будто червь в яблоке, язык, но до них не доносилось ни звука. Когда Мириам вновь сумел заговорить, в его горле поселилась жестокая икота.

— Я понял… простите… простите… просто мне вдруг привиделся бес, сатана в перьях и с головой дохлой вороны. Я знал, что странный народ может изобретать странные методы защиты от зла… не поверите, знал, с са-амого детства, но вы всё равно сумели застать меня врасплох. Но теперь-то я сам такой. Что же, буду знать.

Он отдышался, выпрямив ноги и облокотив своё туловище на дрожащие, выпрямленные руки.

— Впрочем, я уже снова владею собой и вижу что вы — это вы, и птичьей головой здесь и не пахнет, а только странного покроя платьем… будьте добры, что у вас там за тень на плече? Ага, вижу, ничего такого, что вообразила себе моя больная голова.

Голос его говорил об обратном. Еве мерещилось, что в глотке засела целая уйма сверчков, все они поют и скрипят своими крылышками. Она всерьёз ждала, уставившись на полуоткрытый рот прокаженного, что оттуда сейчас вылетит несколько насекомых.

Так прошло некоторое время, мелькнуло выстрелившим в небо искрами костром, стряхнуло с ели шишку. Какое-то очень короткое, но того хватило, чтобы все участники действа поняли что-то своё: Эдгар понял, что запретные тайны так и останутся для него сегодня под печатями. Он просто не сможет протянуть руку, чтобы сорвать их. Мириам, безуспешно боровшийся с икотой, подумал, что сейчас, когда свет лампы освещает несуразную фигуру великана, когда «клюв» смещён на подбородок и мешается с густо намазанными тенями, она напоминает не то неуклюжего ангела, ударившегося головой о землю и забывшего откуда он родом, не то кого-то из библейских гигантов в их странном и просторном одеянии и с украшением из пальмовых ветвей на плечах. Ева, оторвавшись от созерцания рта Мириама, поняла, что всё закончилось вовсе не так, как должно было. Этот обмен мгновенными образами, который произошёл между ними, нарушил что-то в обговорённом днём плане.

Эдгар повернулся и тяжело потопал к повозке, где лошадь уже вроде бы привыкшая к новому облачению костоправа, настороженно повернула голову. Ева бросилась забрасывать костёр землёй, потом приблизилась к середине поляны, чтобы забрать инструменты. Мириам уже маячил на краю поляны — кажется, он восседал на осколке стены. Фонарь исчез из виду, однако его трепещущий, рассеянный свет разливался там, будто отсвет солнца из-за края земли, подсвечивая древесные корни и листья красного вьюнка.

Ева приложила ко рту руки и крикнула:

— Мы оставляем вам еду! Всю эту еду. Кушайте и не забывайте благодарить Господа.

С этим они отбыли восвояси, впервые отправившись в путь по проложенной госпожой Ночью тропе.

— Я чуть было не стал для этого бедного существа одушевлённым, вещественным дьяволом, — сказал Эдгар, стянув свой ужасный клюв и бросив назад, в повозку. — Бедное-бедное существо, как оно тряслось при виде ножа в моей руке!

— Его зовут Мириам, — напомнила Ева.

— Какая разница, как его теперь зовут? Мы его никогда больше не увидим. Проказа съест его заживо, переварит и выплюнет в какую-нибудь канаву, как и всех прочих.

— И ножа у тебя в руке не было… он лежал там, на траве, вот в этой сумке. Я-то знаю, я проверила.

— Я был для него воплощённым сатаной, — сказал Эдгар. — А ведь я наивно полагал, что молитвы искупят чудовищное злодеяние, которое готовился совершить. Слава всему, святые не допустили тому случиться. Теперь, покуда меня не сверзли на месте в яму адскую, а отпустили, поджавшего хвост, снова в дорогу, настало время для долгих мыслей. Долгих мыслей, скрипа колёс и простого выбора. Ах, был бы где рядом Господь, мой ослик, уж он-то подсказал бы путь…